КлаТбище домашних жЫвотных - Стивен Кинг

Элли ходила среди гостей с серебряным подносом, на котором лежали крошечные бутерброды на шпажках. Фотографию Гейджа она держала под мышкой.

Луис принимал соболезнования. Он кивал и благодарил. И если его взгляд был отсутствующим, а манеры — холодными и сухими, люди предполагали, что он думает о прошлом, о страшной гибели сына, о будущей жизни без Гейджа, и никому (даже Джаду) не могло прийти в голову, что Луис обдумывает план действий по разграблению могилы… разумеется, чисто теоретически; он вовсе не собирался этого делать. Это был только способ занять свои мысли.

Он вовсе не собирался этого делать.

Луис остановился у маленького продуктового магазина в Оррингтоне, купил две упаковки холодного пива и позвонил в «Наполи», чтобы заказать пиццу с грибами и пепперони.

— Как мне вас записать, сэр?

Оз, Великий и Узясный, подумал Луис.

— Лу Крид.

— Хорошо, Лу. У нас сейчас вал заказов. Ваша пицца будет готова минут через сорок-сорок пять. Вас это устроит?

— Конечно, — ответил Луис и повесил трубку. Когда он садился в машину, до него вдруг дошло, что из всех двадцати пиццерий Бангора он выбрал именно ту, что была ближе всего к кладбищу, где похоронен Гейдж. И что с того? — смущенно подумал он. У них отличная пицца. Только свежее тесто, никаких замороженных полуфабрикатов. Они его месят прямо при тебе, подкидывают и ловят, и Гейдж все время смеялся, когда…

Он оборвал эту мысль.

Луис проехал мимо «Наполи» и направился к кладбищу. Почему бы туда не зайти, раз уж он рядом? Что в этом плохого? Ничего.

Он припарковал машину на другой стороне улицы, перешел дорогу и остановился перед воротами из кованого железа, которое тускло поблескивало в лучах заката. Над воротами полукругом шла надпись из металлических букв: «ОТРАДНЫЙ ВИД». С точки зрения Луиса, вид был не то чтобы отрадным, но и не безотрадным. Кладбище живописно раскинулось на нескольких пологих холмах; проходы между участками напоминали парковые аллеи (хотя сейчас, в последних лучах заходящего солнца, густые тени деревьев казались черными и зловещими, как стоячая вода в глубоком омуте), кое-где виднелись одинокие плакучие ивы. Это было не самое тихое место. Рядом проходило шоссе — гул автотранспорта доносился сюда с каждым порывом прохладного вечернего ветра, — и в сгущавшихся сумерках на горизонте сияли огни Бангорского международного аэропорта.

Луис протянул руку к воротам с мыслью: Они будут заперты. Но они были открыты. Возможно, было еще слишком рано, и их запрут ближе к ночи, причем исключительно для того, чтобы защитить территорию от пьяных, вандалов и влюбленных парочек. Дни диккенсовских похитителей трупов, «воскресителей мертвых», как их называли,

(опять это слово)

давно миновали. Правая створка ворот с тихим скрежетом отворилась. Луис быстро глянул через плечо, убедился, что за ним никто не наблюдает, и вошел внутрь. Он прикрыл за собой створку и услышал щелчок замка.

Он стоял в этом скромном предместье города мертвых, осматриваясь.

Прелестный край, уединенный край, подумал Луис, но здесь в объятиях любовных не сольешься. Это откуда? Из Эндрю Марвелла? Сколько же у человека в голове разного бесполезного хлама?

А потом у него в голове прозвучал голос Джада, встревоженный и… испуганный? Да. Испуганный.

Луис, что ты здесь делаешь? По этой дороге уж точно ходить не стоит.

Он отогнал от себя этот голос. Если кому-то от этого будет хуже, то только ему самому. Никто даже и не узнает, что он был здесь в угасающем свете дня.

Он пошел к могиле Гейджа по узкой извилистой тропинке. Не прошло и минуты, как тропинка вывела его на аллею. Молодые листья деревьев таинственно шуршали над головой. Сердце бешено колотилось в груди, и его громкий стук отдавался в ушах. Надгробия располагались неровными рядами. Где-то неподалеку должна быть кладбищенская контора с картой всей территории кладбища площадью двадцать акров, аккуратно разделенной на сектора, и в каждом из них обозначены занятые могилы и свободные участки. Недвижимость на продажу. Однокомнатные квартиры. Спальные места.

Совсем не похоже на Клатбище домашних жывотных, подумал Луис, и эта мысль так его удивила, что он даже остановился, чтобы обдумать ее. Да, совсем не похоже. Казалось, на кладбище домашних животных порядок каким-то неведомым образом рождается из хаоса. Эти грубые концентрические круги, сходящиеся к центру, шершавые плиты, кресты, сколоченные из досок. Как будто дети, хоронившие там своих питомцев, создавали узор, взятый из их коллективного бессознательного, как будто…

Луис вдруг подумал, что кладбище домашних животных было своего рода рекламой… вроде завлекательных представлений, которые устраивают на ярмарках. Глотатель огня выходит на улицу и дает представление бесплатно, потому что владелец цирка знает, что ты не купишь бифштекс, пока не увидишь, как он шкварчит в масле, и не выложишь денежки за билет, пока тебе не покажут…

Эти могилы, их почти друидические круги…

Могилы на кладбище домашних животных повторяли один из древнейших религиозных символов: сужавшиеся к центру круги олицетворяли спираль, ведущую в бесконечность, от порядка к хаосу или от хаоса к порядку, в зависимости от того, как работало твое сознание. Этот символ древние египтяне высекали на гробницах фараонов, финикийцы рисовали его на курганах своих павших царей; его обнаружили на стенах пещер в древних Микенах; Стоунхендж, часы для измерения времени Вселенной, был выстроен в форме спирали; Господь Бог, говоривший с Иовом в иудейско-христианской Библии, принял форму спирального вихря.

Спираль — древнейший на свете знак власти, древнейший символ извилистого моста, который, возможно, соединяет наш мир и Бездну.

Луис наконец добрался до могилы Гейджа. Бульдозер давно уехал. Искусственный дерн убрали: скатали в рулоны — рабочий, который этим занимался, тихонько насвистывал себе под нос и думал о том, как вечером будет пить пиво с друзьями в баре, — и сложили в сарай для инвентаря. Там, где лежал Гейдж, виднелся аккуратный прямоугольник голой, рыхлой земли размером пять на три фута. Надгробие еще не поставили.

Луис встал на колени. Ветер развевал его волосы. Небо было уже почти черным. По нему мчались тучи.

Никто не посветил фонариком мне в лицо и не спросил, что я здесь делаю. Ни один сторожевой пес не залаял. Ворота были не заперты. Дни «воскресителей мертвых» давно миновали. Если я приду сюда с киркой и лопатой…