"Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине? - Владимир Бешанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«У нас не было ни одного занятия по организации частей и соединений противника, их вооружению и тактике, мы не знали организацию даже родного своего стрелкового полка.
Мы не видели ни танка, ни самолета. Даже картинок не было для ознакомления. И это в училище, которое в предвоенные годы оспаривало первенство у Московского и Одесского пехотных…»
Еще большим идиотизмом было формирование курсантских полков, которые порой бессмысленно изничтожались в одной атаке, первой и последней в жизни.
И в этом вопросе товарищ Сталин решил навести порядок:
«Второй недостаток. Согласно требованиям наших уставов командиры стрелкового взвода в наступательном бою обязаны находиться впереди своих боевых порядков и лично вести свои подразделения в бой. Кроме того, часто наблюдаются случаи, когда командиры стрелковых рот и батальонов с начала наступления также становятся впереди боевых порядков и отсюда пытаются организовать управление боем своих подразделений.
В результате этого командир взвода, роты лишается возможности лично наблюдать за ходом боя, влиять на боевой порядок взвода и роты в целом, правильно использовать свои и приданные огневые средства, теряет связь с командиром батальона, и все управление ротой сводится к подаче им команды «рота, за мной, вперед», которая к тому же, как правило, воспринимается лишь той частью боевого порядка роты, при которой находится командир. При этом мы несем ненужные потери в командирах, что нередко ведет к расстройству боевых порядков.
Из этого следует, что требование наших уставов в этой области не соответствует интересам нашей армии, исходит из недооценки роли командира, как организатора боя, из непонимания того, что командир является центральной фигурой боевых порядков, что сохранение командира является залогом успеха в бою, и наоборот, выход командира из строя ведет к уменьшению возможностей нашего успеха».
Положения сильно запоздавшего сталинского приказа были абсолютно правильными, но при «экстенсивном» способе ведения войны, принятом в Красной Армии, ― практически невыполнимыми. Расчленение боевых порядков требовало наличия хорошо обученного инициативного бойца и грамотного управления. Между тем пополнение сразу бросалось в бой, порой даже не умея стрелять и не зная своих командиров, поэтому действовать подразделения могли только строем «толпы», которой начальник указывал направление движения, а пулеметы заградительного отряда «придавали бодрости». Управление же долгое время ограничивалось лишь постановкой боевой задачи: «вперед» и «любой ценой».
К примеру, «полководец» генерал В.Н. Гордов (1896― 1950), командовавший армиями и фронтами, и осенью 1943 года издавал приказы, вроде этих:
«Весь офицерский состав поставить в боевые порядки и цепью пройти лес, назначив небольшие отряды для выкуривания автоматчиков из их гнезд…
Немедленно все управление корпуса отправить в цепь. Оставить в штабе только начальника оперативного отдела…
Лучше нам быть сегодня убитыми, чем не выполнить задачу…»
Они не умели воевать по–другому. Причем многие из гордовых давно потеряли способность к обучению.
За четыре года войны безвозвратные потери командного состава превысили один миллион человек, хватило бы укомплектовать двадцать офицерских армий.
Оценивая боеспособность Красной Армии, отдел военного атташе США в Москве 16 июня 1941 года доносил:
«В сравнении с высокомоторизованными, боеспособными, современными армиями, уже созданными или создаваемыми в различных странах мира, боеспособность Красной Армии в настоящее время находится на относительно низком уровне».
«Враг народа» Тухачевский, хотя тоже мечтал «об эпохе войн и революций», однако в своем докладе «Вопросы современной стратегии» предупреждал:
«…мы должны готовиться к длительной войне», войне упорной и кровопролитной, которая, вполне возможно, будет сопровождаться «отдельными неудачами нашего Советского Союза».
Но разве такими перспективами можно вдохновить народ на освободительные походы? Во второй половине 1930–х годов советские средства массовой информации и деятели пролетарского искусства вдохновенно пропагандировали грядущую войну «за свободу и счастье всего трудящегося человечества», за Всемирный Союз советских социалистических республик. Эту войну воспевали в стихах и прозе, писали о ней романы, снимали кинофильмы, орали в уши через репродукторы, о ней мечтали: «как только враги полезут на нас», мы с веселой песней и барабаном «двинемся в славный поход». И мы победим обязательно, «потому что за нас история и у нас миллионы людей знающих, за что они борются, и знающих, что они защищают право на счастье». Война изображалась скоротечной, победоносной, без особых жертв и трудностей, почти бескровной.
