Легкое бремя - Самуил Киссин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Архимед — др. греч. ученый и изобретатель.
Винчи — Леонардо да Винчи — итал. живописец, архитектор, скульптор, ученый и инженер эпохи Возрождения. Он обдумывал конструкцию летательного аппарата, и, судя по рисункам, пришел к идее геликоптера.
Икар (миф.) — сын искуснейшего архитектора, скульптора, изобретателя Дедала. Чтобы улететь с о. Крит, из неволи, Дедал сделал себе и сыну крылья, склеив перья воском. Но Икар поднялся слишком высоко, и солнце растопило воск.
45
«Мир успокоенной душе моей…» — Автограф в красной книжке.
В ТБ с разночтениями в 6-й и 7-й строках: «Глубокого застывшего пруда, // Где колокол с высот своих упав…». Это и следующие три стихотворения написаны летом и осенью 1913 г.
46
«Пройдут бессчетные века…» — ТБ. Стихотворение открывает Цикл, написанный по мотивам книги Иоанна Богослова (Откр. 8.10–12).
47
«Уж не Армидины ль сады…» — De visu. 1993. № 2 (3). С. 40.
Именье Бера — имение в Калужской области, на крутом лесистом берегу Оки, летом 1914 г. сдавалось дачникам. Как вспоминала Лидия Иванова: «На лето 1914 года мы поехали в “Петровское на Оке” (Костромская губерния). Там, на крутом, лесистом берегу Оки находилась усадьба. В ней было четыре флигеля, которые сдавались на лето как дачи. Мы сняли один из них, Муратов другой, Балтрушайтисы третий».
Юргис Балтрушайтис и Вячеслав Иванов посвятили этому лету стихи. Стихотворение Вяч. Иванова так и называлось «Лето в Петровском» (1915).
Л. Иванова ошиблась в одном: семейство Муратовых к тому времени распалось, и в Петровском жили Евгения Владимировна Муратова с сыном Никитой.
Ее и запомнила мемуаристка: «Она была босоножка, проделывала в купальне свою эстетическую гимнастику и за компанию обучала нас с Верой своему искусству» (Иванова Л. Воспоминания: Книга об отце. М.: Культура. 1992. С. 56–57).
В своем стихотворении Муни обыграл стихотворение Балтрушайтиса «Мой сад» (1910), посвященное Валерию Брюсову:
Мой тайный сад, мой тихий садОбвеян бурей, помнит град…
В нем много-много пальм, агав,Высоких лилий, малых трав, —
Что в вешний час в его тени,Цветут-живут, как я, одни…
Все — шелест, рост в моем саду,Где я тружусь и где я жду —
Прихода сна, прихода тьмыВ глухом безмолвии зимы.
Пламенник — слово из словаря символистов, в частности, Вяч. Иванова. «Пламенники» — назывался роман Л. Д. Зиновьевой-Аннибал, так ею и неоконченный, но в 1904 г. В. Иванов вел о нем переговоры с В. Я. Брюсовым, надеясь напечатать роман в «Весах». И в стихах Вяч. Иванова читаем:
Мне Смерть в ответ: «Гляди: мой свет — палит.Я — пламенник любви. Твоя ПсихеяВперед, святой купели вожделея,Порхнула в мой огонь…»
(Спор. Поэма в сонетах. 1908)
48
Лень моя. — ТБ. Понедельник. 1918. 3 июня (21 мая). Подпись: С. Киссин. Разночтения в 3-й строфе: «Ты хаос, где шевелятся тела, // Ты мать бесплодная, но сладострастья // Исполненная женщина…». См. также: De visu. 1993. № 2 (3). С. 40. Написано, очевидно, в декабре 1914 г.
В стихотворении можно расслышать отголосок стихотворения Ивана Коневского: «В крови моей — великое боренье…» (1899), которому предпослан эпиграф из Владимира Соловьева: «Genus — genius».* [* «Род — дух-хранитель» — лат.] Сравните: «В крови моей усталость, темный яд, // Тяжелой жизни праотцев осадок…»
Влияние Коневского заметно и в других стихах Муни, причем, как правило, ссылаясь на стихи Коневского, на его интонацию опираясь, по существу он с ним спорит. Сравните: «И не дамся я тихой истоме» (Коневской И. «С Коневца». 1898) — «Полонен я полдневной истомою» (Муни).
Е. И. Боричевский, которому Муни отправил стихотворение, откликнулся письмом 14 января 1915 г.
«Дорогой Муни!
Очень благодарен тебе за стихи и буду очень рад, если за ними последуют и другие. Они прекрасны и по замыслу и написаны с большим чувством. Не удовлетворила меня только 3-я строфа: образы ее кажутся мне или надуманными (видимое влияние комментария) или слишком индивидуальными; я их не понимаю.
Ты спрашиваешь меня, каково мое философское суждение. Собственно говоря, с точки зрения философии лень не имеет права на свою философию: создавая свою метафизику и эстетику, она перестает быть собой. Но лично я не сочувствую обыкновению философии замыкать рот лени, сомнению и греху указанием на внутреннее противоречие.
Твои стихи выразили некоторые истины о лени, но твой комментарий совершенно ложен. Лень в седьмой день не есть лень, а заслуженный отдых. Лень долчефарниентовая** [** От dolce far niente (итал.) — сладостное ничегонеделание] не есть лень, а душевное сосредоточение и собирание сил перед творчеством. Истинная же лень это та, которая извечно была и останется собой до бесконечности времен. Может ли такая лень иметь свое метафизическое и эстетическое оправдание? Думаю, что перед людьми и вслух ей лучше не оправдываться и согласиться: Да, я — мать всех пороков. Но шепотом произнесенное, оправдание про себя, она может иметь.
Творчество есть торжество реализма: переход от потенциального бытия, т. е. свободного, к бытию актуальному, т. е. связанному, ограниченному и, что хуже всего, окончательно определившемуся. Но и для жизни, и для самого творчества нужно, чтобы потенциальное бытие никогда целиком не перешло в реальное, чтобы всегда сохранялся тот призрачный мир,
“где искрится игрою праздных радуг
мечтаний неустанный водопад”.
Очевидно, этот мир должны охранять призванные бездельники, и в этом их оправдание. Подозреваю, что к их числу принадлежим и мы с тобой».
49
Ранняя осень. — Автограф в красной книжке. Понедельник. М. 1918. 3 июня (21 мая). № 14. Подпись: С. Киссин. Разночтение в предпоследней строке: «Не сердитая, не злая».
50
«Шмелей медовый голос…» — Понедельник, 1918. 3 (21 мая). № 14. Подпись: С. Киссин.
51
«Я в этом мире, как слепой…» — ТБ. БС.
Автограф в красной книжке с разночтениями в 1-й и 8-й строках: «В широком мире, как слепой…», «Иду медлительно, как тень…». Ему предпослан эпигграф: «“В сем мире, как впотьмах” Ф. Т.» — строки из стихотворения Ф. Тютчева «Не то, что мните вы, природа…» (1836).
52
Крапива. — Автограф в красной книжке. Запись сделана карандашом сентябре-октябре 1915 г. Без названия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});