Звезды сделаны из нас - Ида Мартин

ворохам бурой листвы на растрескавшемся асфальте, а потом сажусь на длинную сломанную лавку у кромки стадиона и смотрю в полинявшее осеннее небо – в нем кружатся черные птицы и перья бледных прозрачных облаков.

Зря я нагрубила маме Глеба. А моя мама наверняка много раз звонила – несмотря на то что, по легенде, я в безопасности и весело провожу время. Некстати вспоминается ее рассказ, услышанный в далеком детстве: когда мама была маленькой и ходила в старшую группу детского сада, в популярном тогда журнале «Мурзилка» напечатали статью о заморской кукле и объявили конкурс рисунков с этой куклой в качестве приза. Барби в то время была диковинкой, и все девочки словно сошли с ума – засыпали редакцию мешками писем, надеялись на победу и с нетерпением ждали, когда выйдет следующий номер. Естественно, мама не стала первой из миллиона желающих, не выиграла приз и потом долго плакала, но ее история потрясла меня.

Куклы стали моим хобби.

Нас с мамой связывает невидимая, но прочная нить. Несмотря на наполненное ядом признание Миланы, я все равно продолжу жить как жила, любить маму, защищать и прощать.

Я запускаю руку в карман и с ужасом понимаю, что телефона в нем нет: остался в тачке Серёги. Тот приедет не раньше шести – значит, я на целый день без трубки. В отрыве от реальности и снежного кома проблем, в огромном незнакомом городе. Хорошо хоть, есть деньги – остались на карте с продажи «азиатки» Киры, да и предоплата за очередную посылку пришла очень кстати.

Стараясь не паниковать, я глубоко дышу, вытягиваю уставшие ноги и осматриваю окрестности.

Школа представляет собой типовое здание из светло-серого кирпича, украшенное синими полосами по периметру и углам. У того, кто это намалевал, странное представление о прекрасном, впрочем, моя школа не лучше: на ней точно такие же полосы.

Я вновь ловлю ощущение сопричастности: Глеб каждый день приходит сюда учиться, нарезает круги по этому стадиону, возможно, отдыхает на этом самом месте и думает. О чем? А вдруг обо мне?..

Раздаются громкие голоса, хохот и шуршание сухой листвы, к гаражу подтягиваются два парня – в бейсболках и темных ветровках поверх толстовок. Они сваливают к ногам под завязку набитые рюкзаки, достают сигареты, прикуривают. Я точно видела этих типов среди возможных друзей Глеба, и номер школы, указанный в их профилях в соцсети, совпадал. Превратившись в слух, понимаю по обрывкам принесенных ветром фраз, что они собираются на барбекю за город к некому Равилю. И поедут на электричке, потому что на такси дорого, а сэкономленные деньги можно пустить на выпивку.

Из-за угла выплывают две девчонки в спортивных костюмах и светлых кроссовках, их сопровождают еще двое парней. В первой барышне по коротким черным волосам я узнаю Олю Румянцеву, и ее появление отдается тяжестью на сердце. Все шумно приветствуют друг друга, но Глеба нигде не видно. С души вдруг скатывается огромный валун, даже дышится легче.

Я застегиваюсь под горло, встаю и, расправив плечи, развязной походочкой подваливаю к незнакомцам. Волнуюсь до разноцветных мушек, но, по мере приближения к шобле, страх улетучивается. Эти парни и девчонки вовсе не кажутся страшными, у них те же выходки, словечки и ужимки, что у моих идиотов-одноклассничков.

– Привет! – Получается веско, в кои-то веки я благодарна природе за низкий хриплый голос. Присутствующие оборачиваются, синие глаза Олечки расширяются, в них вспыхивает узнавание и тут же – растерянность.

– Ого! Ты тут какими судьбами? – Она кривит рот, изображая снисходительную улыбочку, но получается подобие нервного тика.

Остальные, забыв про дымящиеся в пальцах сигареты, с неподдельным интересом разглядывают мое лицо, волосы и прикид. Мне не впервой реагировать на обидные выкрики, внутренне я готова отбрить любого из шоблы, но все молчат. Отмирает только Оля – подгребает ближе, но тут же сама понимает, что поступила опрометчиво. Она едва достает мне до плеча, вынуждена смотреть снизу вверх и напоминает растрепанную курицу. До Миланы ей далеко: масштаб стервозности не тот. Я была дурой и переоценила противника, накрутила себя и сама, добровольно, ушла в сторону. В ушах шелестит шепот Миланы: «Никому не отдавай то, что по праву твое, и не показывай слабость!» Я томно прищуриваюсь и расслабленно отвечаю:

– Да вот, приехала к своему парню!

– И кто же этот счастливец?

– Ты не хуже меня знаешь.

– Я с ущербными дружбу не вожу.

– С ущербными? Глеб, по-твоему, ущербный? Ты поэтому на него так вешаешься?

Возможно, я многого не знаю, но шпилька достигает цели: Оля смущена и задета, и приподнимается на цыпочки, в безотчетном порыве меня достать:

– Извелась от ревности и не выдержала? Понимаю. Но, похоже, ты опоздала. Поезд ушел.

– Что ты имеешь в виду? – настораживаюсь я.

– Твой парень больше не твой парень.

– Типа он твой?

– Угадала.

Парни и вторая девчонка стоят поодаль и продолжают внимательно прислушиваться к нашему разговору.

– Я поверю, если Глеб сам мне об этом скажет. Где он сейчас? – Я наступаю, Оля пронзает меня ледяным лазером ярко-голубых глаз и внезапно сникает. Она явно не знает ответа, ресницы ее дрожат, щеки вспыхивают:

– Я не обязана тебе отвечать. Вали отсюда!

– Ты – жалкая, – заносчиво объявляю я. – И плоская.

За спиной раздаются смешки. Оля гневно оборачивается на приятелей, и они тут же замолкают.

– А ты… Ты… – Ее взгляд останавливается на моих ботинках. – Колхозная вебкамщица!

– Мне твое мнение безразлично. – Я горделиво отворачиваюсь и обращаюсь к остальным ребятам: – Вы не знаете, где Глеб? Мне очень нужно его найти. И срочно.

Они мнутся, пожимают плечами – похоже, и в самом деле не знают.

– Дома, наверное, – отвечает один из парней.

– Мы его звали на дачу, но он сказал, что у его брата день рождения, – добавляет второй. – А его мама сказала, что он уехал до завтра.

Они снова пожимают плечами, и мое облегчение превращается в отчаяние. Просто загадка какая-то! Таинственное исчезновение Глеба. Неужто я проделала такой путь зря и не увижу его? Словно нарочно, его кто-то похитил, чтобы мы не смогли встретиться.

А вдруг действительно что-то случилось? Ведь Глеб даже из чувства протеста не мог подвести маму!

Возможно, он на даче, о которой рассказывал с таким трепетом, – поехал привести в порядок мысли. Или его мама права и это просто бунт, вызов, нежелание подчиняться. В конце концов, существует вероятность, что Глеб рассказывал о себе далеко не все. Быть может, у него есть еще какая-то другая, тайная жизнь. Я не знаю что и думать.

– Погоди, – Румянцева подскакивает