Король нищих - Жюльетта Бенцони

Первым заговорил Франсуа: от волнения, что она видит перед собой Бофора, у молодой женщины перехватило горло.

— Сильви?! Но что вы здесь делаете? Неуместность этого вопроса сразу привела Сильви в чувство.

— Более уместного вопроса у вас нет? Каждый раз, когда мы встречаемся, вы спрашиваете, что я делаю? Не кажется ли вам, что этой ночью я должна спрашивать вас, что вы делаете у меня в доме?

В ответ Франсуа улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами:

— Вы правы. Простите меня! Мое оправдание в том, что я не знал о вашем присутствии. Я считал, что лето вы проводите в Конфлане.

— Это не оправдание. По-моему, у вас здесь собственный сад. Почему же вы не гуляете там?

— Ваш сад намного красивее! Мой напоминает саванну, а если учесть, что я скрываюсь, то едва ли могу призвать садовников, чтобы привести его в порядок. Поэтому у меня вошло в привычку проводить здесь каждую ночь какое-то время, чтобы подышать ароматом ваших роз. Неужели это столь серьезная провинность?

Сильви почувствовала себя обиженной. Значит, он искал у нее только еще одно удовольствие, дополнительное удобство? В ее голосе прозвучали более жесткие нотки:

— Нет, при условии, что так ведут себя с друзьями, но я не заметила, чтобы мы ими были. В нашу последнюю встречу…

— Давайте поговорим о ней! Вы бросили мне в лицо, что выходите замуж, более того, обвенчались в тот самый день, когда меня арестовали…

— Нет, накануне, — уточнила Сильви. — Но я же не могла знать, что вы попадете в западню.

— Разве это что-либо изменило в вашей жизни?!

— Нет. Но свое слово не берут назад, если дают такому человеку, как мой муж…

— И вы, разумеется, счастливы? — саркастически бросил Франсуа. — Вы составляете идеальную пару… И, кажется, у вас дочка?

— Вы упрекаете меня за это?

Он опустился на скамью и молча смотрел на Сильви.

— Отвечайте же, — настаивала она. — Вы упрекаете меня?

— По какому праву я могу упрекать вас? — пожал он плечами. — Но у меня было много времени, чтобы обдумать многое в заключении в Венсенне во время бесчисленных прогулок по дозорной дорожке башни, за партиями в шахматы с Ла Раме, молитвами…

— И визитами госпожи де Монбазон?

— Они были не столь частыми, как утверждали люди, но это правда, что она дала мне это доказательство своей любви, что она бросила этот вызов двору… Наверное, это и называется любовью…

— Но разве вы сами в этом уверены? Хотя я часто задавала себе вопрос, знаете ли вы, что такое любовь. И если бы я не была свидетелем вашей безумной страсти к королеве…

— Которая подло отплатила мне за нее, согласитесь! Каждое мгновение я был готов умереть за нее, хотел видеть ее великой, прославленной, но вы сами видите, что из этого вышло! Появляется негодяй-итальянец, встает между нами, разрушает все, что нас связывало, в то самое время, когда наша любовь уже могла быть явлена всем, а меня королева бросает в тюрьму, не намереваясь когда-нибудь выпустить на свободу. Теперь-то я понимаю, что она всегда была неблагодарной. Посмотрите, как быстро Мазарини устранил ее прежних друзей! Госпожа де Шеврез удалена от двора, Мари д'Отфор…

— Вернулась бы, если бы захотела, но у нее нет ни малейшего желания, и я ее понимаю. Она никогда не была женщиной, вымаливающей дружбу, в которой ей так явно отказывают. Теперь она жена маршала де Шомбера, герцогиня Аллуэнская и вполне этим довольна. Сейчас она презирает двор…

— А вы? Почему вы остаетесь при дворе? Я предполагаю, вас обворожил Мазарини, если только вы не уступаете настояниям вашего супруга?

Уязвленная этим презрительным тоном, Сильви выпрямилась, сжав кулаки.

— Мой супруг служит королю, прежде всего королю, вы слышите меня? Нам обоим не нравится ни Мазарини, ни королева, но, вы правы, я во всем согласна с мужем! Я служу королю, потому что я люблю его, представьте себе, люблю как собственное дитя…

— И я слышал, он отвечает вам взаимностью. Вам очень повезло! Меня он ненавидит, хотя он все-таки мой…

Сильви закрыла ладонью рот Франсуа, чтобы из него не вылетело признание, грозящее смертью. Ее гнев прошел, и теперь она, растроганная той горькой болью, что сквозила в его словах, жалела Франсуа.

— Он мало вас знает! Забудьте о Мазарини! Служите этому мальчику, которого вы любите и который, я верю, будет великим королем, когда повзрослеет. И тогда он полюбит вас…

— Иначе говоря, это будет корыстная любовь? Как у его матери…

Франсуа неожиданно приблизился к Сильви и заключил ее в объятия.

— А вы? Кроме этого мальчика, кого вы любите, Сильви? Неужели этого простака, кому отдали себя?

— Естественно, я люблю его, — воскликнула она, пытаясь оттолкнуть Франсуа, — и я запрещаю вам говорить о моем муже с таким презрением. Кто вы такой, чем вы лучше его?

Сопротивление, которое оказывала ему Сильви, казалось, забавляло Бофора. Она слышала его смех, когда он все сильнее сжимал ее в объятиях.

— Я, разумеется, дурак, раз дал ему отнять вас у меня…

— Я никогда не была вашей…

— Позвольте! Вы принадлежали мне, так как вы любили только меня! Или я ошибаюсь?! О Сильви, Сильви! Вспомним о нас! И перестаньте сопротивляться! Как никогда, вы похожи на разъяренную кошку, а я всего лишь хочу вас поцеловать…

— Но я не желаю этого… Оставьте меня!

Изо всех сил упершись руками в его грудь, она пыталась оттолкнуть Франсуа, но ничего не могла поделать с мужчиной, который легко гнул подковы. Он прижал ее к себе так близко, что Сильви ощущала на губах его жаркое дыхание.

— Нет! — сказал Франсуа. — Нет, певчая моя птичка, я не выпущу тебя! Я больше никогда тебя не отпущу… Неужели ты еще не поняла, что я люблю тебя?

Эти слова — их она ждала так долго, что уже никогда не надеялась услышать, — поразили ее в самое сердце, несмотря на гнев, который Сильви пыталась вызвать в себе, чтобы надежнее защититься от преступного наслаждения, которое она чувствовала в объятиях Франсуа. Однако Сильви отказывалась сложить оружие…

— Но разве я могу вам верить? Вы дарили свою любовь всем, но только не мне! Вы говорили то же самое многим женщинам!

— Я говорил эти слова только одной женщине — королеве…

— И госпоже де Монбазон…

— Нет. Она слышала от меня много нежных слов и комплиментов, но я ни разу не сказал, что люблю ее…

— А мне вы это говорите? Или эти слова вырвались помимо вашей воли, чтобы, услышав их, я стала сговорчивее? Разве не так, Франсуа?

— Ты хочешь, чтобы я повторил? Это легко, я бессчетное число раз произносил эти слова в душе, когда сидел в тюрьме… Я надеялся, и это была безумная надежда, что ты услышишь их, что ты придешь, как приходила ко мне Мари, что ты наконец поймешь, как я обо всем сожалею, как я несчастен! Я потерял не только свободу, но и тебя… Поэтому, любовь моя, теперь, когда ты в моих руках, не проси меня тебя отпустить…