Странствия убийцы - Робин Хобб

— Так они пытаются приблизить конец света?

— Не конец света, Том. Конец времени. Они хотят освободить человечество от времени, потому что оно наш величайший поработитель. Время старит нас, время нас ограничивает. Подумай, сколько раз тебе хотелось иметь для чего-нибудь больше времени или вернуться назад и сделать что-то по-другому. Если человечество избавится от времени, старые ошибки могут быть исправлены до того, как их совершат. — Она вздохнула. — Я верю, что сейчас наступила пора для прихода такого пророка. И из того, что я читала, я сделала вывод, что он появится в горах.

— Но вы одиноки в своих поисках? Другие с вами не согласны?

— Многие согласны. Но никто не отправляется искать Белого Пророка. К нему должны прислушаться люди, к которым он пришел. Другие не должны вмешиваться, иначе они навеки повернут историю к ложному пути.

Я все еще раздумывал над тем, что она сказала о времени. Казалось, мои мысли скрутились в узел. Ее голос стих. Я смотрел на уши кобылы и думал. Время быть честным с Молли. Время отправиться в путешествие с Федвреном, вместо того чтобы становиться помощником убийцы. Она дала мне много пищи для размышлений.

Ночной Волк появился вскоре после полудня. Он деловой трусцой выбежал из-за деревьев и пристроился рядом с нашей повозкой. Кобыла несколько раз нервно взглянула на него, пытаясь разрешить противоречие между волчьим запахом и собачьими манерами. Я коснулся ее сознания и успокоил ее. Он уже некоторое время бежал с моей стороны повозки, когда Кеттл заметила его. Она нагнулась, потом выпрямилась.

— За нами бежит волк, — сообщила она.

— Это не волк, это моя собака. Хотя в ней и есть волчья кровь, — признался я.

Она снова нагнулась, чтобы посмотреть на него, потом перевела взгляд на мое спокойное лицо и откинулась на сиденье.

— Значит, нынче в Бакке овец пасут волки, — кивнула она и больше не говорила об этом.

Остальную часть дня мы в ровном темпе двигались вперед. Вокруг не было никаких признаков жилья, кроме одной маленькой хижины, которая попалась нам по дороге и над которой поднималась струйка дыма. Холод и сильный ветер не прекращались, и к концу дня мы все закоченели. Лица пилигримов в фургоне побледнели, а носы покраснели. У одной женщины губы были совсем синие. Люди были прижаты друг к другу, как сельди в бочке, но даже это не могло защитить их от холода.

Я топал ногами, чтобы пальцы не потеряли чувствительность, и перекладывал вожжи из одной руки в другую, по очереди грея ладони под мышками. Плечо мое ныло, и боль начала распространяться по руке. Губы пересохли, но я боялся облизывать их, чтобы они не потрескались. Мало есть вещей более неприятных, чем постоянный холод. Что до Кеттл, то я не сомневался, что для нее это было настоящей пыткой. Она не жаловалась, но с течением времени, казалось, становилась все меньше под своими одеялами. Ее молчание яснее слов говорило о страданиях, которые она испытывает.

Было все еще светло, когда Ник повернул караван и повел нас по едва заметной под снежными наносами тропе. Я мог догадаться о ее существовании только по меньшему количеству проступающей над снегом травы, но Нику, по-видимому, дорога была хорошо знакома. Верховые контрабандисты прокладывали путь для фургонов, но маленькой кобыле Кеттл все равно приходилось нелегко. Один раз я обернулся и увидел, как ветер холодной рукой заметает наши следы, так что на заснеженной земле остается только легкая рябь. Местность, которую мы пересекали, была ничем не примечательной. Наконец мы преодолели долгий подъем и посмотрели вниз, на кучку незаметных с дороги зданий. Приближался вечер. Только в одном окне горел огонек. Пока мы спускались, зажглись еще свечи, и Ночной Волк ощутил в воздухе след дыма. Нас ждали.

Дома выглядели неплохо. Казалось, их недавно ремонтировали. Мы завели лошадей и фургоны в большой амбар, который располагался в котловине, так что помещение находилось наполовину под землей. Низкое здание нельзя было увидеть с дороги, и я не сомневался в том, что оно было построено таким образом именно с этой целью. Если человек не знает о существовании этого дома, он никогда не найдет его. Вокруг амбара и других зданий была навалена земля. За плотными стенами и дверьми мы не слышали даже звуков ветра. Молочная корова шевелилась в стойле, пока мы распрягали лошадей и разводили их по местам. Там были солома и сено и корыта со свежей водой. Пилигримы вышли из своего фургона, и я помогал сойти Кеттл, когда дверь амбара снова распахнулась. Гибкая молодая женщина с гривой рыжих волос ворвалась внутрь. Уперев кулаки в бедра, она набросилась на Ника:

— Кто эти люди и почему ты привел их сюда? Что проку в тайнике, если все вокруг о нем знают?

