Грета Гарбо и ее возлюбленные - Хьюго Виккерс

Обиды и раскаяния

Как-то раз зимним днем 1959/1960 года Гарбо, как обычно, рассматривала товары, выставленные на полках ее излюбленного магазинчика «Здорового Питания» на углу Восточной Пятьдесят Седьмой улицы и Лексингтон-авеню. Неожиданно в поле ее зрения показался остроносый башмак с серебряной пряжкой. Краешком глаза Гарбо заметила черный широкий плащ.

«Мы что, сегодня не разговариваем?» — спросила Мерседес. Гарбо не только не удостоила ее ответом, но даже не взглянула. Носок башмака исчез из поля зрения. Это была единственная встреча Гарбо и Мерседес той зимой. Гарбо считала, что у нее имеется достаточно причин злиться на Мерседес. Из-за неумелых действий присоветованного Мерседес врача, Макса Вольфа, она страдала от вывиха бедра.

Вскоре после этого Мерседес совершила настоящее преступление, опубликовав свои мемуары «Здесь покоится сердце». Их написанию Мерседес посвятила несколько лет и в 1960 году отправила один экземпляр Сесилю. Тот писал:

«Большое спасибо за книгу — наконец-то она вышла! Наверняка ты ужасно обрадована. Внешне она производит очень даже приятное впечатление и, как мне кажется, должна тебе чисто внешне понравиться. Скажи, а в журналах ты ее пробовала публиковать? Как мне кажется, это единственный способ хоть сколь-нибудь заработать. Мне будет весьма интересно узнать, какие на нее отклики. В книжке полным-полно любопытных вещей, и я с удовольствием прочел ее, особенно если учесть, что мне посчастливилось знавать многих из тех, о ком ты пишешь. Я дал почитать книгу моей соседке Джулиет Дафф, и она просто в восторге».

Другой читательницей стала Элис Токлас:

«После твоей книги я никак не могу перевести дыхание — я чувствую себя взволнованной и счастливой. Я преклоняюсь перед тобой за твой труд. Твоя душа такова, что ты у нас сама скромность. Прости меня за мое изумление. Например, твоя история Гарбо — не что иное, как классика, в конце ты сделала из нее величайшую героиню нашего времени, точно так же, как из Марлен Дитрих — душевную, но совершенно обыкновенную женщину».

«Здесь покоится сердце» стало одной из тех книг, что вышли явно не ко времени. И интерес к таким личностям, как Гарбо или Дитрих, был в пятидесятые годы не столь велик, как то имело место позднее. Сама же Мерседес была настолько тяжелым в общении человеком, что многое из написанного ею не внушало доверия. Многие отказывались верить ее историям, а кто-то из знакомых с издевкой перефразировал название самой книги: «Здесь покоится лживое сердце…». Тем не менее, как это часто случается, рассказанные Мерседес истории выдержали проверку временем, и даже если кое-какие детали оказались в них перепутаны, даты взяты наугад, а кое-какие загадочные совпадения явно были плодом фантазии, однако суть повествования оставалась верной. Книга вышла одновременно в Нью-Йорке и Лондоне. Один из обозревателей писал, что нашел в ней «ум и сердце женщины, чья жизнь была посвящена мужественному поиску духовных ценностей и романтичных, а подчас даже экстравагантных приключений». Однако, несмотря на многочисленные отклики, самой Мерседес от этой публикации не досталось ни гроша. Тем не менее вовсе не публикация книги «Здесь покоится сердце» проложила пропасть между Мерседес и Гарбо. Просто Гарбо пришла в голову мысль, что Мерседес приносит ей одни несчастья. И когда эта мысль полностью завладела Гарбо, то бедной Мерседес уже не на что было рассчитывать. Она навсегда угодила у Гарбо в черные списки.

Как-то раз накануне Нового Года Мерседес позвонила бывшей подруге, но Гарбо повесила трубку, сказав коротко: «Я не хочу с тобой разговаривать».

Мерседес доложила об этом случае Сесилю. Тот ответил:

«Как это по-детски со стороны Греты: вот так запросто вешать трубку — меня это просто бесит».

Гарбо оставалась в Нью-Йорке, «понапрасну убивая время в этой ужасной квартире». Она тягалась по этим душным улицам за продуктами из магазина «Здорового Питания» до тех пор, пока не настала пора пуститься в ежегодные странствия на юг Франции, за которыми в этом году последовал месяц в Клостерсе с Залькой Фиртель, чтобы вылечить вывих бедра. Юг Франции оказался не столь воодушевляющим.

«Я никого не видела», — сообщала Гарбо Сесилю.

В конце ноября Гарбо осчастливила Сесиля визитом. Она приехала в Лондон в сопровождении Сидни Гиляроффа — одного из самых знаменитых голливудских парикмахеров. Сесиль, как обычно, скрупулезно зафиксировал этот визит в своем дневнике:

«Гилярофф, эмгеэмовский парикмахер — единственный, кстати, с кем я не мог нормально общаться в студии, когда работал над «Жижи», — позвонил, чтобы сказать мне, что мисс Гарриет Браун остановилась вместе с ним в небольшой квартирке на Шепердс-Маркет. Все это показалось мне весьма странным и совсем не к месту, поскольку, мне кажется, сейчас не лучшее время для того, чтобы вернуться в Лондон после семилетнего (!) отсутствия.

И действительно, этот визит обернулся провалом. Гилярофф — третий сорт, не выше, и квартирка у него тесная и неудобная. Правда, Грета согласилась приехать ко мне в деревню на уик-энд. Эта поездка оказалась «скомканной» из-за какого-то обеда, который, как и следовало ожидать, конечно же, не состоялся, но, вопреки всем ожиданиям. Грета появилась у меня — в сопровождении Саймона Флита — в воскресенье утром. Вид у нее был вовсе не такой уж «зачуханный» (ее словечко), как я ожидал после девяти месяцев разлуки. Когда она вышла из вагона в сопровождении этого надутого Саймона, то разрывалась между двумя желаниями — с радостью броситься мне на шею и одновременно не привлекать к себе внимания посторонних. Она смеялась, полузакрыв глаза. Затем, убедившись, что поблизости нет никаких соглядатаев, она дала волю чувствам и радостно расцеловала Джулиет Дафф (та пришла встретить Саймона) и меня — в общем-то, нечто такое, чего она никогда не позволяла себе на людях. На ней был лыжный костюм и умопомрачительная шерстяная шляпа, вроде тех, что носят дети в Тироле. Длинные волосы перекрашены в рыже-каштановый цвет — да еще и с челкой. «Ну и ну, кто бы мог подумать!» Пока мы ехали по осенним проселкам в Бродчолк. Грета пребывала в лучшем своем настроении. Меня беспокоило только одно — как отнесется к ней моя матушка, неужели, как раньше, примет ее в штыки? Прошлый раз ей показалось, будто Грета задумала у нее отнять меня, так что ситуация была — не дай бог. Я пытался успокоить Грету, говоря ей, что матушка давно не испытывает к ней никакой ревности, но Грета все равно ужасно перепугалась, когда, перепутав комнаты, по ошибке заглянула к моей матушке. Та спала и ничего не слышала. Однако за этим расстройством последовало другое, когда Грета никак не могла найти свою сумочку. Может быть, она оставила ее в поезде? И почему это Саймон предавался болтовне, когда они прибыли в Солсбери (вот уж!). Я уже начал подумывать о том, не позвонить ли мне в полицию — правда, это повлекло бы за собой постороннее любопытство, — когда Грета обнаружила, что оставила сумочку в туалете. Однако два этих случая плюс сам ее визит окончательно выбили меня из колеи. С ней вечно что-то приключается. Интересно, за чем очередь?