Игра в безумие. Прощай,сестра. Изверг - Жан-Пьер Конти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, доктор, комплексом неполноценности я не страдаю, — ответила она, — я просто неполноценная и есть.
Клинг засмеялся, она спросила:
— Что, вспомнили этот анекдот?
— Нет, не вспомнил, но все равно здорово. Так как насчет совместного ужина?
— Для чего?
— Вы мне нравитесь.
— В этом городе миллион других девушек.
— И даже намного больше.
— Клинг…
— Берт.
— Берт, к сожалению, со мной у вас ничего не выйдет.
— Я еще не сказал, чего я хочу.
— Что бы вы ни хотели, на меня не рассчитывайте.
— Клер, давайте рискнем. Разрешите мне пригласить вас на ужин, пусть даже это будет самый неудачный вечер в моей жизни. Мне приходилось рисковать и большим. На войне я время от времени рисковал и жизнью.
— Вы воевали? — спросила она.
— Да.
В голосе ее вдруг проснулся интерес.
— В Корее?
— Да.
В трубке все стихло.
— Клер?
— Да, я слушаю.
— Что случилось?
— Ничего.
— Опустите, пожалуйста, еще пять центов за следующие три минуты, — произнес автомат.
— А, ч-черт, минутку, — он полез в карман и бросил монетку в щель. — Клер?
— Вот, вы уже тратите на меня деньги, — отозвалась она.
— Ничего, денег хватит. Так как мы договоримся? Я заеду за вами вечером где-нибудь в половине седьмого?
— Нет, сегодня вечером это исключено.
— А завтра?
— Завтра у меня допоздна занятия. Часов до семи.
— Так я подожду перед колледжем.
— Но у меня не будет времени переодеться.
— Пойдете со мной в том, что будет на вас.
— Обычно я хожу на занятия в туфлях на низком каблуке и в старом растянутом свитере.
— Изумительно, — восхищенно сказал он.
— Хотя, впрочем, думаю, я могла бы надеть платье и туфли на каблуках. Наших оборванцев в колледже это бы шокировало. Но могло бы и послужить примером.
— Значит, в семь?
— Договорились, — ответила она.
— Тогда до свидания.
— До свидания.
— До сви… — улыбаясь, он повесил трубку. Опомнился, уже выходя из кабины. Полез в карман и обнаружил, что мелочи больше нет. Пришлось зайти в кондитерскую лавочку, хозяин которой был занят продажей малиновых леденцов по два цента штука. Пока раздобыл мелочь, прошло минут пять. Торопливо набрал номер.
— Алло?
— Клер, это снова я.
— Знаете, вы меня опять вытащили из-под душа.
— Господи, мне ужасно жаль, что вы не сказали, у какого колледжа мы встретимся.
— Ох! — Клер умолкла. — Точно, не сказала. Возле женского университета. Знаете, где это?
— Да.
— Отлично. Приходите в Ридли Холл. Там найдете редакцию нашего факультетского журнала. Он называется «Ридлевский вестник». Там я переодеваюсь. И берегитесь всех этих дерзких женщин.
— Я буду там минута в минуту.
— А я воспользуюсь своей женской привилегией и опоздаю на десять минут.
— Я подожду.
— Ладно. Но теперь вы меня извините, на ковре подо мной уже целая лужа.
— Простите, тогда уж лучше идите мыться.
— Вы так это сказали, словно думаете, что я грязная.
— Если хотите поговорить, я в вашем распоряжении на всю ночь.
— Лучше уж я домоюсь. До свидания, мучение.
— До свидания, Клер.
— Вы упрямы и сознаете это, правда?
Клинг сглотнул.
— Упрямый? Что вы имеете в виду? — спросил он.
— Ах! — вздохнула Клер. — До свидания, — и повесила трубку.
Добрых три минуты он стоял в будке и глупо улыбался. Наконец в стекло забарабанила упитанная дама и заорала:
— Молодой человек, это телефонная будка, а не гостиница!
Клинг распахнул двери.
— Очень жаль, — сказал он, — а я только что заказал у портье ужин в номер.
Женщина заморгала, лицо ее вытянулось от удивления, а потом она ввалилась в будку и демонстративно хлопнула дверью.
В тот вечер в десятом часу Клинг вышел из подъезда на Петерсон-авеню. Немного постоял на перроне, глядя на огни большого города, которые весело мерцали в свежем осеннем воздухе. В том году осень не хотела уходить. Не хотела уступить место зиме. Упрямо («Упрямый? Что вы имеете в виду?» — мелькнуло у него в голове, и он снова улыбнулся) держалась, вспоминая о лете, и люди тоже заразились у нее этой жаждой жизни, это было видно по выражению лиц тех, кто шел по улицам.
