Милость Келсона - Кэтрин Куртц

— Это руки Дерини! — прошипел Лорис. — Это руки, которые оскорбляют благословенные Святые дары каждый раз, когда он осмеливается служить мессу! И не смей читать нотации мне — о том, как следует обращаться с Дерини, Сикард!

Дункан, плававший в лихорадке на грани сознания и беспамятства, застонал довольно громко, когда Лорис, ставя точку своим словам, резко ударил хлыстом по и без того уже иссеченной груди пленника. Боль заставила тело епископа выгнуться дугой, он смутно ощутил прокатившиеся по нему волны жара, потом чудовищного холода…

Он пытался снова столкнуть себя в блаженную черноту, где никто не мог причинить ему никакого вреда, но сознание вернулось к нему целиком и полностью вместе с прежней болью, раздиравшей его руки и ноги. Чрезвычайное искажение всех психических функций, обусловленное последней дозой мераши, уменьшилось, но не намного, — и безусловно недостаточно для того, чтобы он мог по-настоящему взяться за дело.

Он не открыл глаза. Но и с закрытыми глазами он ощутил, как Лорис наклонился и всмотрелся в него, и что кто-то еще ожидает, расположившись возле его головы, — и малейший шанс сделать вид, что он все еще в обмороке, исчез, когда чей-то тяжелый сапог вжал его израненную руку в грязь, покрывавшую пол шатра, — не слишком сильно, да, — но в силе тут и не было нужды. Стон, вырвавшийся у Дункана, когда он съежился и натянул цепь, пытаясь избежать новой пытки, был похож на рыдание.

— Он приходит в себя, ваше сиятельство, — негромко сказал Горони где-то возле левого уха Дункана.

Лорис фыркнул и убрал ногу, и острая боль в руке Дункана почти мгновенно превратилась в тупое биение.

— Просто удивительно, какую сильную боль можно причинить, работая с кончиками пальцев… даже такому своевольному и ожесточенному священнику, как наш Дункан. Слушай внимательно, Мак-Лайн!

Лорис подчеркнул свой приказ очередным ударом хлыста по груди Дункана, и Дункан задохнулся и открыл глаза. Он умирал от жажды, его горло так пересохло, что он бы, пожалуй, обрадовался даже глотку мераши, — потому что с того момента, как он попал в плен, ему не дали ни глотка воды.

— Итак, ты вернулся к нам, — сказал Лорис с довольной улыбкой. — Ну, теперь тебе бы следовало постараться проявить большую осмотрительность и вежливость. А может быть, тебе не нравится обхождение монсиньора Горони?

Дункан лишь с трудом провел распухшим языком по пересохшим гулам и повернул голову вбок, ожидая следующего удара Лориса.

— Но почему же, отец? — промурлыкал Лорис. — Совершенно очевидно: ты до сих пор ничего не понял! Какое значение может иметь тело человека, если душа его проклята?

Кончик хлыста лишь слегка коснулся одного из окровавленных пальцев — но если бы вместо кожаной полоски Лорис ткнул в его палец раскаленным железным прутом, Дункан едва ли испытал бы сильнейшую боль. Стиснув зубы от невыразимой муки, Дункан изо всех сил старался не закричать. Внезапно хлыст снова сильно ударил его по израненной груди, проложив новый рубец среди нескольких дюжин уже оставленных им же, и Дункан судорожно втянул в себя воздух.

— Отвечай мне, — резко прикрикнул Лорис. — Я стараюсь ради спасения твоей души, а не своей собственной.

— Благородное намерение, — прошептал Дункан, почти сумев растянуть губы в улыбке. — Намерение весьма благородного и благочестивого человека.

На этот раз хлыст опустился на его лицо, рассекая в кровь нижнюю губу, но Дункан был уже готов к удару, и лишь почти неслышно охнул.

— Что-то мне кажется, я скоро потеряю терпение из-за тебя, Дерини! — процедил Лорис сквозь стиснутые зубы. — Хотелось бы мне знать, какую ты песенку запоешь, когда испробуешь настоящих плетей. Да, твой язык нуждается в настоящей дрессировке. Горони!

Горони мгновенно поднялся и исчез в другой части шатра, где Дункан не мог его видеть, и на одно краткое мгновение испугался, что Лорис вложил в свою угрозу буквальный смысл и намеревается вырвать ему язык. А для Горони не составит труда сделать это, если Лорис прикажет.

Но Горони принес чашу, не нож. Вот оно что, снова мераша… Черт бы их побрал, они, похоже, здорово его боятся, если так скоро вливают в него новую дозу.

Он даже и не пытался сопротивляться, когда Горони приподнял его голову и поднес чашу к его губам. Хоть борись он, хоть нет, они все равно вольют в него это зелье; борьба лишь ухудшит его состояние. К тому же не исключено, что они наконец-то ошибутся в расчетах и дадут ему слишком большую дозу. В худшем же случае разрушительная сила наркотика просто поможет ему на некоторое время избавиться от боли.

Он выпил жидкость с жадностью, почти радуясь тошноте и головокружению, порожденным мерашей. Даже это мучительное, болезненное забвение, губящее ум, было предпочтительнее того, что они делали с его телом. А уж если они решат сжечь его…

— Выводите его, — приказал Лорис.

Кто-то выдернул из земли колья цепей, прижимавших Дункана к грязному полу, но кандалы с его рук и ног не сняли. Дункан не удержался от стона, когда его резко поставили на изувеченные ноги и поволокли из шатра, наружу. Лорис и Горони шли следом, и с ними — недовольно поджавший губы Сикард.

Он сразу увидел столб для сожжения. Они установили его на вершине маленького холмика в самом центре лагеря, совсем недалеко от шатра Лориса. Отчетливо вырисовываясь на фоне светлеющего утреннего неба, столб выглядел вполне невинно, и едва ли можно было подумать, что он обещает кому-то такую страшную смерть, как та, что ожидала Дункана, насколько он понимал, — это был ствол дерева, с которого небрежно обрубили ветви, — несколько веток даже остались торчать на самой верхушке.

Он во все глаза, как зачарованный, смотрел на него, пока его тащили к холмику, не обращая внимания на насмешки и оскорбления, сыпавшиеся со стороны солдат, нарочно созванных в центр лагеря, чтобы они стали свидетелями унижения Дерини. Он молча тащился сквозь строй шипящих, таращащихся на него фигур, на безупречно белых плащах которых красовались синие кресты. Они не стремились ударить или как-то физически унизить его, но он ощущал ненависть, истекавшую из их тел, и радостное предвкушение предстоящего зрелища — огонь пожрет мерзкого Дерини… Позади рыцарей епископа выстроилась вся гигантская армия Меары, и насколько мог видеть глаз, все заполняли отряды солдат; почти весь стоявший здесь ночью лагерь был уже свернут. Весьма встревоженный ситуацией Сикард явно намеревался выступить в поход сразу же после завершения казни Дункана.