Сборник "Этические уравнения" - Василий Головачев

Старик ответил не сразу; глаза его стали печальными.

– Не думай пока о сих вещах, родич мой. Тебе ответят, когда ты будешь готов воспринять ответ.

– А я не готов?

– Прости, еще нет. Вот над этим и подумай хорошенько.

Дед ушел по своим делам.

Арсений Васильевич весь долгий дождливый осенний день просидел в светелке, у окна, в неподвижной задумчивости, даже Стешу напугал, что она теребить его стала:

– Что с тобой, дед? Ты заболел?

Он хотел успокоить девочку, отшутиться и вдруг понял, что сыт по горло ожиданием перемен. Надо было либо бежать из сторожки у озера, либо тихо умереть здесь от тоски по былому. Он выбрал первое.

Поздно вечером, уложив Стешу спать, Арсений Васильевич тщательно подготовился к «походу в запределье» и сосредоточился на полном включении внутренней энергетики.

Висок прострелил электрический разряд: «кирпич» внедренного, блокирующего волю дьявольского «чипа» предупреждал его о последствиях такого включения. Однако Арсений Васильевич пошел дальше, упрямо нащупывая канал связи с «менталом» – общим энергоинформационным полем Земли.

Еще одна электрическая искра прошила голову от уха до уха.

Он охнул, погружаясь в яму без дна, заполненную холодной, скользкой на ощупь тьмой. Рванулся вверх изо всех сил… и выпал в знакомое искрящееся коррекционное пространство. Нашел среди светлых волокон «звездочку цели» – Карипазим, устремился к ней сквозь бездну непередаваемых словами ощущений.

«Кирпич» блокирующей программы все еще ворочался в голове, шипел, стрелял искрами, дымился, но Арсений Васильевич уже прорвался в необъятный океан «запредельного пространства» и перестал обращать внимание на необычные переживания.

Мир Карипазима вырос впереди ощутимо твердым горным массивом, раздался вширь, превратился в бесконечную плоскость, уходящую краями в невообразимые дали. Вот и знакомые золотистые россыпи «городов», дымные струи природных образований, меняющие цвет и форму облака растительного покрова. И багрово-черные фонтаны на горизонте, пронизанные яркими «трассерами» «пулеметных очередей» и огненными сполохами взрывов. Судя по всему, мир Карипазима продолжал воевать. Попытки Гольцова-экзора установить здесь иной порядок вещей, заставить его жителей прекратить военные действия, провалились. Для достижения результата необходимо было перемирие, единственно способствующее образованию прочного мира. А его заставили-таки уйти отсюда, запугали, запрограммировали, превратили в обычный ретранслятор коррекции, управляемый дистанционно. Что ж, господа пастухи, мы еще посмотрим, кто кого!

Арсений Васильевич сосредоточился на одном из угрюмых черно-алых фонтанов, одновременно усилием воли возвращая себе видение поля коррекции с его черно-серо-белой мозаикой пятен и клякс, схематически отображающей узлы и зоны энергоинформационных взаимодействий. Напрягся, соединяя все черные кляксы и белые звезды сверкающими паутинками взаимопонимания.

Сознание как бы разделилось на две части: одна часть контролировала физические реалии Карипазима с его текучей, постоянно меняющей формы жизнью, вторая властвовала на символическом событийном пространстве, цветовые комбинации которого зависели от воли оператора.

На миг перед глазами Арсения Васильевича проявился пейзаж чужого мира: необычные геометрически правильные и в то же время асимметричные конструкции, переходящие одна в другую, удивительные светящиеся структуры, сочетающие все возможные овально-сфероидальные линии – ни одного острого угла, ни одной перпендикулярно-плоскостной ориентации, клубы «дыма» зеленого, золотого, серебристого цвета, перистые и чешуйчатые наплывы и горбы – растительность Карипазима. И стремительно скользящие в разных направлениях нечеткие медузоподобные силуэты – то ли жители Карипазима, то ли представители местной фауны.

Один из этих силуэтов вдруг остановился. На Арсения Васильевича глянули огромные, зеленые, почти человеческие глаза со звездчатыми зрачками. Показалась длинная щупальцевидная рука с двумя многосуставчатыми пальцами. Один палец вытянулся в длину, коснулся виска Арсения Васильевича.

Потрясающей глубины, красоты и силы музыкальный аккорд потряс все его тело: карипазимец что-то сказал. Или, возможно, помыслил. И на голову Гольцова обрушился каскад странных вспышечных видений и ощущений, захлестнувший всю сферу сознания, прорвавшийся еще глубже – в подсознание, в темные подвалы психики.

Судорожно хватанув ртом воздух, Арсений Васильевич рванулся «вверх» – будто выныривал из воды, заполненный информацией как шарик воздухом. И выскочил «на поверхность» волны знаний-озарений, осознав себя сидящим, вцепившимся обеими руками в край кровати.

Перевел дух.

Помотал головой, глуша шум в ушах.

Прислушался к своим ощущениям.

Голова «дымилась», качалась, плыла, то увеличиваясь в размерах, то уменьшаясь до размеров спичечной головки. Но «кирпич» чужого блока в ней не чувствовался. Исчез. Испарился! То ли от прикосновения пальца карипазимца (вряд ли, возразил внутренний голос, образ карипазимца тебе просто почудился, таким его представила твоя фантазия), то ли от энергоинформационного разряда (что скорее всего и соответствует истине). И хрен с ним! Главное, что удалось освободиться от контролера, хотя это и не планировалось первоначально. И не суть важно, что или кто помог ему это сделать. Власть Диспетчера над его душой теперь окончательно нейтрализована, пусть попробует использовать его втемную – не удастся! Зато у нас появляется возможность заняться своими непроявленными знаниями вплотную.

Арсений Васильевич посидел немного, отдыхая от мысленно-психической перегрузки, хотел было пойти к озеру, искупаться и полюбоваться на звездное небо, если дождь прекратился и тучи разошлись, и вдруг поймал давно скребущую душу мысль: а ведь мне помогли! Уже второй раз! Сатори – просветление просто так не приходит. Был, был «световой зайчик», некое воздействие «небес», отчего и случился прорыв в иные пространства. Кто же этот таинственный благодетель, опекающий Гольцова-экзора? Уж не дед ли Павел?

Арсений Васильевич прошлепал босыми ногами до двери, откинул занавеску: Стеша спала, посапывая, уткнувшись носом в подушку. За стенкой застонали пружины: дед Павел повернулся на другой бок, пробурчал что-то под нос.

Нет, не он.

Тогда кто?

Стеша заворочалась во сне, прошептала:

– Мама, спроси у дедули…

Арсений Васильевич невольно улыбнулся и тут же помрачнел. Марина была далеко отсюда и не могла ответить дочери. Ее надо было срочно искать и, возможно, спасать. Однако почему молчит Максим? Почему не звонит, не делится новостями? Что он узнал о Марине? Что с ней? Где она?