Сюжет всех этих шедевров соцреализма был однообразен: сначала враг коварно вторгался на нашу землю и немедленно получал по зубам, затем Красная Армия наносила сокрушительный ответный удар, краснозвездная авиация разносила в пыль аэродромы, штабы и коммуникации германских и японских агрессоров, в их тылу вспыхивали народные революции, а сбрасываемые на европейские столицы советские десантники немедленно принимали командование над отрядами повстанцев.
В. Киршон в пьесе «Большой день» разгромил Германию за два дня, Н. Шпанов в своей повести «Первый удар» отбил вражеское нападение за несколько минут и окончательно расправился с «фашистами» в течение двенадцати часов. Все сражения велись исключительно на территории других стран и заканчивались повсеместным установлением Советской власти. Шпановская «наука побеждать» была издана массовым тиражом в серии «Библиотека офицера».
В общественном сознании сформировалось представление о войне как о вполне безопасном и героическом занятии, закладывалась уверенность, что война начнется тогда, когда мы пожелаем, и закончится, когда мы этого захотим.
В стране раздувался военный психоз, прикормленные трубадуры изнывали от нетерпения: «Когда ж нас в бой пошлет товарищ Сталин?!»
Война грянула внезапно, как зима или посевная кампания. Совсем не такая, о которой мечтали…
Все планы рухнули в одночасье. На пятый день войны германские танки оказались в Минске. Сгорели на аэродромах 1200 «лучших в мире» самолетов, и немецкие летчики продолжали сбивать их сотнями. Сгинули, как не было, громоздкие и бессмысленные 1000–танковые корпуса. Целые армии погибли в гигантских котлах. Красноармейцы десятками тысяч, бросая оружие, дезертировали и сдавались в плен. Стреляли в спину Красной Армии «осчастливленные» Советской властью литовцы и украинцы. Шли на службу к оккупантам комсомольцы и партийные работники. И не вспыхивали в германском тылу никакие революции.
Советские генералы, сталинские выдвиженцы в полной мере продемонстрировали свою бездарность и отсутствие профессионализма, что пытались компенсировать большевистской твердостью в достижении поставленных задач и безжалостностью к собственным войскам.
«И только один способ войны известен им ― давить массой тел. Кто–нибудь да убьет немца. И медленно, но верно кадровые немецкие дивизии тают. Но хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, все ли возможное сделано. Часто он просто бездарен, ленив, часто пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули… часто артиллерийский офицер недостаточно выявил цели и, чтобы не рисковать, стреляет издали, по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко… Иногда майор сбивался с пути и по компасу выводил свой батальон совсем не туда, куда надо…
Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, здесь, на войне, проявляются ярче, чем когда–либо. И за все одна плата ― кровь. Иваны идут в атаку и гибнут. А сидящий в укрытии все гонит и гонит их».
К декабрю 1941 года кадровая Красная Армия практически перестала существовать: от нее осталось лишь 8% личного состава. Войну в конце концов выиграли резервисты.
Вячеслав Молотов в докладе, посвященном 28–й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, говорил:
«Это наше счастье, что в трудные годы войны Красную Армию и советский народ вел вперед мудрый и испытанный вождь Советского Союза ― Великий Сталин».
«Великий Сталин» подставил страну, как никто. Почти за сто лет до 22 июня 1941 года генерал Антуан Жомини написал:
«Трудно предположить, чтобы армия, расположенная в виду неприятеля, исполняла свой долг столь плохо, что позволила бы противнику напасть на себя врасплох».
Упоенный неограниченной властью, ослепленный своей доктриной, Сталин сам создал условия, при которых германское нападение стало внезапным, и огромную феодально–крепостническую армию, оказавшуюся неспособной исполнить свой долг. Товарищ Сталин отдал противнику миллионы квадратных километров территории и десятки миллионов советских граждан, объявив их потом предателями. Товарищ Сталин довел народ до такого морального состояния, что поначалу он даже не знал, а стоит ли воевать за эту истребительную власть, за «преимущества социалистического строя» и даже за собственную страну.
