Семейная педагогика - Юрий Азаров

– Я вас не пойму, – перебил я Петрова. – К чему вы ведете?

– Я ни к чему не веду. Я просто установил для себя, что в Саше вызревало это звериное начало, и она всячески искала обоснование ему. Потому и привлек ее Шамрай. Ей нужен был человек, который смог бы помочь переступить нравственный закон.

– Думаю, что вы ошибаетесь. Она так страстно мечтала о материнстве, так хотела покоя…

– Саша – о материнстве? Я опять вспоминаю ее сочинение, где она сравнивала Наташу Ростову с Анной. Она писала: чем так жить, как жила потом Наташа – помните, опустилась, не причесывалась, стала неряшливой, утратила очаровательную прелесть и гордилась тем, что сама стирает пеленки, запачканные не зеленым, а желтым, – так вот Сашенька писала: чем так жить, лучше под поезд.

– И что же вы?

– А я что? Конечно, я стал рассказывать о том, что Наташа-девушка и Наташа-мать – это по-разному прекрасные люди, что есть в Наташе-матери та высота, которая и составляет подлинную духовность… Но я вспоминаю теперь, что, когда я это все говорил, слова мои не доходили до Саши, как, впрочем, и до остальных ребят…

– А почему?

– Вот это для меня загадка. Я не мог доказать детям, что Вронский или Нехлюдов являются, говоря словами Достоевского, сладострастными пауками в человеческом образе. А вы знаете, почему я не смог им это доказать? – спросил он меня с вызовом.

– Почему?

– Да потому, что против меня сам Толстой со своим талантом. Чтобы дети научились воспринимать гениальные произведения Толстого, необходима совершенно иная этическая подготовка, нужен опыт нравственной жизни, нравственных исканий.

Я слушал Петрова, он меня уже не раздражал, просто я ощущал в нем схоластику мнимой эрудиции: заучил цитаты, знает, что такое хорошо, а что такое плохо, а истинная нравственность не нуждается в заучивании, она опирается на человеческую культуру общения. А с чем соединилось художественное восприятие Сашеньки, с каким ее нравственным опытом оно сплавилось – этого новоявленный Песталоцци знать не желает. Петров чисто литературоведчески, может быть, и затрагивал глубинные стороны формирования женского «я» – это было интересно. Но он не знал той жизни Сашеньки, которая открылась мне.

Мне Сашенька уже в следственном изоляторе рассказала о себе жуткую историю. Был отец, художник-прикладник, мастер по металлу, литью, антиквар, человек сладострастный, запойный, садист, истязавший жену, мать Сашеньки. У Сашеньки была сестра, старше ее на шесть лет. Мать уходила на работу, а девочки оставались с отцом. Однажды Сашенька увидела, как шестнадцатилетняя сестра разделась и легла в постель к отцу. Саше было тогда десять лет. Отец позвал девочку к себе, схватил и положил рядом..

– И ты лежала рядом с ними? – спросил я у Саши.

– Ну да, – тихо сказала она, вяло улыбаясь.

– И ты просто так лежала?

– Да. Отец приказал мне молчать. И целовал меня больно.

– А сестра не плакала?

– Нет. Я помню, у нее было совсем сумасшедшее выражение лица. Я ее такой никогда не видела.

– А теперь где сестра?

– Мать сумела отправить ее на Дальний Восток. Отец злился.

– И ты говоришь, что мать знала, что отец сожительствует с твоей сестрой?

– Конечно, знала. Она по-своему любила отца, но боялась его. К тому же он приносил в дом хорошие деньги.

– Ты встречаешься с сестрой?

– Нет. Она замужем, и у нее хорошая семья.

– А что стало с отцом? – спросил я.

– Был суд, и отцу дали десять лет. Я пожаловалась и все рассказала про отца.

– Отец сидит?

– Что вы! Он вернулся через пять лет. Мы разменялись, мне дали комнату.

– Ты ненавидишь отца?

– Мне его жалко.

Теперь я думал о том, что рассказал мне Петров. Значит, был опыт, жуткий, звериный. И была литература, сообщающая об опыте других людей. И появлялась в девочке своя собственная зрелость. Разгоралась и пламенела, обжигая изнутри и извне девичью чувственность. Сашенька росла и ощущала в себе избыток и страстной силы любви, какая, как ей казалось, была в Наташе Ростовой, кинувшейся в объятия красавца Анатоля, которая была в Анне, преступившей все запреты со своим возлюбленным. И одной из причин того, что она оказалась преступницей, была ее любовь к рецидивисту Шамраю, который бежал из колонии, жил нелегально. Эта любовь будто соединилась с тем мерзким чувством, которое зародилось у нее, когда она прикоснулась к порочной страсти отца. Она поняла, что не в силах избавиться от того, что видела в детстве. Ее преследовала потребность разобраться в том, что жило в ней, не давало покоя. Потому она и металась в своих чувствах. Я подумал: Сашу можно защитить от наказания, от компании, которая пристрастила ее к праздной жизни, к наркотикам, но кто защитит ее от самой себя?

Я подумал о другом. Занимаясь с детьми, обучая их и воспитывая, мы не решаем их главных задач и проблем. Не решаем, потому что часто не знаем о их существовании. Не решаем, потому что занижаем уровень их развития. Не решаем, потому что не знаем, как решать.

Учиться преодолевать свой собственный схематизм мышления, учиться проникать в сложный мир наших питомцев, учиться бережно и своевременно излечивать больные детские души – без этого не может быть ни полноценного воспитания, ни новой школы.

И самое главное. К гармоническому становлению приуготовлены и те, кто испытал на себе тяжесть порока, низость падения. Вся сложность избавления человеческой души от «свинцовых мерзостей» прошлого состоит в том, что человек не в силах преодолеть рубеж между пороком, который им осознается, и гармонией, о которой он не ведает и которая, как погашенная мечта, живет в нем. Этот рубеж – бездна. Нужны педагогическая отвага, щедрость, мастерство, гражданское мужество, чтобы помочь человеку обрести гармонию в себе самом. Помочь избавиться от страха, от стыда, от неверия. И для этого необходимо не просто мастерство, не просто внимание. Гармония есть явление нравственное и достигается творческой силой души человеческой. Достигается готовностью защищать обновляющуюся душу и обновляющийся мир, чего бы это воспитателю ни стоило: позора, унижения или даже смерти.

Еще раз хотелось бы подчеркнуть крайнюю опасность, которая кроется в попытках некоторых теоретиков снять с повестки дня педагогики идею всестороннего и гармонического развития личности на том основании, что у нас нет достаточных возможностей для реализации таких великих педагогических задач. Да, возможностей недостаточно! Но это вовсе не означает, что можно воспитывать без великих идеалов. Без идеала нет ни реальной действительности, ни движения к правде и справедливости, ни педагогического мастерства. Сегодня многие учителя утверждают: как нет альтернативы демократизации общества, так нет приемлемой альтернативы всестороннему и гармоническому развитию демократической личности как цели воспитания. Другой вопрос, что путь к идеалу длителен, сложен и требует поэтапных действий с учетом реальных возможностей.

Глава 5 Самосознание личности

До сих пор мы говорили о двух сферах отношений: отношении ребенка к предметному миру (учение, труд, искусство) и отношении ко всему живому, и прежде всего к человеку.

Но есть еще и третья сфера, которая не всегда учитывается в воспитании, – это отношение растущего человека к самому себе, самосознание личности.

С чего начинается самосознание? Где его границы? В каких сцеплениях оно выступает? Как развивать это уникальное человеческое «само», которое разветвляется в такие сложные образования, как самодисциплина, самостоятельность, самопроявление, самолюбие, самооценка, самоконтроль, саморазвитие, самовоспитание, самосовершенствование?

Психологи отмечают, что самосознание развивается постепенно и, по всей вероятности, начинается с определения границ собственного тела. Затем ребенок начинает сознавать себя в системе различных социальных зависимостей, прав и обязанностей, норм и требований… А в тринадцать – пятнадцать лет границы собственного тела для ребенка становятся не менее важными, чем тысячи других проблем. Мы, взрослые, беспокоимся, заботимся, думаем, как помочь своему дитяти в развитии, учении и прочее, а его волнует совсем другое – собственный рост, вес, цвет лица.

Нет такого ребенка, который был бы безразличен к собственной внешности. И эта самооценка, как ни странно, определяет очень многое в самочувствии ребенка, а следовательно, и в общем интеллектуальном и духовном его развитии.

Попробуем вычленить некоторые наиболее типичные стороны развития самосознания подростка и подумаем, как надо поступать в каждом отдельном случае.

1. Проблема роста

Семиклассница страдает от того, что рост ее 171 см. В классе она выше всех. Выходит к доске, сгорбившись. Сутулится. Каждый выход – страдание.

Поэтому и не выходит иногда. Пусть лучше двойка. В сознании засели и реплика сверстника: «Эй, каланча!», и замечание учителя: «Что это ты так гнешься?», и ласковая просьба матери: «Да не сутулься же ты, расправь плечи, смотри, какая у тебя фигура хорошая…»