Текст ухватил себя за хвост - Сухих Анатолий

Впрочем, так к слову и всплыло – мы с благоверной вообще на служебные темы не общаемся, а уж тем более на мои служебные темы, это вообще табу, никак и никогда. Как бы.

Потому что у нас и без этого есть как бы много чего интересного.

Для того, чтобы кого-то во что-то заставить поверить, надо самому в это что-то верить убеждённо. Потому что если вы во что-то на самом деле не верите, то вам ни за что не удастся заставить кого-то поверить в это.

А если вдруг удастся, значит вы прирождённый артист. Или клоун. Или попросту шарлатан. Артистам люди обычно верят, хотя и понимают, что артист лицедействует, он и сам это прекрасно понимает, и никого обманывает. Шарлатан обманывает, а артист не обманывает, а лицедействует. Шарлатанов, обычно, разоблачают, а артистов признают. В этом и суть. Если вы поверили артисту, значит он настоящий артист, а если вы поверили шарлатану, значит вы лох. Или лохушка.

Сам-то я тоже иногда лохом бываю, но редко, а артистами я восхищаюсь. Я перед ними преклоняюсь. И чувствую в них родственные души. Наверное потому, что я тоже немножко артист. Не великий, естественно, но кое-что я тоже умею, в смысле у меня получается. Иногда.

А про клоунов вообще отдельная тема.

– То, чем мы с вами собираемся заниматься, никак не подпадает под действующую юрисдикцию. Ни нашу, ни международную. То есть, конечно, частично подпадает, но, по сути эти отношения в действующем законодательстве не прописаны, и вряд ли будут прописаны в самое ближайшее время.

Вениамин Николаевич, говоря это, прекрасно отдает себе отчет, что если эта информация уйдёт туда, куда не надо, то это может ему дорого обойтись. Но он свой выбор один раз уже сделал. И не проиграл.

– Ты предлагаешь поиграть в виртуальное государство? В этакую страну Лимонию? Давай поиграем.

Валерий Викторович не зря правая рука Вениамина Николаевича, а может быть и наоборот. Никакая он не рука, а наоборот, голова. Впрочем, эта самая страна Лимония давно созрела. Только стоит это на сегодняшний день весьма не дешево. Но, в конце концов, не зря идея седьмого технологического уклада носится в воздухе.

Хотя мы и до шестого-то не добрались, если серьезно рассуждать, те попытки транснациональных корпораций в сфере высоких технологий, разумеется, каким-никаким прорывом и являются, но серьезно, если, они вполне неплохо существуют в сегодняшней юриспруденции, и неплохо её под себя прогибают.

Но нам это уже не интересно. И не потому, что не потянуть. Нет, вовсе нет. Но мы же осчастливливать человечество не собираемся. Нам достаточно того, что мы его в очередной раз спасли.

– А что? Вкусная игрушка. Тут у нас нет никаких ограничений. Подводные течения, конечно, возникнут, но мы же, как бы не всерьёз. А по-другому даже и пробовать не стоит.

Решение принято. Как и лет тридцать назад. И команда есть, не то, что тогда, и предпосылки уже как бы созрели, да и то, что мы уже начали в это дело играть, то, во что мы уже ввязались, уже факт на лице, и никуда от этого не денешься.

– Теоретизировать не будем – мы же практики, потом, по ходу, кого надо найдем, наймём, кого хочешь привлечем, а кому и просто головку поправим.

Мне неинтересно писать классический текст, в смысле, чтобы фабула, сюжет, конфликты, характеры. Вернее, может быть бы оно и было бы интересно, но я не умею.

Признаться в этом мне не стыдно, потому что я не умею очень многое в этой жизни, но это на самом деле совсем не важно. Потому что было бы удивительно, если бы было наоборот.

Совсем неудивительно как раз другое. Это когда фабула, сюжет, характеры, конфликты сами как бы появляются ниоткуда, потому что я так совсем не хотел, и не задумывал, и не задумывался. Сначала. Теперь вот задумываюсь и не понимаю.

Я, оказывается, совсем не понимаю своих персонажей, и почему они поступают так, а не иначе, потому что они поступают так, как хочется им, а не мне, хотя я для них как раз и есть и демиург и кукловод, и я им бензин наливаю и батарейки меняю.

А они берут и делают то, чего хотят, а не то, что надо мне. Вообще-то на самом деле мне ничего не надо, я просто хотел посмотреть, что получится, а оно возьми и получись так, как получилось, а не так как надо.

Правда, как надо, я не знаю, я знаю только, что надо, чтобы было хорошо. И чтобы никто ни под какой поезд не попал. Потому что поезд у меня тут только один и есть, тот самый, который по диким степям Забайкалья. А другого поезду меня тут для вас нет, а про поезд, который по диким степям Забайкалья, вовсе уж неправильно. Нехорошо.

