Зеленый омут - Наталья Солнцева

– Может быть потом… – Сиур понял его состояние. – Когда я подумаю. Ладно?

– Ладно! – удрученно пробормотал Иван. – Это будет наша с тобой тайна!

– Только пока. Недолго. Кому надо, мы обязательно расскажем! Надо только решить, кому. Как ты считаешь, дядя Иван, кто мог положить в сундук все эти вещи?

– Ей-Богу, не знаю! И сам сундук какой странный – снаружи весь сгнил, а изнутри как новенький! Я такого никогда не видел. А ты?

Сверху закапало, словно подземный дождь усилился.

– Пойдем отсюда скорее! Не нравится мне это ухудшение погоды.

Они выбрались наружу, в пещеру, засыпали «колодец» землей, привалили камнями и сели отдохнуть. В лесу светало. Бледно-серые краски снежного утра просачивались через незакрытый вход внутрь. Фонари стали не нужны, и Сиур убрал их в сумку. Он никак не мог отделаться от мысли, что произошло событие, которое он не в силах понять. Но понять его обязательно нужно, потому что тогда станет понятно и многое другое.

Во всяком случае, владельцы этих вещей должны быть где-то рядом. Недаром здесь столько трупов: Корнилин, Алена, Богдан… Все это неспроста. Правильно, что он приехал сюда. Он должен найти разгадку, и не уедет, пока не сделает этого.

…Важнейшие войны всегда начинаются в незримом мире, поскольку они являются отражением борьбы намерений духов. Казалось бы, что случайные, захваченные этим ураганом песчинки не могут нести ответственность за свои действия. Однако, это не так. Ответственность остается, поскольку в рамках Великого Плана судьба отдельного индивидуума определяется его собственной свободной волей. Он пожинает последствия, вызываемые его решениями.

Могущественные прилагают свою власть не к тому, как именно происходит жатва, но к тому, чтобы урожай был собран, каким бы он ни оказался. Закон причин и следствий пребывает вне времени.

ГЛАВА 21

Баба Надя стряпала. На большой сковороде жарились блинчики. Кипел самовар. Борщ с мясом и галушками распространял неописуемые ароматы.

Хозяйка то и дело задумывалась. В доме происходили странные вещи. Иван с Сиуром пришли откуда-то, едва развиднелось, грязные и уставшие. Завтракать не стали, а отправились в баню.

Таисия Матвеевна ушла к Лесе. Они испытывали потребность побыть наедине, поговорить обо всем. Оказалось, что Леся умеет разговаривать ничуть не хуже всех остальных. Баба Надя только диву давалась, как ее все обводят вокруг пальца!

Лидка все задумывалась о чем-то, мечтала. Домечталась! Приехал Аленкин супруг из обители, осунувшийся, с горящими глазами, в черной монастырской одежде. А эта бесстыжая девка так и расцвела! Ни скромности, ни совести! И ведь как баба Надя старалась внучек в строгости держать! Ничего не вышло! Это все Марфа…Она их баловала, глупостям разным учила. А теперь кому все расхлебывать приходится?

Дед Илья капризничал, манную кашу есть отказывался, просил соленых огурцов и водки, требовал к себе Лиду. А та и думать о нем забыла. Сидит, воркует со своим хахалем! Прости ее, Господи! Баба Надя перекрестилась.

– Как там мужики в бане? – подумала она. – Не угорели бы!

А «мужики» в бане чувствовали себя прекрасно. Они блаженствовали. Душистый жар проникал в каждую клеточку уставших тел; остро пахли березовые веники, которыми они без устали хлестали друг друга.

– Ох, хорошо! Принести еще кипятку? – спросил Иван.

– Пожалуй, достаточно.

Сиур давно так не парился. С непривычки немного утомился. Сказывалась и бессонная ночь. Глаза слипались. Иван же будто и не бродил в высоченных резиновых сапогах по подземным лабиринтам! Сна ни в одном глазу. Бодр, свеж, словоохотлив. Завидно, ей-Богу!

– Как бы баба Надя вещи, что мы принесли, не нашла! – забеспокоился Иван. – Это ж агент царской охранки, а не женщина! Пинкертон в юбке!

– Что, так серьезно? – лениво спросил Сиур, борясь со сном. Ему совсем не хотелось сейчас думать ни о вещах, ни о бабе Наде, ни о чем. Ему казалось, что он летит в жарком травяном воздухе, невесомый, легкий, как пух одуванчика.

– Она страсть, какая любопытная!

– Не будет же она рыться в вещах гостя?

С этим Иван не мог не согласиться. Комнату гостя баба Надя перерывать не рискнет. Можно быть уверенным.

– Чьи же это вещи, как думаешь, дядя Иван? – задал Сиур вопрос, который не давал ему покоя.

Иван надолго задумался. Так надолго, что Сиур задремал. Ему приснилась Тина, ее мягкие волосы, укоризненный взгляд. Она, наверное, скучает…

– Это Лидушкины вещи! – громко заявил Иван. – Точно, ее!

