Воспоминания (Детство, Царствование Александра II и Александра III) - Сергей Витте

Когда этот двойной тариф был утвержден Государем, я сделал соответствующее предложение Германии. В Германии вероятно полагали, что я не приведу в исполнение эту меру, проведенную мною через Государственный Совет, а потому продолжали настаивать на своем.

Тогда, видя их такое направление, я прекратил переговоры с Германией и в отношении всех германских товаров применил повышенный тариф, что их совершенно озадачило.

В ответ на это они свой максимальный тариф на сельскохозяйственные продукты, который они держали по отношению нас, взяли да еще повысили. Тогда я сию же минуту свои повышенные ставки, с утверждения Государя, еще значительно повысил.

Таким образом началась самая усиленная, беспощадная таможенная война.

Я отлично понимал, что мы в состоянии гораздо легче выдержать этот бескровный бой, нежели немцы, потому что вообще в экономическом отношении мы гораздо более в состоянии снести, гораздо более выносливы, нежели немцы, так как всякая нация, менее развитая экономически и, кроме того, всякий экономический быт менее развитой при таможенной войне, конечно, менее ощущает потери и стеснения, нежели нация с развитой промышленностью и с развитыми экономическими оборотами.

Как раз во время этой резкой таможенной войны, когда почти все наши экономические отношения с Германией прекратились, помню, летом был какой то царский день, чуть ли не тезоименитство {340} Императрицы Марии Федоровны, 22 июля. В Петергофе был царский выход; все сановники, министры, фрейлины, вообще вся свита и Великие Князья - все съехались в Петергофский большой дворец, где была обедня, потом молебен и выход.

Когда я вошел в залу, то все от меня сторонились, как от чумы; всюду шли толки о том, что вот я, с одной стороны благодаря своему неудержимому характеру, а с другой стороны молодости и легкомыслию втянул Россию чуть ли не в войну с Германией, что началось это с таможенной войны, а так как Германия не уступит, то все это несомненно окончится войной с Германией, а затем и общеевропейской войной, и я буду, если уже и не есть - виновник этого бедствия.

Я помню, что единственно, кто поддержал меня тогда, от меня не сторонился, это был военный министр Петр Семенович Ванновский. Из министров Ванновский был чуть ли не единственный, который стоял на том, что необходимо проявить ту твердость и ту решительность, которые были проявлены мною, и что иначе мы будем находиться под постоянным гнетом немцев.

Конечно, в это время Императора Александра III хотели всячески запугать, и унизить меня в его глазах. Но для каждого, знавшего характер Императора Александра III, было вполне ясно, что попытки эти останутся бесплодны, да так оно в действительности и оказалось.

Император в этой таможенной войне ни в чем мне не препятствовал, а напротив, меня и все мои действия, совершенно поддерживал.

Сперва Германия заявила, что она прерывает с нами переговоры и пока мы не уничтожим репрессивные меры, принятая нами по отношению к германской промышленности, она ни в какие дальнейшие переговоры вступать с нами не будет. Но вскоре же после этого Германия уступила и сама пошла на продолжение переговоров.

Когда я увидел, что переговоры идут успешно, то отменил меру применения максимальных тарифов к германской промышленности, а они, в свою очередь, применили к нам их обыкновенный, т. е. минимальный тариф и в конце концов переговоры эти пришли к благополучному результату.

{341} Велись эти переговоры в Берлине.

Канцлером германской империи был в это время уже не Бисмарк, а его заместитель Каприви, а статс-секретарем по иностранным делам был Маршал, который впоследствии, с уходом Каприви, был назначен послом на Восток - в Константинополь - где находится и до сих пор.

С нашей стороны вели переговоры: Тимирязев и другие чиновники моего министерства. Но вообще никакие решения не были принимаемы без моего указания и разрешения и согласно моей инструкции.

Таким образом Тимирязев и остальные чиновники являлись только исполнителями.

Когда германское правительство уступило, то, нужно отдать справедливость графу Шувалову, он сознался, что был неправ, когда уверял и стращал Государя, что таможенная война приведет к дипломатическому разрыву, что был прав я, когда утверждал и был уверен, что наоборот, если мы покажем зубы, то Германия сразу смирится и начнет вести переговоры совсем в другом тоне.