А как это хорошо, я для себя еще и не понял, потому что не сформулировал. Но я попробую, потому что пока еще не всё закончилось, хотя драться со своими персонажами кочергой и выкручивать им руки, чтобы они делали так, как хочу я, а не так, как им пришло в голову, я не буду. Что я изверг, или зверь какой? Я уже почти их люблю всех-всех, даже тех, которых и любить-то, по сути, не за что.

– Вадь, ты как-то правильно всё схватил, дело именно в фантомах. Я не знаю, как это правильно назвать, только пространство как бы памятью обладает.

– Или не памятью, какое-то интересное свойство есть, не знаю у чего, у хаоса, у вакуума, у материи, у пространства, – над этим пусть теоретики кумекают типа Босса или Антона, наше дело практика.

Света 'курс молодого бойца' решила провести, каша у неё в голове, а у кого, спрашивается, не каша. Теории нет, экспериментов нет, а результаты вынь да положь.

– Свет, а мы-то как на всё это повлиять можем?

– Ну, во-первых, мы и сами те еще фантомы. Вот ты сейчас тут сидишь, а через полчаса уйдешь. Но твоё наличие даже и приборами будет регистрироваться еще минимум часов двадцать. А уж если престидижитатор отладим, тогда до двух лет в обе стороны сможем регистрировать.

– Он, это чудо техники, должен регистрировать все перемещения в радиусе пяти метров плюс минус два года. Сейчас он что-то пишет, только не пойми что, и как это интерпретировать, пока непонятно.

– Так вы меня заранее, что ли вычислили, ну в смысле, что я тут у вас буду работать?

– Какой догадливый. Да тебя как Игорь увидел в этой вашей избушке, чуть с ума не свихнулся. Он-то всё вопил, что какое-то привидение шастает туда сюда обратно, ни с кем из наших ни одна характеристика не совпадает, а чужие тут, сам понимаешь, не ходят.

– А ты тот ещё субчик, и вперёд успел наследить, и назад как-то умудрился. Ну, с этим мы поработаем, не сомневайся, такие дела интересные закручиваются, похоже.

Четыре всадника апокалипсиса. Жуткое, однако, дело, заводить мысль в эту сторону. Лучше об этом совсем не знать и не думать. Как страус голову в песок, как дети глаза ладошками. Многая знания многая печали.

Но мы же тут не для этого тут в игрушку то играем, вернее наоборот, именно для этого. Чтобы обнаружить тайные страхи, жуткие ужасы, поправить головку. Или наоборот, головкой поправить мироздание, потому что действие равно противодействию.

А вот что я буду делать, если вдруг в этой бродилке они понаедут? Эти самые, четыре всадника?

И ведь придётся что-то делать, наверное, надо как-то готовиться к этому. Но как тут приготовишься? Наверное, всё-таки это произойдёт не в этой жизни, в смысле не в этой миссии, и всё равно будет же какой-нибудь выход. Иначе это уже не игра.

Впрочем, это давно уже не игра, в смысле не просто игра.

Потому что действие равно противодействию. Закон природы.

Так вот она зачем, дудочка. Флейта пикколо. Я, правда, флейту настоящую эту никогда в руках не держал, но, но мелодия, которую я тут свистю, или дудю, или чего на флейте-то делают, в смысле, когда играют на флейте, наверное, всё-таки флиртуют.

Мелодия эта – истощение нервной системы и временная потеря памяти. Оказывается. И сам-то я, Маэстро, Маэстро крысолов я, вот кто, и я поведу вас в даль светлую. Вдоль по линии прибоя.

Эту способность я у себя, конечно, замечал, изредка, эпизодически. Почему-то некоторые, не все, конечно, но некоторые, охотно строятся в стройные ряды, и… стоит мне засвистеть, или задудеть.

Или зафлиртовать, не в том, конечно, смысле, в котором вы все это понимает, а в смысле, когда я эту божественную флейту прижму к роту и пальцы на дырочки положу. Дождётесь ужо.

– Саня, спасибо тебе за сказку, но у нашей истории не будет никакого продолжения.

– Ир, но почему, тебе было со мной плохо?

– Нет, Сань, слишком хорошо. Но я, знаешь ли, не Анна Каренина, да и ты слишком хорош для Вронского. Мы же взрослые люди, у нас разный круг общения, разные обязательства перед людьми и обстоятельствами. Ты, конечно, по молодости, думаешь, что сможешь разрушить…

– Ирка, перестань маменькины штучки, у меня на них иммунитет.

– А кто у нас маменька?

– Маменька у нас народная целительница, зубы заговаривает.