Клубничка на березке: Сексуальная культура в России - Игорь Кон

«А о том, что я забеременею, мне просто, честно говоря, в голову не приходило. Нет, у меня были в жизни примеры, и подружки с этим мыкались, с этими абортами, но я как бы считала, что со мной этого произойти не может» (дебют в 16 лет).

В больнице «ужасно обращаются… Со мной девушка лежала, лет 16, как и мне…Они ей так и говорят, ну что, проститутка, пришла сюда. Вот если по знакомству, совсем по-другому» (аборт в 16 лет).

«Я уже не думала о ребенке, я думала об этом как об операции, как аппендицит. Мне же нужно было и в институт поступать, учиться» (аборт в 16 лет).

«В тот момент я боялась родителей больше, чем аборта. А рожать – нет, это такая ответственность» (аборт в 16 лет).

Главный практический вывод проекта РиДМиЖ: «Основной путь снижения числа абортов – развитие службы планирования семьи и системы сексуального образования» (Захаров, Сакевич, 2007. С. 164).

Но его в России, увы, не существует.

Активную кампанию за полный запрет абортов ведет РПЦ, и в этом ее поддерживают, из популистских соображений, многие политики. Разумеется, их мнение противоречит общественному. Люди, которые помнят советские времена, понимают, как это было ужасно. При недавнем национальном опросе Левада-Центра был задан вопрос: «В последнее время и у нас, и за рубежом бурно обсуждается проблема абортов. Должна ли женщина иметь право на аборт?» 70% (в 1999 г. – 69%) опрошенных женщин определенно ответили «да» и лишь 16% (в 1999 г. – 21%) – «нет» (Волков, 2008). Но никаких гарантий, что запрета не будет, у народа нет. К тому же современная контрацепция требует определенных знаний, объем и содержание которых все время меняются. Это значит, что сексуальное образование должно быть обязательным, систематическим и постоянно обновляющимся. Без помощи государства это неосуществимо.

ЗППП И ВИЧ

Один из важнейших показателей сексуальной безопасности общества – статистика заболеваний, передающихся половым путем (ЗППП).

В советском публичном дискурсе, как и в XIX в., эти болезни считались постыдными и замалчивались. Это мешало санитарному просвещению, особенно когда речь шла о новых инфекциях, о которых люди ничего не знали. Однако бесплатная государственная медицина, сочетавшая лечение в специализированных кожно-венерологических диспансерах и клиниках с принуждением – все случаи венерических заболеваний официально регистрировались, больных брали на специальный учет, источники заражения выяснялись, и врачи, с помощью милиции, старались проследить всю цепочку опасных связей, лечение было принудительным, уклонение от него и заведомое заражение кого-либо венерической болезнью подлежало уголовной ответственности (статья 115 Уголовного кодекса РСФСР), – позволяла блокировать опасность, удерживая ее в определенных рамках.

Заболеваемость сифилисом и гонореей даже снижалась. По официальной статистике, в 1987 г. в СССР на 100 тыс. населения было 5,6 больных сифилисом (в 1985 г. – 9,6), в 2,2 раза меньше, чем в США, и 86 больных гонореей (в 1985 г. – 113), в 6 раз меньше, чем в США. В 1988—1989 гг. уровень заболеваемости сифилисом достиг наименьшего показателя – 4,3 на 100 тыс. населения. Даже с учетом ненадежности подобной статистики, это можно было считать достижением.

Тем не менее, уже в начале 1980-х годов врачи отмечали значительный рост среди молодежи и подростков так называемых малых венерических заболеваний, которые часто протекают бессимптомно и при неупорядоченных сексуальных связях образуют запущенный «букет», с которым потом трудно сладить. Никакой сколько-нибудь серьезной профилактической работы среди населения не велось. Например, о генитальном герпесе и хламидиозе люди практически ничего не знали, пока не сталкивались с ними на личном опыте. Особенно много проблем было у молодых людей, которые не знали, что они больны и чем именно. Вместо того чтобы сразу обратиться в вендиспансер, юноши занимались самолечением, наживая в результате новые болезни. У урологов даже появился новый диагноз «хронический юношеский простатит».

Развал советской системы резко ухудшил эпидемиологическую ситуацию. Экстенсивная половая жизнь с меняющимися партнерами, при незнании и несоблюдении элементарных правил безопасности и гигиены, сама по себе опасна. Кроме того, государственная медицина ослабела, а то и вовсе рухнула из-за отсутствия средств, лекарств и оборудования, а частная медицина не всем доступна и к тому же, когда дело касается заболеваний, требующих длительного лечения и последующего контроля, менее эффективна. Ослабел и административный контроль, а официальная статистика стала еще менее надежной.

Это вызвало быстрый рост всех ЗППП, особенно среди молодежи и подростков. С 1990 по 1996 г. заболеваемость сифилисом в России возросла в 48 раз, а у детей – в 68 раз. По числу зараженных сифилисом на 100 тыс. населения Россия в 50 раз опередила США и Западную Европу. В 1997 г. по заболеваемости сифилисом Россия заняла первое место в Европе (277,3 на 100 тыс. населения, по сравнению с 0,7 в западных странах) (Чубенко, Рябцева, 2007; Kontula, 2004).

