Бывших не бывает - Евгений Сергеевич Красницкий

Но он хочет ещё что-то сказать, прежде чем я его судьбу решу. Надо выслушать до конца. Он сюда за судом пришёл, за судьбы решением. Но не мне его судить, не могу, не в праве!»

– Ты ведь не закончил, брат, – отец Меркурий с трудом заставил себя говорить. – Прошу тебя, продолжай.

– Да, мне ещё есть что рассказать. Боярин держал слово – христиан не трогали. Мне даже удалось обратить несколько семей язычников, и это сошло мне с рук. Человек Медведя только погрозил мне пальцем и передал предупреждение «совсем уж не зарываться». У меня вновь появилась надежда, что боярин вернётся к Господу, что пошлёт за мной, чтобы говорить. Тщетно!

– Почему?

– Боярину не было до меня дела. А вот его ближникам – да! На нас стали охотиться. Неумело, но настойчиво. Несколько раз верным удалось спастись лишь из-за предупреждений Медведя. Вот так – язычник спасал христиан… – Моисей грустно улыбнулся. – Но раз уберечься не удалось. Предупреждения не было. Смотрящий Ловита со стражниками выследил нас. Мы тоже береглись и потому сумели спастись, но не все. Братьев Павла, Памфилия, Георгия и сестру Неониллу схватили. Их тяжко пытали, но они молчали. Потом Ловита выпустил братьев в лес и охотился на них, как на зверей, бил из лука, а сестру Неониллу… сначала сам… а потом отдал стражникам. Она умерла от того, что с ней сотворили.

– Дай им, Господи, Царство Небесное… – Священники перекрестились.

– Эти смерти тоже на моей совести, брат. – На отца Моисея было тяжко смотреть. – Я пытался добиться справедливости, даже сумел встретиться с Медведем, но тот только сказал: «Что ж, иногда и меня можно обмануть. Больше такого не случится. С Ловитой я поквитаюсь в своё время, но сейчас его не взять – Мирон успел раньше. Боярину доложено, что те четверо оружие на стражу подняли, за что их и перебили на месте».

– Кто такой Мирон?

– Боярский ближник, – в глазах заболотного священника разгорелся огонёк фанатичной ненависти. – Иуда истинный! Все стражники и смотрящие под его рукой ходят, порождения сатаны. Насилия и беззакония творят, а Мирон их покрывает, змей! И людоловы, что людей на стороне сманивают, а потом холопят, тоже под ним. Сказывали, что он с боярином сызмальства, оттого боярин ему во всём верит, аспиду!

– Понятно. А дальше что было?

– А дальше Бог покарал Ловиту и его стражников. Этим летом ратнинские воины перебили их всех, когда они опять на христиан охоту затеяли. А потом ратнинцы прошлись огнём и мечом по части земель боярина Журавля, Отишие взяли. Язычников похолопили, а христиан не тронули. После того мне Медведь через своих людей велел уходить с семьёй в лес. Сказал, что как боярин уехал, так Мирон и лютует, и если мне моя паства дорога, то мне надо прятаться. Не себя, а их спасать. Я поверил и послушался. Потом ко мне ещё несколько верных присоединились – им тоже опасность от Мирона и стражи грозила. Ну а третьего дня дал провожатых и велел идти в Ратное, к единоверцам. Нас мимо стражи провели, и вот мы здесь. Теперь ты знаешь всё.

Отец Моисей поднялся из-за стола, опустился на колени, склонил голову и произнёс:

– Отдаю себя в твою власть, отче Меркурий. Суди, как Господь тебе повелит. Я приму любой суд, ибо духом истомлён и винами тяжкими. Паки и паки грешен и жажду искупления!

Отец Меркурий поднялся, сделал шаг в сторону коленопреклонённого священника и застыл на полдороге.

«Я не в праве его судить! Могу лишь пожалеть. Тяжкое ему выпало испытание, тяжелее не бывает! Вроде бы ясно всё – смерть и проклятие Иуде, вот только Иуда ли он? На каких весах это взвесить? Не себе он искал спасения от мук – людям.

Спасением души пожертвовал ради них. Душу свою за други своя, и ведь буквально – себя обрёк на вечные муки. А те, кого он на пытку и казнь предал? Меньшее зло? А кто ему дал право судить, где большее, а где меньшее? Как тут быть? Не знаю, Господи, не могу, духом немощен! Но он ждёт, Господи! Твоего суда, через меня высказанного! Я лишь сосуд для слова Твоего, пустая оболочка… Так наполни же меня, Господи, ибо не ведаю, я как мне поступить!»

Отец Меркурий, повинуясь внезапному порыву, подошёл к отцу Моисею и возгласил:

– Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Cвоего человеколюбия да простит ти чадо Моисей вся согрешения твоя. И аз, недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь[112]. – И перекрестил склонённую голову.

Отец Моисей поднял заплаканное лицо, но сказать ничего так и не смог. А отца Меркурия несло дальше тем незримым ветром, что коснулся его несколько мгновений назад. И он с восторгом подчинился его силе:

– Ты не будешь отлучён ни от причащения, ни от служения, раб Божий Моисей! Неси слово Божие и любовь Христову людям, христианской кротостью и смирением веди их за собой к горнему свету из тьмы язычества, и на этом пути ты поймёшь, в чём твоё искупление!

* * *

После ночи, проведённой совместно с отцом Моисеем в молитвенном бдении, спать отцу Меркурию хотелось зверски, однако поездку в Михайлов Городок ни отменить, ни перенести было невозможно. Пришлось духу снова превозмогать плоть. Нет, сначала отставной хилиарх собрался было малодушно продрыхнуть в санях всю дорогу, но разговор, который завели десятник Егор и Бурей, отшиб сон начисто.

– С чем к Михайле едешь, Серафим? – десятник решил не ходить вокруг да около.

«О как! Поспишь тут! Интересно, для кого десятник это сейчас говорит – для Бурея или для меня? Вернее, не так, только ли для меня этот разговор? Или Егору велено донести нечто не только до меня, но и до Бурея, и для тех, кто за ним стоит? Но это признание, Макарий. Тебе всё же решили доверять. Не обольщайся, очень ограниченно. Скорее всего, из тебя сейчас лепят беспристрастного свидетеля».

– С предложением. – Бурей шумно почесался. – Сооооотника голоштанного уважить. Как он в сотники-то залетел, а, Егорка?

– Соколом, – усмехнулся Егор. – Я вчера рассказывал как, ты чего, не слушал?

– Слушал, – обозный старшина повозился, устраиваясь поудобнее. – Красно ты баял. Я твоим рассказам поверил даже. Почти. Оттого и еду. Надо дать княжей игрушке, пока она князеньке не надоела, мордой в