Перекати-поле - Лейла Мичем

Он хотел было снять свой сюртук со стоячим воротником и переодеть сорочку, но ему не терпелось поскорее увидеть человека, который знал Кэти и никак не был связан с тюрьмой.

— Нет, я не болен, — сказал Джон своей хозяйке. — Это просто друг моего друга.

Полный приятных ожиданий, он вошел в гостиную.

— Лаура? — обратился он к гостье, стоявшей у окна.

Она повернулась к нему, и он узнал женщину, в которую превратилась та маленькая, со вкусом одетая девчонка с каштановыми волосами и светло-карими глазами, с какой он познакомился, когда им было по двенадцать лет. Она неуверенно улыбнулась ему.

— Надеюсь, что тебя не шокировал мой неожиданный наскок сюда. Я просто сама не знала, что у меня освободится время до завтрашнего утра.

Он заметил в ней какое-то измождение и подумал, что она, видимо, внезапно решила, что ей необходимо хотя бы на пару дней уехать подальше от своих больных, а затем вспомнила о нем.

— Я очень рад тебя видеть, — ответил Джон, подкрепляя свои слова широкой улыбкой. — По правде говоря, можно даже сказать, что я в полном восторге. — На ней были довольно практичные туфли, хотя весь ее наряд предполагал более стильную обувь. — Может, прогуляемся, — продолжил он, — и ты сможешь поведать мне, что произошло за последние девятнадцать лет.

Она рассказала ему, что сотрудничает с онкологическим центром Сан-Диего и уже четыре года имеет собственную практику.

— Кэти говорила мне, — сказал он. — Ты когда-нибудь видишь Трея Холла?

— Только по телевизору, когда играют «Чарджерс». Правда, еще один раз видела его в ресторане. Он был там с друзьями. Он меня не узнал, а сама я еще раз представляться ему не стала. Боялась, что могу пырнуть его столовым ножом. А ты как? Пытался как-то связываться с ним после того, как переехал в Калифорнию? — Она виновато улыбнулась. — Кэти рассказывала мне, что вы с Треем поссорились.

Джон покачал головой.

— Я подумывал об этом, но это было до того, как я попал сюда.

Когда пришло время его нового назначения, единственное, о чем жалел Джон, покидая Северную Калифорнию, была Лаура. Они с ней стали настоящими друзьями. От Сан-Диего до Кресент-Сити было два дня пути на автомобиле, но поездки к нему были для нее прекрасным поводом оторваться от убийственного отчаяния, связанного с ее работой. К тому же это была возможность дать ему передышку в его изматывающем душу труде. Она была одним из самых чутких и умных людей, с которыми ему доводилось встречаться. Однажды в феврале она без остановок приехала из Сан-Диего в Кресент-Сити, после того как в тюрьме вспыхнули волнения на расовой почве, о которых на следующий день писали уже все национальные издания. Охрана была вынуждена применить боевое оружие, чтобы прекратить тридцатиминутную рукопашную схватку, в результате чего одного заключенного застрелили, тридцать человек получили огнестрельные ранения и еще пятьдесят — ножевые. Среди них было и несколько «прихожан» Джона. С ужасом и смирением он беспомощно наблюдал за этой шокирующей сценой из-за тюремной ограды.

— Я просто подумала, что тебе может понадобиться помощь друга, — сказала она, стоя в гостиной его домохозяйки и поднимая корзинку для пикника с любимой едой Джона.

Благодаря Лауре он познакомился с виндсерфингом, печенными на углях морскими моллюсками, хлебом из дрожжевого теста и калифорнийскими винами. А он поддерживал ее, подставляя свое широкое плечо помощи и внимательно выслушивая ее в мрачный период ее жизни после развода с концертирующим пианистом, которого она все еще любила.

— Мы с ним просто не можем состыковаться, — рассказывала Лаура. — Наши карьеры никак не сочетаются.

За этим последовала относительно спокойная работа на Ямайке, где Джон жил в одной коммуне с другими иезуитами, которые за долгие годы построили на этом острове целую сеть школ и церквей, и где Джон работал на правительство по программе улучшения образования и решения жилищной проблемы для бедных. После этого, в 2002 году, его снова направили в Гватемалу заниматься вопросами социальной справедливости, причем в тот же самый приход, где он работал до своего посвящения в сан, — и в итоге его деятельность способствовала подписанию мирного соглашения в Гватемале, положившего конец тридцатишестилетней гражданской войне в этой стране. Несмотря на некоторые положительные перемены, он обнаружил, что в Гватемале, как и раньше, правит насилие и что его деятельность по борьбе за права человека до сих пор помнят многие из тех военных, которые сейчас оказались у власти. Политические убийства, похищение людей, воровство, торговля наркотиками, мятежи в тюрьмах были здесь делом обычным. «Только в декабре здесь было официально зарегистрировано 426 погибших — по 13 человек в день», — писал он отцу Ричарду, строго предупредив того, чтобы он не рассказывал о сложившейся тут опасной ситуации Кэти и всем остальным. А сам Джон описывал Кэти только крайнюю нищету и бедность «в такой прекрасной стране, о которой мир совершенно забыл».

Ему очень хотелось получить назначение куда-нибудь в Соединенных Штатах, но вместо этого его послали в портовую церковь Святого Петра Калвера в крошечном соседнем государстве Белиз, чтобы содействовать иезуитам провинции Миссури в оказании гуманитарной помощи майя, коренному населению этих мест, которое еще больше обнищало после прокатившегося по стране урагана Айрис. Он постоянно занимался тем, что старался помочь накормить и дать кров доведенным до полной нищеты туземцам, пытался продвинуть вопросы образования и обучения, не покладая рук работал над тем, чтобы улучшить социальное и экономическое положение в стране, и всему этому не было видно конца. В крае, который на почтовых открытках изображался как благоухающий тропический рай, Джон выпрашивал хоть какие-то медикаменты у медицинских учреждений, чтобы бороться с инфекционными заболеваниями, вызванными полчищами насекомых, недостатком чистой питьевой воды, вопиющими антисанитарными условиями. Он занимался буквально всем: пилил и строил, пахал и выращивал урожай, учил детей и читал проповеди, оказывал сопротивление и боролся с тиранией привилегированной верхушки общества. К лету 2004 года он уже мог читать и бегло говорить на местном креольском наречии, охотиться с острогой на рыбу, как настоящий майя, строить каноэ, распознавать присутствие смертельно ядовитой реснитчатой гадюки, поджидающей в засаде на дереве проходящую внизу и ничего не подозревающую жертву. Кожа его приобрела цвет полированного дерева, и он весил на десять килограммов меньше своего нормального веса. Он не был дома пять лет. Ему уже исполнилось тридцать шесть.