В связи с более ранним началом и экстенсивностью сексуальной жизни и, особенно, с ростом детской проституции жертвами ЗППП все чаще становились дети и подростки 12—14 лет. Показатели по ЗППП и ВИЧ-инфекции у российских подростков в 1990-х годах были в 100 раз выше, чем в странах Западной Европы. При этом, по данным известного московского эпидемиолога О. К. Лосевой, заболеваемость среди девочек была в 2—2,5 раза выше, чем среди мальчиков.

В результате героических усилий медиков и использования новых, более эффективных препаратов в самом конце 1990-х годов эту тенденцию удалось переломить. Но хотя последние 10 лет показатели заболеваемости сифилисом в России снижаются, уровень его распространенности остается очень высоким. В 2007 г., по данным Всемирной организации здравоохранения, в стране было зарегистрировано 88 178 случаев заболеванием сифилисом или 62, 14 в расчете на 100 тыс. населения. Это почти в 15 раз больше, чем в странах Европейского Союза. По уровню заболеваемости сифилисом среди европейских стран Россия занимает 2-е место (уступая лишь Молдове). ЗППП являются второй по значимости причиной утраты здоровья женщин в возрасте от 15 до 45 лет (после заболеваемости и смертности, связанной с беременностью и родами) (Каткова, 2002).

Самый убедительный пример неэффективности командно-административных методов «управления» сексуальностью – провал профилактики ВИЧ-инфекции.

Благодаря социальной и сексуальной изоляции страны, ВИЧ пришел в СССР значительно позже, чем на Запад и в более мягкой форме. Мы имели несколько лет форы для подготовки к нему, но все это время было потрачено впустую. Сначала советская пресса, при участии чиновных эпидемиологов и руководителей Минздрава, использовала эпидемию для грязной антиамериканской пропагандистской кампании, утверждая, будто ВИЧ изобретен Пентагоном в военных целях. Одновременно уверяли, что нам бояться совершенно нечего, потому что вирус поражает гомосексуалов и наркоманов, против которых у нас есть такое мощное средство, как уголовный кодекс (Бургасов, 1986). Когда инфекция в СССР все-таки пришла и был диагностирован первый больной, начали создавать специализированную службу диагностики, но все цифры держали в секрете. Лишь в 1987 г., не столько в связи с осознанием опасности ВИЧ, сколько в результате гласности, о СПИДе начали говорить публично, однако все внимание было сосредоточено на так называемых «группах риска» – проститутках, наркоманах и, особенно, гомосексуалах, которых малевали самой черной краской. Что касается сексуально благонадежных граждан, то им рекомендовали просто придерживаться норм традиционной моногамии, не нарушать супружеской верности, а при случайных связях, «которых, впрочем, быть не должно», применять, как выразился в своем первом телевизионном интервью заведующий первой лабораторией по диагностике и лечению СПИДа Вадим Покровский, – «извините, презерватив». Так это неприличное слово впервые прозвучало с непорочного советского телеэкрана. Все это скорее развлекало, чем пугало.

Что же касается самых решительных людей, то им все было ясно. В «Комсомольской правде» 1 августа 1987 г. было процитировано письмо 16 студентов-медиков, рассматривавших СПИД как средство нравственного очищения общества и призывавших к физическому уничтожению всех проституток, наркоманов и гомосексуалов. С этим мнением, разумеется, не согласились. Президент Академии медицинских наук В. И. Покровский сказал, что такие люди просто не достойны быть врачами. Однако социальные и психологические аспекты эпидемии замалчивались и недоосознавались.

Первой серьезной тревожной публикацией о СПИДе в массовой печати стала составленная из серии интервью статья Аллы Аловой «Жизнь при СПИДе: готовы ли мы?» в популярнейшем в то время еженедельнике «Огонек» (Алова, 1988).

Отвечая на вопросы этой журналистки, я сказал, что меня крайне беспокоят «настойчивые разговоры о группах риска. Мы как бы отгородились от проблемы СПИДа этими группами: мол, СПИД – это там, у них, за непроницаемой стеной, а тут у нас все спокойно. Но стены нет, группы риска обитают не на Луне, а здесь, среди нас. И, простите, половой жизнью живут не только группы риска. Вполне добропорядочные люди тоже занимаются сексом, и не только со своими супругами, хотя бы потому, что не у всех есть семьи... Опасность заразиться СПИДом уже давно вышла из “резерваций” групп риска... Зоной риска стал вообще секс. И внебрачные, и добрачные, и даже брачные связи». Но секс как таковой устранить нельзя. На опыте борьбы американской армии с венерическими заболеваниями были показаны преимущества «оппортунистической» тактики перед «радикальным» требованием воздерживаться от случайных сексуальных связей, объяснялось, что эффективное использование презервативов зависит не только от их наличия и качества, но и от общей сексуальной культуры населения.