Один из них, один среди них — это тип по имени Клиффорд. Где-то среди людей, которые спешат и улыбаются, движется ненормальный тип. Где-то среди тысячи зрителей в кинотеатрах может быть убийца, глядящий на экран.
Где-то на скамеечке, среди шепчущих и целующихся влюбленных может поджидать он наедине со своими грязными мыслями. Где-то среди открытых улыбающихся лиц, среди взлетающих при разговорах в холодный воздух струек пара расхаживает он со сжатыми зубами.
Клиффорд.
Сколько Клиффордов в таком огромном городе?
Сколько Клиффордов в телефонной книге? Скольких Клиффордов нет в телефонной книге?
Перетасуйте колоду карт-Клиффордов, раздайте их и вытяните одного, любого Клиффорда.
Но время для мыслей о Клиффордах было неподходящее.
Это было время для прогулок на природе, где свежий воздух вам щиплет лицо, где под ногами шуршат сухие листья, и деревья наряжены в ослепительные цвета. Это было время трубок из можжевелового корня, время твидовых пиджаков и наливных румяных яблок. Было время для мыслей о вкусном ужине, хороших книгах, теплом одеяле и плотно закрытых окнах, хранящих от зимней стужи.
Время было не для Клиффорда, не для убийств…
Но убийство произошло, а в уголовной полиции работали парни с холодными взглядами, которым никогда не было по семнадцать.
Но Клингу семнадцать когда-то было.
Он направился к кассе, где меняли мелочь. Человек в зарешеченном окошке разглядывал какой-то комикс. Клинг заметил, что это был один из самых дурацких образчиков в своем роде, который лежал в каждом ларьке и в котором речь шла о вдове, страдавшей неизлечимым склерозом.
Кассир поднял глаза.
— Добрый вечер, — поздоровался Клинг.
Кассир подозрительно уставился на него.
— Добрый вечер.
— Можно вас кое о чем спросить?
— Смотря о чем, — ответил кассир.
— Ну…
— Если вы собираетесь меня грабить, молодой человек, так забудьте об этом, — посоветовал кассир. — Овчинка выделки не стоит, и потом полицейские в нашем городе знают свое дело, так что далеко вам не уйти.
— Спасибо за совет, но грабить вас я не собираюсь.
— Чудненько. Меня зовут Рут. Сэм Рут. Приятели именуют это место «будкой Рута». Чем могу служить?
— Ночью вы работаете?
— Иногда. А что?
— Я хотел бы разыскать одну девушку, которая обычно садилась в поезд на этой станции.
— Тут в поезда садится уйма молоденьких девчат.
— Эта девушка обычно приходила между десятью и половиной одиннадцатого. Вы когда работаете?
— Когда я работаю в вечернюю смену, прихожу в четыре и ухожу в полночь.
— Значит, около десяти вы здесь.
— Мне так тоже кажется.
— Она блондинка, — продолжал Клинг. — Очень красивая блондинка.
— Вон там внизу в пекарне работает одна блондинка-вдова. Та приходит сюда каждый вечер в восемь.
— Эта девушка совсем юная, ей семнадцать.
— Семнадцать, говорите?
— Да.
— Не припоминаю, — сказал Рут.
— Подумайте еще!
— О чем? Я ее не помню.
— Она очень красива. Если вы ее видели, то забыть не могли. Прекрасная фигура, большие голубые глаза, ну просто нет слов!
Рут прищурился.
— Эге, — сказал он.
— Что?
— Припоминаю. Хороша штучка. Да, уже припоминаю.
— Когда она приходила?
— Обычно в десять двадцать пять. Точно, я уже вспомнил. Всегда проходила на платформу к центру. Обычно я наблюдал за ней. Чертовски хороша. И ей только семнадцать, говорите? Выглядит она намного старше.
— Только семнадцать. А вы уверены, что говорите о той самой девушке?
— Послушайте, откуда мне знать? Эта блондинка приходила обычно в десять двадцать пять. Раз попросила меня разменять ей десятку, вот я ее и запомнил. Нам нельзя менять деньги крупнее, чем два доллара, хотя большинство таких не носит. Говорят, они приносят несчастье. Предрассудки — большое зло, — покачал головой Рут.
— И вы ей разменяли? — спросил Клинг.
— Из своих. Потому я ее и помню. Она мне так мило улыбалась. Эта девушка умела улыбаться. Да, точно, это была она. Обычно уезжала в центр поездом в десять тридцать.
Рут достал часы. Покачал головой и засунул их назад.
— Да, она ездила поездом в десять тридцать.
— Всегда?
— Всегда, когда я ее видел, она садилась в один и тот же поезд. С тех пор, как я разменял ей десятку, она мне всегда улыбалась. Да, было на что посмотреть, это точно. Таких буферов я в жизни не видел.