Имперские войны: Цена Империи. Легион против Империи - Александр Мазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну да Черепанов и без этого письма все понимал. Но все-таки хотел свадьбу справить как положено. Хоть чем-то утешить свою девочку, которая в одночасье потеряла и отца, и деда.
Народу на свадьбу собралось не так чтобы много… тысяч примерно десять. Правда, в большинстве – солдаты из войска жениха. Но зато поздравлений поступило: телегу загрузить можно… нет, не так представлял себе Черепанов свою свадьбу. И невеста его не так ее представляла… и тень смерти, которая нависла над ними, ощущалась Черепановым почти физически. Звали эту тень – Максимин фракиец…
Только Леха Коршунов, рикс Аласейа, он же – легат Алексий Виктор (произвели его в легаты новые Августы), чувствовал себя превосходно:
– Ничего, командир! Прорвемся! Бывало и похуже! Ты только глянь, какие у нас орлы!
Орлы и впрямь были хоть куда. И аквилы золотые, и те, кто под этими аквилами в бой ходил. Никто из Черепановских ветеранов от него не оступился, хотя они ведь и под Максиминовым командованием воевали. Но выбрали все-таки своего, кентуриона-примипила-префекта-легата Геннадия Черепа. Это было чертовски приятно. Ну о Коршуновских готах-гепидах – и говорить нечего. У этих и выбора быть не могло. Аласейа – их рикс. И этим все сказано. Базара нет.
Глава одиннадцатая
Через Европу и Азию – к вратам Средиземного моря
Лето девятьсот девяносто первого года от основания Рима. Иллирия, Фракия, Вифиния… СирияДорога в Сирию – нелегкая. Сначала – морем, потом сушей. Через юг Европы, через Азию. Через Эгейское море, через Вифинию и Каппадокию. Горы, пустыни… тяжелый путь. Но римских легионеров не зря «мулами» кличут. Все сдюжат. Сдюжили они и этот суровый марш. Вышли на рубежи. И все же перед решающим броском на заветный город Антиохию Черепанов решил лично провести рекогносцировку. Нет, сам в город он поехать не рискнул – послал (с разрешения Коршунова) Анастасию. Антиохия – ее родной город. Пусть с тех пор, как она уехала отсюда, прошло почти восемь лет, но это ведь Восток. Здесь не склонны к переменам. Однако ж, отправив жену друга в Антиохию, сам Черепанов отсиживаться в лагере не стал. У него тоже был здесь человек, с которым стоило пообщаться…
Запах мясной похлебки выползал из дома, заставляя работавших в давильне рабов глотать слюни. Но они забыли о нем, когда увидели чужака, шагавшего по кипарисовой аллее, ведшей от ворот к дому. Ну не совсем чужака – легионера. Вернее даже – опциона. Ветерана лет сорока, в поношенной одежке и запыленном плаще, наброшенном поверх кирасы.
– Хозяин – где? – спросил ветеран, останавливаясь и тоже вдыхая аппетитный запах.
– Там. – Старший из рабов, загорелый до черноты, показал на двери. – На запах иди.
– Понял, – сказал ветеран, легко, как молодой, взбежал по лестнице и скрылся в доме.
Хозяина он отыскал на кухне. Рядом с большой, пышущей жаром автепсой[104] стоял крепкий старик, чья мускулистая шея была покрыта сложной сеткой шрамов и морщин. Смотрел, как повар-нумидиец колдует над котелком.
– Здравствуй, Маний, – негромко произнес пришелец.
Старик проворно обернулся:
– Череп!
– Т-с-с! – Гость приложил палец к губам.
– Понял…
Хозяин разглядел незамысловатый прикид своего гостя и кивнул.
– По делу ко мне или как? – спросил он вполголоса.
Черепанов кивнул на нумидийца.
– Говори спокойно, – сказал бывший префект Скорпион. – Он глухой.
– Угу. Давай для начала обнимемся, что ли? – предложил Черепанов, усмехнувшись.
Друзья обнялись.
– Рад тебя видеть, старина, – растроганно произнес Митрил. – Только чую: не просто так ты ко мне заглянул.
Геннадий покачал головой:
– Что в Империи происходит – знаешь?
Теперь покачал головой Митрил.
– С тех пор как… ну в общем, с тех пор как я здесь, новостями не интересуюсь. Ни к чему мне. Ты издалека? Устал?
– Есть немного.
– Спешишь?
– Умеренно.
– Тогда так: сначала банька, потом перекусим, а потом вниз спустимся. Там над морем роща кипарисовая, а в ней – священный источник Посейдона. Дивное место. И тихое. Там и поговорим.
Средиземное море – не такое, как Черное. Не потому, что оно больше. Просто… оно другое. Особенное. Уже как бы не море, но еще не океан…
– Антиохия – ворота Египта, – сказал Маний Митрил. – Ключ ко всему средиземному морю. Но удержать этот ключ трудно. Сирийцы – ненадежный народ. А тут еще Ардашир парфянский в затылок дышит… нельзя на них давить. Максимин не понимает. Для него главное – то, что на Западе. Но здесь… ты видел пустыню?
– Мы по ней шли, – сказал Черепанов.
– Вот! Тут так: или ты бережно лелеешь каждый клочок плодородной земли – или к тебе приходит пустыня. А она напоминает о себе каждый день. Каждый раз, когда ветер дует с Востока. Здесь нельзя выжимать все соки, иначе останется только песок. Максимин не понимал… Ты – понимаешь?
– Наверное, – сказал Черепанов. – Мне нужно пожить здесь, оглядеться, разобраться… – Он поднял голову и посмотрел прямо в глаза старого друга: – Ты поможешь мне, Маний?
– Может быть… не знаю… – Митрил отвел взгляд. Теперь он смотрел на синеву моря, особенно яркую – под выцветшим белесым небом.
Помолчав минуты три, Маний Митрил спросил, по-прежнему не глядя на Черепанова:
– А что ты сделаешь, когда сюда придет фракиец?
– Если придет…
– Непременно придет! – Митрил подобрал камешек, гальку из декоративного бордюра вокруг фонтанчика, и метнул ее в море. Далеко метнул – рука у Скорпиона по-прежнему была сильная.
– Если сирийские легионы меня поддержат, я его не боюсь! – твердо сказал Черепанов. – Максимину не найти столько кораблей, чтобы переправить большую армию. Да и через пустыню ее не провести. Он приведет с собой тысяч двадцать, не больше. Мы справимся.
– Ты уверен? Фракиец – великий полководец.
– Я справлюсь, Митрил. Я воевал за него – и знаю, как он воюет. Он разобьет меня, только если сумеет застать врасплох. А это, сам понимаешь, вряд ли… море, пустыня… ты поможешь мне?
– Начинай, – сказал бывший наместник Сирии. – Там посмотрим. Но начать я тебе советую не с легионов – с Гельмия Гульба. Выпусти ему кишки – и неделю сирийцы тебя будут любить больше, чем родных матерей.
– А потом?
– А потом могут и перестать. Это Восток, Череп, здесь власти мало внушать страх и поддерживать порядок. Здесь власть должна быть такой, чтобы пред нею благоговели и испытывали ужас. И еще власть должна проверять каждую чашу вина – нет ли в ней яда? Вспомни Мамею…
– Ничего, – сказал Черепанов. – Я справлюсь. С тобой или без тебя. Но с тобой, Маний, мне было бы веселее!
– Посмотрим! – сказал Маний Митрил. – Но лучше поторопись. Скоро придут баржи с египетским зерном. Ты понимаешь, о чем я?
– М-да, – пробормотал Черепанов, покидая поместье. – Ты прав, Митрич, Восток – дело тонкое…
– Ну как? – спросил Коршунов три часа спустя. – Что он тебе рассказал про этого Гельмия?
– Знаешь, Леха, почему я не хочу быть императором?.. – произнес Черепанов.
– А ты не хочешь? – Алексей усмехнулся. – Вот это новость!
– Ты слушай меня, легат! – строго произнес Черепанов. – Острить позже будешь. Когда тебя в очередной раз на кресте подвесят. Так вот… Я не хочу быть императором потому, что для каждого императора наступает такое пакостное время, когда он, чтобы уцелеть, вынужден гнать от себя старых друзей и сажать на их место всяких гнусных засранцев. Таких, как Гельмий Гульб.
– Да ладно тебе, – сказал Коршунов. – Наверняка можно и по-другому.
– Можно, – согласился Черепанов. – Например, превращать в гнусных засранцев старых друзей.
– Ты что, передумал? – насторожился Алексей. – Ты не хочешь брать Антиохию?
– Почему это? Я сказал, что не хочу брать всю Империю целиком, а эту теплую экзотическую страну, которая называется «провинция Сирия», мы непременно возьмем. Этот кусок как раз по размерам нашего рта. Только нам стоит поторопиться. Я не хочу, чтобы вести о нашем появлении дотянулись до ушей прокуратора Сирии раньше, чем мои пальцы дотянутся до его загривка.
Глава двенадцатая
Антиохия
Лето девятьсот девяносто первого года от основания Рима. Антиохия, столица провинции СирияОни успели. Взяв с собой только тысячу всадников, ворвались в город на исходе ночи, незадолго до рассвета. Обленившуюся сонную гвардию наместника даже не стали резать: при виде свирепых германцев те сами побросали оружие. Беспечного прокуратора Гельмия выдернули из постели, где он наслаждался обществом аж пяти девок (хотя ему и одной было много), голого вышвырнули из дворца, кубарем, с лестницы, – под ноги новому наместнику.
Пылали факелы, багрово алели шлемы воинов. Тоже вытащенные из постелей (по наводке Анастасии) и в большинстве изрядно перетрусившие «лучшие люди» города с трепетом взирали на то, как творит суд новый наместник. А новый наместник наклонился к валяющемуся у его ног прокуратору и спросил: