Русская весна - Норман Спинрад

Неосуществимая мечта каждого москвича – иметь машину или мотоцикл – совершенно неожиданно и очень быстро стала реальностью, причем не потребовалось даже денег – все за вполне доступные ежемесячные отчисления. В результате возникли гигантские автомобильные пробки; при этом тротуары всех улиц и переулков, все дворы были забиты машинами, припаркованными в большинстве случаев вопреки правилам. Повсюду можно было видеть милиционеров, управляющих движением. Они беспрерывно и чаще всего тщетно размахивали белыми жезлами: новое поколение советских мотоциклистов предпочитало не обращать на них ни малейшего внимания. Для этой категории нарушителей создавалась скоростная полиция преследования.

На всех перекрестках водители торопились осуществить свое законное право на правый поворот, развороты были запрещены, однако старые автомобилисты упрямо нарушали нововведение, пытаясь развернуться через осевую, и главные магистрали, где в великом множестве уродовались автомобильные крылья, стали настоящим кошмаром.

Каждую неделю появлялись десятки новых кинотеатров, салонов видеопроката, ночных клубов, театров, дискотек, салунов и ресторанов. Повсюду открывались фирменные книжные магазины и художественные галереи. Уже выросли двадцать новых отелей, и реклама извещала о строительстве новых. У Парка культуры работало казино, а рядом с Министерством иностранных дел на Арбате ждали клиентов стриптиз-клубы. Количество потребляемого алкоголя – водки, ликеров, вина и пива – определялось теперь только бездонным аппетитом населения, город заполнили торговцы наркотиками со всех уголков Европы. Арбат стал походить на Сен-Жермен, улицы вблизи Красной площади – на Пикадилли Серкус, проститутки зазывали клиентов прямо на Лубянской площади. Время продажи спиртного было продлено, но на ограничения никто не обращал внимания, и их сняли вовсе. Выпивка стала доступна в любое время, а в два часа ночи у станции метро "Арбатская" можно было опьянеть от одной энергии окружающей толпы. Метро не работало, и выплескивающаяся из ночных клубов публика, мелкие торговцы, уличные зазывалы и игроки веселились здесь до утра. После целого столетия рабского почитания социалистической морали Москва училась кутить в открытую, шла напролом в бешеном желании наверстать упущенное. Это и впрямь была сумасшедшая Москва!

Плохо было то, что Франя не находила времени, чтобы всем этим насладиться.

Университет имени Гагарина вырос на базе старого Центра по подготовке космонавтов в Звездном городке. Франя была очень способным подростком в Париже и в Гагаринском университете стала одной из лучших студенток. Здесь девушка находилась в окружении таких же, как она, молодых людей, претендующих по окончании двух курсов на несколько вакансий в отряде подготовки космонавтов.

У Советского Союза было шесть космоградов на орбите, строилось еще два. На Луне действовала постоянная база, шли разговоры о создании такой же на Марсе. Имелось три стартовых комплекса для запуска на орбиту грузовых кораблей. Промышленность всей страны работала на космос. Создавались наземные станции космической связи, информационно-вычислительная техника, рождались новые конструкторские бюро и исследовательские лаборатории. Количество космонавтов в прямом смысле слова – пилотов, бортинженеров, испытателей – было невелико: несколько сот человек. Но потребность в инженерах, техниках, квалифицированных рабочих, вспомогательном персонале исчислялась десятками тысяч. Перед Гагаринским университетом была поставлена задача готовить необходимые кадры поточным методом.

В течение первых двух лет все занимались по одной базовой программе. Затем пять процентов лучших студентов, отобранных по строго секретным критериям, среди которых, как точно известно, были академические познания, физическое развитие, характеристика и, разумеется, связи, поступали в отряд подготовки космонавтов. Остальные же доучивались последний год в университете, получая специальную подготовку в менее романтических областях: ремонт оборудования, промышленное производство, связь, контроль полетов, программирование, строительство, анализ и переработка информации. По окончании около десяти процентов продолжали обучение уже на академическом уровне, все прочие вливались в рабочий класс советской космической программы.

Легко понять, что соперничество было суровым и безжалостным. Занятия длились по шесть часов пять дней в неделю; на домашнюю подготовку официально отводилось по три часа в день, но еще никому не удавалось справиться с ней менее чем за четыре. Суббота и воскресенье считались выходными днями, а на деле предназначались для общественной работы, уклонение от которой рассматривалось как несерьезное отношение к учебе.

Студенты были обязаны жить в общежитиях – огромных, уродливых бетонных зданиях, призванных "психологически подготовить учащихся к жизни в космограде". У каждого студента была кровать, шкафчик, стул, стол и терминал компьютера, установленного в общей лаборатории. Кухни, туалеты, душевые и бытовые комнаты тоже были общие, с минимумом удобств. В обязанности студентов входило дежурство на кухне и поддержание порядка. Общежития были смешанные, но заниматься любовью приходилось тихо, чтобы не мешать подготовке более усидчивых и, следовательно, "более подготовленных к этике космоградов".

Здесь Франя столкнулась, пожалуй, с самой напряженной умственной работой за свою жизнь; занятия казались ей бесконечными. Кроме редких поездок в Москву, никаких развлечений не было, но в конце длинного серого туннеля сияла ясная цель – школа космонавтов.

Сокурсники в большинстве своем были безнадежными зубрилами, в какой-то мере это можно было отнести и к Фране. Редкие свидания, на которые едва хватало времени, она совмещала с осмотром музеев и выставок Звездного городка – целой метрополии, полностью отданной советской космической программе.

Половые связи были короткими, формальными и, конечно, спокойными. Все сводилось к выполнению необходимых эротических упражнений, чтобы освободить мозг для дальнейшей учебы. Подобные отношения были типичны для Гагаринского, где любовник был одновременно соперником, что, естественно, не способствовало углублению эмоциональных контактов.

Возможно, Франя была бы счастлива здесь – во всяком случае, занятость не оставляла места для меланхолии, если бы… если бы не политика.

Жизнь Советского Союза широко освещалась французскими средствами массовой информации, и Франя всю свою жизнь интересовалась эволюцией советской демократии. Президент Советского Союза, как и президенты входящих в Союз республик и члены Верховного Совета, избирались всеобщим голосованием на альтернативной основе. Но, не пожив в Советском Союзе, нельзя было понять, во что Русская Весна превратила Верховный Совет. Это была невиданная паучья банка, где велись безжалостные прения по поводу "советского федерализма" и "конфедерации". Компартия как таковая больше не существовала. Она превратилась, или скорее выродилась, в крикливое скопление фракций и национальных компартий, каждая из которых боролась за влияние еще и на местном уровне, но там, как правило, существовали свои, откровенно националистические, партии, в силу чего коммунистам приходилось больше отстаивать узконациональные интересы, чем заботиться о какой-либо центральной линии.