Граф Шувалов признал, что был прав я, и с тех пор мы с ним были всегда в большой дружбе, все то время, когда он был послом в Германии, в Берлине, и после того, когда он занимал пост генерал-губернатора Варшавы. Затем, с графом Шуваловым сделался удар; он был назначен членом Государственного Совета и только два года тому назад умер.

Как я уже говорил, это был первый торговый договор, заключенный между Россией и Германией. Договор этот между двумя великими соседними державами обнимал все торгово-экономические и политические интересы постольку, поскольку это касается торгово-экономических отношений.

В рейхстаге встречались затруднения; полагали, что будут затруднения в утверждении этого договора, так как находили, что этот договор не выгоден для Германии.

Но и должен сказать, что в течение всего времени переговоров германский император, молодой Вильгельм вел себя чрезвычайно корректно, в том смысле, что он, видимо, не желал разрыва с Россией и, так как почувствовал, что я не уступлю, а Государь мне доверяет и меня поддерживает, то он начал вести крайне примирительную политику и, надо отдать ему справедливость - в отношении {342} германских сфер и в отношении рейхстага - он влиял на них примирительно.

Таким образом, в конце концов состоялся первый торговый договор между Россией и Германией, причем немцам пришлось сделать значительный уступки.

Нельзя сказать, чтобы торговый договор этот не был обоюдно выгоден; нельзя сказать, чтобы Германия сделала большие уступки, нежели мы; договор вышел в отношении обеих держав довольной справедливый. Но для Германии договор этот представлял собою полное разочарование, так как она никогда не думала встретить с нашей стороны такой отпор и никогда не полагала, что ей придется сделать всё те уступки, которые она сделала, а затем согласиться только с теми уступками, которые мы, с своей стороны, сочли возможным ей сделать. Она думала, что получить торговый договор значительно более выгодный для себя, и с этой точки зрения первый торговый договор представлял для Германии громадное разочарование. Когда этот договор вошел в силу, то Каприви вскоре после этого был сделан графом и получил отставку.

Конечно, не этот договор послужил причиною его отставки. Вообще Каприви не соответствовал характеру Вильгельма, с одной стороны, вследствие крайней политической корректности и спокойствия, а с другой стороны, вследствие своего либерализма - но несомненно Император Вильгельм воспользовался этим случаем для того, чтобы дать некоторое удовлетворение общественному мнению Германии, или вернее, не Германии, а прусскому юнкерству: что вот, хотя и прошел торговый договор, не соответствующий вожделениям прусского юнкерства, нo за то, за неудачное ведение этих переговоров Каприви поплатился, и это являлось некоторым удовлетворением юнкерства.

Вместо Каприви был назначен князь Гогенлоэ.

Я помню, Император очень меня благодарил за ведение этого дела и за успешное его окончание.

Мне было бы тогда очень легко заговорить с Государем о каком-нибудь отличии для меня по поводу этого дела, тем более, что даже сам Император начал со мною по этому поводу разговор и ожидал, что я ему скажу, чего бы я желал. Но я от этого уклонился и сказал Государю, что единственно чего бы я просил, это, чтобы дана была награда не мне, а Императору Вильгельму.

{343} Перед этим был у меня германский посол и, между прочим, мне очень ясно намекнул, что как бы Императору Вильгельму было приятно получить форму русского адмирала. Очевидно намекал он мне об этом для того, чтобы я ему это устроил.

Я и сказал:

- Вот, Ваше Величество, было бы очень хорошо, если Вы позволите мне высказать мое мнение относительно наград, - чтобы Императору Вильгельму была дана форма русского адмирала, так как мне известно, что Император Вильгельм очень этого желает.

Государь на это с добродушной насмешкой улыбнулся, как бы желая сказать: да, это совершенно соответствует его характеру, потому что, насколько Император Александр III был чужд всякого декоративного самолюбия, настолько у Императора Вильгельма эта черта характера болезненно развита. Вильгельм больше всего любит всевозможные формы, ордена и отличия.

Император Александр III, добродушно улыбнувшись мне, ответил:

- Я Ваше желание исполню и при первом же соответствующем случае я дам Императору Вильгельму форму русского адмирала, так как я признаю, что в данном случае он, действительно, вел себя чрезвычайно корректно, и я в первый раз увидел, что, действительно, он искренне желает не вполне с нами разойтись.