История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века - Жюль Верн

«После девяностошестидневного перехода, — читаем мы в отчете о путешествии, опубликованном генералом Мийе-Мюро, — мы не имели ни одного больного; разница в климате, дожди, туманы — ничто не могло подорвать здоровья команды. Правда, у нас были продукты превосходного качества. Я не пренебрег ни одной мерой предосторожности, диктуемой опытом и благоразумием; кроме того, мы всячески старались поддерживать веселое настроение матросов, каждый вечер, если только позволяла погода, устраивая танцы, продолжавшиеся с восьми до десяти часов.

Остров Санта-Катарина (мы уже не раз упоминали о нем на страницах нашей книги) простирается от 27°19'10'' южной широты до 27°49'; ширина его с востока на запад составляет всего два лье; от материка в том месте, где остров к нему ближе всего, он отделен проливом шириной лишь в двести туазов. На мысе, вдающемся в этот пролив, расположен город Носса-Сеньора-ду-Дистерру (Флорианополис) — столица Капитании[157], где находится резиденция губернатора. В городе имеется около четырехсот домов и не больше трех тысяч жителей; он производит очень приятное впечатление. Согласно сообщению Фрезье, в 1712 году остров Санта-Катарина служил убежищем для бродяг, бежавших туда из разных концов Бразилии; они только формально считались португальскими подданными и не признавали никакой власти. Почва там настолько плодородна, что они могли существовать без всякой помощи из соседних колоний. Останавливавшиеся у острова корабли в обмен на продовольствие снабжали жителей одеждой, в которой те испытывали крайнюю нужду».

Действительно, остров чрезвычайно плодороден, и почва на нем вполне благоприятна для выращивания сахарного тростника, но бедность жителей не позволяла им покупать рабов, необходимых для работы на плантациях. Французские мореплаватели нашли на Санта-Катарине все, в чем нуждались, а офицеры встретили у португальских властей очень теплый прием.

«Следующий факт, — рассказывает Лаперуз, — дает представление о гостеприимстве этих чудесных людей. Когда моя шлюпка была опрокинута волной в бухте, на берегу которой по моему распоряжению заготавливались дрова, жители не только помогали ее спасти, но и уступили потерпевшим крушение матросам свои кровати, а сами устроились на циновках посреди комнаты, где они приняли нас так радушно. Несколько дней спустя они доставили на корабль паруса, мачты, дреки[158] и флаг нашей шлюпки — предметы для них очень ценные, которые они могли использовать для своих лодок».

Девятнадцатого ноября «Буссоль» и «Астролябия» снялись с якоря и взяли курс на мыс Горн. Их застигла сильная буря, но фрегаты держались очень хорошо. После сорока дней бесплодных поисков острова Гранд, открытого французом Антуаном де Ларошем и названного капитаном Куком Южная Георгия, Лаперуз прошел проливом Ле-Мер. Встретив в это позднее время года попутные ветры, он решил отказаться от захода в бухту Буон-Сусесо и немедленно обогнуть мыс Горн, чтобы не подвергать корабли риску, а команду ненужным тяготам.

Дружелюбное отношение огнеземельцев, обилие китов, еще никем там не потревоженных, громадные стаи альбатросов и буревестников не могли поколебать решение командира. Плавание вокруг мыса Горн оказалось более легким, чем можно было ожидать. 9 февраля экспедиция очутилась на траверзе[159] Магелланова пролива, а 24-го бросила якорь в бухте Консепсьон, так как из-за нехватки продуктов Лаперуз предпочел остановиться там, вместо того чтобы идти к островам Хуан-Фернандес. Цветущее здоровье матросов привело в удивление испанского коменданта. Пожалуй, никогда еще ни один корабль, обогнувший мыс Горн, не приходил в Чили, не имея больных, а на обоих кораблях не было ни одного больного…

Город, разрушенный землетрясением в 1751 году, построили заново на расстоянии трех лье от моря на берегах реки Био-Био. Консепсьон занимал довольно значительную площадь, так как все дома были одноэтажные, а число жителей составляло не меньшедесяти тысяч человек. Бухта — одна из самых удобных в мире; море там совершенно спокойно и почти нет течений.

Эта часть Чили отличается исключительным плодородием. Урожай пшеницы достигает сам-шестидесяти, виноград также дает очень обильные урожаи, а на лугах пасутся бесчисленные стада, увеличивающиеся с совершенно невероятной быстротой.

Несмотря на благоприятные условия, в Чили не наблюдалось никакого прогресса, что объясняется процветавшей в ту пору запретительной политикой. Страна, производившая столько продовольствия, что могла бы без труда прокормить половину Европы, столько шерсти, что ее хватило бы на все мануфактуры Франции и Англии, столько мяса, что его можно было превращать в солонину, не вела никакой торговли. В то же время привозные товары облагались чрезмерно высокими пошлинами. Поэтому жизнь была исключительно дорога. Среднего класса, того, что теперь называют буржуазией, в Чили не существовало. Население, как показывает приводимый ниже отрывок, делилось на две категории, богатых и бедных:

«Женский наряд составляла плиссированная юбка из старинной золотой или серебряной парчи, изготовлявшейся когда-то в Лионе. Эти юбки, хранившиеся для особо торжественных случаев, являлись, подобно бриллиантам, фамильными ценностями и переходили от бабушек к внучкам. Впрочем, такими нарядами обладало лишь незначительное меньшинство граждан; у остальных вообще не было приличной одежды».

Мы не последуем за Лаперузом в описании подробностей оказанного ему восторженного приема и не будем останавливаться на балах и туалетах, которые, впрочем, не заставили его забыть о цели путешествия. До сих пор экспедиция побывала в местах, много раз посещавшихся европейскими моряками. Пора было двигаться в менее исследованные края. 15 марта корабли снялись с якоря и 9 апреля, после спокойного плавания, вошли в бухту Кука на острове Пасхи.

Лаперуз утверждает, что Ходжес, художник, сопровождавший знаменитого английского мореплавателя, очень плохо передал внешность островитян. Лица у них большей частью приятны, но нельзя сказать, чтобы они отличались чем-либо особенным.

Не только в этом отношении французский путешественник разошелся во мнениях с капитаном Куком. Он считал, что знаменитые статуи, очень интересные зарисовки которых сделал один из его художников, могли быть созданы жившим в то время на острове народом. Численность населения острова Лаперуз определил в две тысячи человек. Ему казалось также, что полное отсутствие деревьев, а вследствие этого озер и ручьев, объяснялось неумеренным истреблением лесов древними жителями. Во время стоянки не произошло никаких неприятных событий. Правда, кражи случались часто; но французы, не предполагавшие оставаться на острове дольше одного дня, сочли излишней попытку внушить туземцам более ясное представление о праве собственности.