Сиур сначала не поверил. Уж слишком абсурдным казалось предположение Ивана. Лида никак не смогла бы спуститься в подземный коридор. Хотя почему? Но если даже и так, зачем это ей? Знала, что «Будда» опасен, и спрятала? А остальные вещи? Где она их взяла? Может, просто спросить ее саму об этом? Неплохо было бы… Да, но если вещи не ее? Сиур понял, что запутался.

– А мужские? Тоже Лидины? У нее что, страсть к переодеваниям?

Иван опять надолго задумался. Сиур за это время успел проанализировать предыдущий ответ. Звучал он глупо. Но разговоры Ивана про клад тоже казались глупыми, а часть правды в них все-таки была. И «колодец» в пещере он нашел, и путь выбрал правильный. Именно в том коридоре находился сундук. Сиур поверил Ивану и не пожалел об этом. Так почему не поверить ему еще раз?

– А мужские вещи принадлежат Сергею Горскому, моему зятю! – неожиданно заключил Иван.

– Откуда ты знаешь? – не выдержал Сиур. Уверенность Ивана сбивала его с толку.

– Меня осенило!

Объяснение то, что надо! Сиур сначала хотел рассмеяться, а потом передумал. Чем черт не шутит? Вдруг, и правда «осенило»? Во всяком случае, стоит проверить. Только вот как встретиться с Горским? Придется ехать в обитель. С Лидой, в данном случае, все проще.

Сиур еще не знал, что удача идет ему в руки. Он понял это, когда увидел за накрытым к завтраку столом Лиду и Горского, похудевшего, с затаенной растерянностью в глазах.

Сергей покинул монастырь без горечи в сердце. Он не обрел в нем то, на что надеялся, но зато получил неожиданный дар, с которым теперь не знал, что делать. «Будда» лежал на дне его сумки, аккуратно завернутый в мягкую ткань.

Вассиан ушел из обители вместе с Горским. Ему было бы скучно без нового друга. А в городе они снова будут встречаться, весело проводить время. Правда, Сергей как-то изменился после последнего разговора со Старцем, стал серьезнее, почти перестал выходить из кельи.

Они расстались в Харькове, на вокзале. Сергей сказал, что не хочет заходить домой, – слишком плохие воспоминания, – а сразу поедет в село к бабе Наде.

Вассиан долго смотрел ему вслед, как он шел к пригородному поезду, – высокий, стройный, с гордо поднятой головой. Гордыня – великий грех! Но почему-то Вассиану нравился Сергей, непокорный гордец, сластолюбец и гуляка.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного, – прошептал он слова молитвы и три раза истово перекрестился.

Сергей вышел из машины у дома бабы Нади.

Повсюду стояли лужи от растаявшего за ночь снега. В воздухе висел сырой туман. Горский смотрел на знакомый ему дом со смешанным чувством печали и восторга. Он очень давно уже не испытывал ничего подобного, и даже близко к тому. Пожалуй, только в Париже, когда целовал холодные щеки Лили, а за их спинами торжественно плыла величественная громада Нотр-Дам…Когда это было? Тысячелетие назад. Да и было ли?..

Он вздохнул и решительно вошел. Лида стояла у двери в горницу и смотрела на него. Она как будто знала, что он сейчас войдет. Ее глаза светились изнутри, как озерная вода в солнечный день. Такие глаза смотрели с картин Боттичелли и Артура Корнилина, прозрачные, горящие нежным огнем…

– Лида… – он шагнул к ней, ощущая предательскую дрожь в ногах, и понял, что все в его жизни происходило до сих пор ради этой встречи. Книга, которую он собирался писать, та далекая Купальская ночь, полная рвущихся в ночное небо костров, душистых трав, крика филина в непроглядной тьме леса, тишина монастырской кельи, безумство и забытье, тоска, любовь… Трудная дорога, по которой он шел к ней.

Лида чуть отвернулась, и его губы только скользнули по ее виску. Она улыбалась, как ни в чем не бывало, но в глазах застыла утихшая боль, которая встала между ними непреодолимой стеной.

Горский понял, что эту женщину ему придется завоевывать вновь, и это уже не будет так легко, как раньше. Она изменилась. И эта новая Лида была ему дороже и ближе всего в жизни. А путь к ее сердцу закрыт на сто замков. Светская беседа, легкий флирт, – это все, на что он может рассчитывать сейчас.

Баба Надя позвала к завтраку. Ей не удалось никого больше поймать, дабы исполнить священный ритуал «потчевания», поэтому весь ее «хлебосольный» жар достался молодым людям. Сергей ухаживал за Лидой, деревенской девчонкой, как за супругой посла на дипломатическом рауте, а она снисходительно позволяла ему это делать: подвинуть стул, подать вилку, налить вина. Она выпила полный бокал, и глаза ее смеялись, а он чувствовал себя неуклюжим мальчишкой на дне рождения у девочки с огромными бантами, раздавившей маленькой туфелькой его сердце. Ненависть растаяла, как ноябрьский снег, сменилась бесконечной нежностью, покорной и пылкой, как вздох весны…