Ник передал лошадь одному из своих людей и повернулся к ней. Не сказав ни слова, он обнял ее и поцеловал. Через мгновение она оттолкнула его:

— Что ты…

— Они хорошо заплатили. У них своя еда, и они могут переночевать здесь. А завтра они будут уже на пути в горы. Здесь наверху никому нет дела до нас. Никакой опасности, Тел, ты зря беспокоишься.

— Я должна беспокоиться за двоих, потому что у тебя на это не хватает мозгов. У меня готов ужин, но его не хватит на всю эту ораву. Почему ты не послал птицу, чтобы предупредить меня?

— Я послал. Разве она не прилетела? Может быть, из-за бури?

— Ты всегда так говоришь, когда даже не думаешь посылать голубя.

— Оставь, женщина. У меня есть для тебя хорошие новости. Пойдем в дом и поговорим. — Ник обнял ее, и они ушли. Его люди остались, чтобы помочь нам устроиться на ночлег. Амбар был просторный, с массой соломы для постелей. Здесь были колодец и ведро для воды. Маленький очаг страшно дымил, но на нем можно было готовить. Трудно было назвать амбар теплым, если только не сравнивать его с уличным холодом, но никто не роптал. Ночной Волк остался снаружи.

У них полно цыплят, сказал он мне. И клетка с голубями. Оставь их в покое, предупредил я его. Старлинг хотела было пойти в дом вместе с людьми Ника, но они остановили ее у дверей.

— Ник велел всем вам спать в одном месте. — Он со значением посмотрел на меня. — И наберите воды, потому что мы запрем дверь, когда уйдем. Так будет меньше ветра.

Его слова никого не одурачили, но никто не стал возражать. По-видимому, Ник считал, что чем меньше мы знаем о его убежище, тем лучше. Это можно было понять. Вместо того чтобы жаловаться, мы просто набрали воды. По привычке я наполнил корыта лошадей. Вытаскивая пятое ведро, я подумал, перестану ли я когда-нибудь первым делом устраивать животных. Пилигримы больше думали о собственном удобстве. Вскоре я ощутил запах готовящейся еды. Что ж, у меня было сушеное мясо и сухари. Этого будет вполне достаточно.

Ты можешь поохотиться со мной. Здесь есть дичь. У них был огород этим летом, и кролики все еще бегают сюда за кочерыжками.

Он растянулся у курятника, окровавленные остатки кролика лежали между его передними лапами. Он старательно двигал челюстями, но не спускал глаз с заснеженного огорода, ожидая появления новой дичи. Я мрачно жевал полоску сушеного мяса, наваливая солому для постели Кеттл в стойле рядом с ее лошадью. Я расстилал ее одеяло, когда она вернулась от огня с чайником в руках.

— Кто тебе велел заниматься моей постелью? — поинтересовалась она. Пока я набирал в грудь воздуха, чтобы ответить, она добавила: — Вот чай, если у тебя есть собственная чашка. Моя в моей сумке на повозке. Там сыр и сушеные яблоки. Будь хорошим мальчиком, принеси их нам.

Пока я выполнял ее просьбу, я услышал голос Старлинг и тихие звуки арфы. Отрабатывает свой ужин, я не сомневался. Что ж, так делают все менестрели, и вряд ли она останется голодной. Я принес Кеттл ее сумку, и старая женщина выделила мне щедрую порцию, а сама поела очень немного. Мы сидели на наших одеялах и ели. Она не переставала поглядывать на меня и наконец заявила:

— Ты мне кого-то напоминаешь, Том. Как ты сказал, из какой ты части Бакка?

— Из города Баккипа, — выпалил я.

— И кто была твоя мать?

Я помедлил, потом решился:

— Салт Флатфиш. — По Баккипу бегало столько ее детей, что вполне возможно, одного из них звали Томом.

— Рыбачка? Каким же образом ты тогда стал пастухом?

— Мой отец был пастух, — сказал я поспешно. — И мы неплохо жили с этими двумя ремеслами.

— Понятно. И они научили тебя вежливости по отношению к старым женщинам. А дядя у тебя в горах. Ну и семейка!

— Он очень молодым отправился путешествовать и осел там. — Я даже слегка вспотел от такого виляния и был уверен, что она это заметила. — Из какой вы, говорите, части Бакка? — спросил я внезапно.

— Я не говорила, — ответила она с легкой улыбкой. Над дверью стойла появилась Старлинг. Она залезла на краешек, наклонилась к нам и сказала: