С чего начиналось - Василий Емельянов

Азарт

Примерно первые десять лет, которые я проработал с Игорем Васильевичем, вспоминаются временем непрерывной, поглощающей все силы работы. Мы трудились, что называется, как проклятые, проводили дни и ночи, занимались вполне конкретными делами.

Мы понимали, что нам необходимо решить проблему в кратчайший срок. Чем скорее мы сделаем это, тем больше будет уверенности в том, что удастся устранить смертельную опасность, которая могла нависнуть над нашей страной.

Поэтому все работы проводились на предельных скоростях. Это накладывало особый отпечаток на все, в том числе и на взаимоотношения людей. В это время мы даже разучились обижаться друг на друга. Обижаться казалось такой мелочью!.. Проблема так нас поглощала, задача была настолько важной, настолько большой, что отнимала все время и все силы. Мы прекрасно понимали, что неудачи не может быть — должна быть только удача. Неудачи нам никто не простит. И если мы иногда шутили, то это была только реакция организма на то чудовищное нервное напряжение, под тяжестью которого мы все время находились.

Излишне говорить, что Игорь Васильевич был занят не меньше, а больше других. Но уж если вспоминать о шутниках, то прежде всего приходит на память сам Курчатов. Я бы даже сказал больше: Игорь Васильевич был озорником — он любил озорничать…

Курчатов был человеком чрезвычайно эмоциональным. Он легко, что называется, «загорался». Чувства изливались из него как поток частиц высокой энергии. Вызвать этот поток внутренней неукротимой энергии мог даже самый незначительный повод.

Как-то я сидел с ним на одном из заседаний, когда обсуждался сложный вопрос, по которому у нас еще не сложилась общая точка зрения. И вот, когда один из участников совещания изложил свои соображения, которые Курчатов разделял, — стал выступать его противник и разбивать один довод за другим. Говорил он со страстью, оснащая свою речь остроумными сравнениями. Игорь Васильевич заерзал на стуле, как будто бы его двигали бушевавшие в нем страсти, глаза у него заискрились, и он стал выкрикивать:

— Вот дает!.. Вот дает!..

…Курчатов бывал у нас дома, на московской квартире, бывал и на даче. Совершенно естественным был его звонок с предупреждением о визите. Но он мог приехать и без звонка.

Как-то мы сидели на даче и ужинали. Вдруг открылась дверь, на пороге появился Игорь Васильевич и произнес:

— Вот и я. Не опоздал?

Дача Курчатова была совсем по другой дороге, о приезде он не предупредил, и мы его совсем не ждали. Но его любили в нашей семье и тоже называли Бородой. Мы поздоровались, и я сказал:

— Садитесь ужинать.

— Сяду-сяду. У вас, кажется, пирожки? — Потом обратился к моему сыну: — Ну, Юра, неужели мы не справимся с этой тарелкой?

«Тарелка» была большим блюдом, пирожков там было видимо-невидимо — с капустой, с мясом и еще с чем-то.

Жена моя сказала:

— Игорь Васильевич, да тут около сотни.

— Ну как, Юра, дошибем?

Игорь Васильевич был азартным человеком: уж если он что-то делал, то даже в малом приходил в азарт. И в тот вечер, пока последний пирожок не был уничтожен, он не успокоился. Хотя, надо сказать, гурманом он не был: когда голоден — ну схватит какой-нибудь бутерброд. Часто он просто забывал поесть. Иногда заскочит ко мне в кабинет и скажет:

— Вы не можете заказать мне чего-нибудь поесть? Страшно есть хочу. — И начинал жадно поглощать принесенные бутерброды.

— Игорь Васильевич, а вы вообще сегодня завтракали?

— Знаете, я сегодня рано выскочил, надо было заняться многими делами. — И он начинал перечислять, где был, с кем говорил, с кем советовался.

Работа поглощала все его время, о себе он забывал. Но случались и такие дни, когда Курчатов, как он в шутку говорил, хотел культурно провести время. Я вспоминаю, как однажды в четверг он пришел ко мне:

— Василий Семенович, давайте субботу культурно проведем.

— Что вы имеете в виду?

— Во-первых, пойдем в консерваторию и послушаем Рихтера. А потом отправимся к вам домой, мне разведка донесла, что у вас есть бутылка рома.

Не знаю уж, откуда ему стало известно, но бутылка рома и правда была: я только приехал из-за границы и как раз привез французский ром. Надо еще заметить, что Курчатов всегда пил очень немного, а в последние годы спиртного совсем в рот не брал. Я ответил:

— Разведка правильно донесла. А кто еще будет?

— Ну, вот вы, ваша жена Наталья Арсеньевна, моя жена Марина Дмитриевна. Мы вчетвером и проведем этот вечер.

— А кто в консерваторию билеты достанет?

— Билеты я достану.

— Все четыре билета достанете?

— Достану. У меня еще ничего не срывалось. Я тогда сказал:

— О-о-о, Игорь Васильевич, каким голосом вы заговорили!

И тут я впервые увидел, как Курчатов застеснялся: он покраснел. Надо сказать, он никогда ничем не бахвалился. Это был человек исключительной скромности.

А в субботу он пришел ко мне, положил два билета на стол и как-то скороговоркой произнес:

— Знаете что, идите с Натальей Арсеньевной, а мы к вам придем вечером после концерта.

Я понял, что четырех билетов он достать не смог, и ответил:

— Во-первых, Наталья Арсеньевна не хочет идти на концерт. Да и я не особенно люблю те вещи, которые будут исполняться, а Марина Дмитриевна как раз их любит. Так что лучше идите вы, а после концерта заходите к нам.

Но, как я ни убеждал, Курчатов категорически отказался, оставил мне билеты и ушел. Мне пришлось идти вместе с сыном.

На концерте я подумал: придут Игорь Васильевич и Марина Дмитриевна. Мы с ними часто встречаемся, будем сидеть вчетвером. Может быть, еще кого-нибудь пригласить? И вдруг во втором ряду я увидел своего старого приятеля, Давида Ивановича Габриеляна, с которым мы вместе учились еще в Горной академии. В консерватории он был с женой. В перерыве я подошел к нему:

— Давид, пойдемте вместе с Ниной Петровной после концерта ко мне.

— Зачем?

— Ром пить.

— Ром! Что я, дурак, что ли, отказываться?..

Мы пришли с Габриелянами, а через некоторое время приехал Курчатов с женой. Я их познакомил. И мы очень весело провели вечер.

Игорь Васильевич ушел от нас поздно, много шутил, смеялся и был душой компании.

Вообще он был исключительно веселым и жизнерадостным человеком, а в тот вечер ярко проявилась еще одна из характерных его особенностей: уже при первом знакомстве он умел найти путь к сердцу человека, расположить его, и люди вели себя так, словно знали Курчатова всю жизнь…

В день моего пятидесятилетия ко мне в кабинет часа в два дня пришли Ванников, Завенягин и Курчатов. Они поздравили меня, и Ванников сказал: