Чекисты рассказывают... Книга 2-я - Виктор Егоров

— Она это приписывала вашему умению полемизировать... — заметил я.

— Она преувеличивает. Просто ей, видимо, не случалось встречаться с людьми, умеющими отстаивать свои убеждения. Примешалось к этому и еще одно обстоятельство. Мне трудно об этом судить... еще труднее говорить...

— Она вас любит. Она даже готова приехать сюда, к вам, конечно!

— Но я ее не люблю...

— Вам что-нибудь было известно о ее связях с разведкой?

— Нет! Но у меня были все основания предполагать, что на первых порах она не сама по себе ко мне потянулась. Потом это переменилось, и она в решающий момент выступила против тех, кто пытался руководить ею. Но это все область предположений. Я об этом мог судить лишь по грубости того господина, который явился ко мне. Я, несомненно, сообщил бы об этом вашим товарищам, если бы придал какое-то значение этой попытке. Все было грубо и примитивно. Шум поднимать не хотелось. Гертруда мне сказала, что если по этому поводу разразится скандал, ей не жить... Я был обезоружен... Если бы мне пришлось еще раз ехать туда же, я, конечно, отказался бы и объяснил вашим товарищам причину отказа.

— Господин, который пытался вас шантажировать, арестован. Он занимался довольно активно такого рода делами.

Чарустин вдруг улыбнулся, и как бы тяжесть свалилась с его плеч.

— Молодцы товарищи из органов безопасности ГДР! Это подлый человек! Я готов дать свидетельские показания...

— Не нужно. Он полностью изобличен в своих преступлениях, над ним состоится суд. Гертруда заслуживает снисхождения. Ее брат, лишь начав в чем-то разбираться, стал жертвой автомобильной катастрофы: на его машину наскочил тяжелый грузовик...

Чарустин взглянул на портрет. Задумался.

— Мне жалко ее, — произнес он тихо. — Но жалость — это еще не любовь!

19

Вот и закончено еще одно дело.

Прокуратура привлекла Осипова к уголовной ответственности за халатность и за дачу ложных показаний, Баландина — за организацию клеветы на Чарустина.

В министерстве отменили приказ об освобождении Чарустина от работы. На заседании парткома завода Марченко рассказал товарищам об итогах нашего расследования.

В. Востоков

БРАТЕЦ

Накануне юбилея органов безопасности меня пригласили на встречу с молодыми рабочими.

Когда наша беседа подходила к концу, мне передали записку.

— Не могли бы вы рассказать о каком-нибудь случае из личной практики? — прочел я.

В зале стояла тишина. На меня смотрели сотни глаз.

— Если располагаете временем, я могу рассказать вам об одном деле.

Ребята оживились, раздались одобрительные голоса.

— В тот день, как всегда, мне принесли на доклад почту, — начал я. — Наряду с другими документами в папке лежало заявление. Заявление как заявление. Неровный женский почерк. Внизу штамп «Приемная МГБ. Ящик для писем». Таких заявлений поступало много. Но тогда оно было, как помню, в единственном числе. Я был занят каким-то срочным делом и хотел было отложить его в сторону, но мое внимание привлекла упоминаемая в нем фамилия Шкуро. Решил прочесть заявление.

«В советскую контрразведку. Уважаемые товарищи, спешу сообщить вам об одной встрече, которая перевернула всю мою душу. В районе Метростроевской улицы я неожиданно повстречала на днях своего земляка — Карпецкого Валентина Иосифовича. Боже мой, что со мною было. Белогвардеец из армии атамана Шкуро, действовавшей на Кавказе в годы гражданской войны, его руки по локоть в крови защитников Советской России, оказывается, еще жив и ходит по нашей земле, по рассказам его жены, с которой я была немного знакома по Пятигорску, ее муж Карпецкий наводил страх на местных коммунистов и причастен к смерти Анджиевского, руководителя борьбы за установление Советской власти в Пятигорске, активного борца против белогвардейцев и интервентов на Кавказе. Товарищи чекисты, разыщите этого злодея и воздайте ему должное. Его приметы: высокий, статный, седой, ему сейчас лет 60. С уважением...» —

и далее следовала неразборчивая подпись. На конверте значился обратный адрес: Кропоткинская улица, квартира восемь, а вот номер дома и фамилия отправителя отсутствовали.

Заявление, как говорится, позвало в дорогу. Я занялся установлением местожительства автора письма. Пришлось «перелопатить» все дома по Кропоткинской улице, имеющих квартиры восемь, на что ушло немало времени... Анна Алексеевна оказалась милой старушкой, сохранившей цепкую память. На вопрос, что ей известно, кроме написанного в заявлении, ответила:

— Не очень многое. Когда я жила в 1919 году в Пятигорске, занятом белогвардейцами, моя племянница обшивала жену Карпецкого, который к тому времени работал в контрразведке у атамана Шкуро. Он иногда приходил к нам вместе с супругой.

— Вы уверены, что Карпецкий работал в контрразведке атамана Шкуро? — спросил я Анну Алексеевну.

— Да, сынок. Об этом мы опять-таки знали от жены Карпецкого. Она гордилась мужем и усердно помогала ему. А главное — не скрывала этого. Хорошо помню, как рассказывала она, что однажды, случайно встретив на рынке какого-то знакомого ей большевика, не моргнув глазом, тут же выдала его контрразведке. Получила за это какую-то медаль. Я сама ее видела. В общем, это была достойная друг друга пара.

— О ее судьбе вам что-нибудь известно?

— Конечно. С приходом Красной Армии ее расстреляли, а Карпецкий успел удрать с беляками. Правда, когда наши вели бои за Пятигорск, она мне сказала, что ее муж погиб на перевале во время отступления. Теперь-то ясно, что она врала.

— В своем заявлении вы писали, что Карпецкий причастен к смерти Григория Григорьевича Анджиевского. Откуда вам об этом известно?

— Мне рассказывали люди, которые хорошо знали жену Анджиевского. Она им говорила, что, когда они с мужем вышли из театра «Рекорд», что на проспекте Свободы, его схватили английские интервенты, среди которых был и белогвардейский офицер, выделявшийся высоким ростом. Она его хорошо запомнила. Надо полагать, это был Карпецкий.

— Мог быть, мог и не быть.

— Подходит рост и место службы, а там разберитесь. На это вы поставлены.

— Логично. Будем разбираться. Уважаемая Анна Алексеевна, еще один вопрос: кто вам известен из родственников Карпецкого и где они сейчас?

— Насколько я помню, у него были две сестры — Екатерина, ее-то я и знала, и Светлана, она жила от них отдельно, видеть ее не пришлось, обе уроженки, кажется, Тифлиса.

Далее Анна Алексеевна рассказала об обстоятельствах встречи с Карпецким. Когда она узнала Карпецкого, то обратилась к проходящему мимо молодому мужчине с просьбой помочь задержать Карпецкого, но тот, сославшись на занятость, отмахнулся от старушки. Получив отказ, Анна Алексеевна решила проследить, куда он пойдет. Это был один из переулков на Метростроевской улице.