Лунный камень - Уилки Коллинз

Мне нужен был только намек, который дал бы правильное направление моим мыслям с самого начала. Не прошло и дня, как этот намек был мне дан одним из тех гостей, которые присутствовали на пиршестве в день рождения.

Составив этот план действия, я должен был прежде всего заручиться полным списком гостей. Его легко можно было получить от Габриэля Беттереджа. Я решил в тот же день вернуться в Йоркшир и начать мое исследование со следующего утра.

Было уже поздно отправляться с тем поездом, который уходил из Лондона до полудня. Ничего более не оставалось, как ждать около трех часов следующего поезда. Не мог ли я в Лондоне с пользой употребить этот промежуток времени?

Мысли мои опять упорно возвращались к обеду в день рождения.

Хотя я забыл и число, и большую часть имен присутствующих гостей, я припомнил довольно скоро, что почти все они приехали из Фризинголла или его окрестностей. Но “почти все” еще не означало “все”. Некоторые из них не были постоянными жителями этих мест. Я сам был одним из таких, мистер Мертуэт был другим, Годфри Эбльуайт — третьим, мистер Брефф… нет, я вспомнил, что дела помешали мистеру Бреффу приехать. Не было ли кого-нибудь среди дам из постоянных жительниц Лондона? Я мог припомнить одну только мисс Клак, принадлежащую к этой последней категории. Однако вот, по крайней мере, уже трое гостей, с которыми мне полезно было бы повидаться, прежде чем я уеду из Лондона. Не зная адресов лиц, которых искал, я тотчас поехал в контору мистера Бреффа, в надежде, что, быть может, он мне поможет отыскать их. Мистер Брефф оказался так занят, что не мог уделить мне более минуты своего драгоценного времени. Но в эту одну минуту он успел, однако, решить — самым неприятным образом — все вопросы, которые я задал ему.

Во-первых, он считал мой новоизобретенный метод отыскать ключ к тайне слишком фантастическим, для того чтобы о нем можно было рассуждать всерьез. Во-вторых, в-третьих и в-четвертых, мистер Мертуэт был сейчас на пути к месту своих прошлых приключений; мисс Клак понесла денежную потерю и переселилась, из соображений экономии, во Францию; мистера Годфри Эбльуайта, может быть, можно было найти где-нибудь в Лондоне. Не узнать ли мне его адрес в клубе? А может быть, я извиню мистера Бреффа, если он вернется к своему делу и пожелает мне всего доброго?

Поле розысков в Лондоне теперь так ограничилось, что мае оставалось только узнать адрес Годфри. Я послушал совета стряпчего и поехал в клуб.

В передней я встретил одного из членов клуба, бывшего старым приятелем моего кузена, а также и моим знакомым. Этот джентльмен, сообщив мне адрес Годфри, рассказал о двух недавних происшествиях, случившихся с ним и еще не дошедших до моих ушей, при всей их большой важности для меня.

Оказалось, что, получив от Рэчель отказ, он, вместо того чтобы прийти в отчаяние, вскоре же после этого сделал предложение другой молодой девушке, слывшей богатой наследницей. Предложение его было принято, и брак считался делом решенным. Но вдруг помолвка опять внезапно и неожиданно расстроилась, и на этот раз по милости серьезного несогласия в мнениях между женихом и отцом невесты по поводу брачного контракта.

Как бы в вознаграждение за эту вторую неудачу, Годфри вскоре после этого сделался предметом внимания в денежном отношении одной из многочисленных своих почитательниц. Богатая и пожилая дама, чрезвычайно уважаемая в комитете материнского попечительства и большая приятельница мисс Клак (которой она, кстати сказать, не отказала ничего, кроме траурного кольца), завещала чудному и достойному мистеру Годфри пять тысяч фунтов. Получив это приятное добавление к своим скромным денежным ресурсам, он, говорят, почувствовал необходимость немного отдохнуть от своих благотворительных трудов и, по предписанию доктора, должен был “отправиться на континент, поскольку это могло впоследствии принести пользу его здоровью”. Если он мне нужен, следовало не теряя времени нанести ему визит.

Я тотчас отправился к нему.

Но та же роковая судьба, которая заставила меня опоздать на один день к сыщику Каффу, заставила меня и тут опоздать на один день к Годфри. Он уехал накануне утром в Дувр. Он отправлялся в Остендэ, и слуга его думал, что он поедет в Брюссель. Время его возвращения не было установлено, но я мог быть уверен, что он будет отсутствовать, по крайней мере, три месяца.

Я вернулся к себе в угнетенном состоянии. Трое из гостей, бывших на обеде в день рождения (и все трое исключительно умные люди), были далеко от меня как раз в то время, когда мне так важно было иметь с ними связь. Я возлагал последние надежды теперь на Беттереджа и на друзей покойной леди Вериндер, которых я мог еще найти живущими по соседству от деревенского поместья Рэчель.

На этот раз я прямо отправился во Фризинголл, так как этот город был теперь центральным пунктом моих розысков. Я приехал вечером, слишком уже поздно для того, чтобы увидеться с Беттереджем. На следующее утро я отправил к нему гонца с письмом, прося его приехать ко мне в гостиницу так скоро, как только возможно.

Отчасти для того, чтобы сократить время, отчасти для того, чтобы было удобней Беттереджу, я предусмотрительно послал своего гонца в наемной карете и мог надеяться, если не случится никаких помех, увидеть старика менее чем через полчаса. А в этот промежуток я решил опросить тех из гостей, присутствовавших на ободе и день рождения, кто был мне лично знаком и находился поблизости. То были родственники мои Эбльуайты и мистер Канди. Доктор выразил особое желание видеть меня, жил он на соседней улице. Итак, я прежде всего отправился к мистеру Канди.

После того, что рассказал мне Беттередж, я, естественно, ожидал увидеть на лице доктора следы серьезной болезни, которую он перенес. Но я не был готов к перемене, какую увидел в нем, когда он вошел в комнату и пожал мне руку. Глаза его потускнели, волосы совершенно поседели, лицо покрылось морщинами, тело съежилось. Я хорошо помнил этого подвижного, болтливого, веселого маленького доктора, помнил его невинную светскую болтовню и бесчисленные шуточки, но, к моему удивлению, ни в чем не проявлялась его прежняя личность, разве только в склонности к смешному щегольству. Человек этот был обломком былого, но одежда его и украшенья (словно в жестокую насмешку над переменой, совершившейся в нем) были так же пестры и ярки, как прежде.

— Я часто думал о вас, мистер Блэк, — сказал он, — и искренне рад наконец снова вас увидеть. Если я смогу сделать что-нибудь для вас, пожалуйста, распоряжайтесь мной, сэр, пожалуйста, распоряжайтесь мной!

Он сказал эти простые, обыкновенные слова с ненужной откровенностью и жаром, проявляя любопытство узнать, что привело меня в Йоркшир, любопытство, которое он совершенно (я сказал бы, по-ребячески) неспособен был скрыть.

— Я недавно побывал в Йоркшире и теперь снова явился сюда по делу довольно романтическому, — сказал я. — В этом деле, мистер Канди, все друзья покойной леди Вериндер принимают участие. Вы помните таинственную пропажу индийского алмаза около года тому назад? Недавно произошли события, подающие надежду, что этот алмаз можно отыскать, и я, как член семьи, принимаю участие в розысках. В числе трудностей, встреченных мною, есть и необходимость снова собрать все показания, какие были собраны раньше, и как можно больше, если возможно. Некоторые особенности этого дела требуют воскрешения моих воспоминаний обо всем, что случилось в этом доме вечером в день рождения мисс Рэчель. И я осмеливаюсь обратиться к друзьям ее покойной матери, которые присутствовали при этом, чтобы просить их помочь мне своими воспоминаниями.

Едва я дошел до этого места, как вдруг остановился, ясно увидев по лицу мистера Канди, что опыт мой совершенно не удался.

Маленький доктор тревожно покусывал кончики своих пальцев все время, пока я говорил. Его тусклые водянистые глаза смотрели на меня с таким бессмысленным выражением, которое было очень мучительно видеть. Невозможно было угадать, о чем он думает. Ясно было только одно, что мне не удалось после двух-трех первых слов привлечь его внимание к вопросу. Единственная возможность заставить его прийти в себя заключалась в перемене предмета разговора. Я попытался немедленно заговорить о другом.

— Вот что привело меня во Фризинголл, — сказал я весело. — Теперь, мистер Канди, ваша очередь. Вы поручили Габриэлю Беттереджу сказать мне…

Он перестал кусать пальцы и вдруг развеселился.

— Да, да, да! — воскликнул он с жаром. — Так! Я поручил сказать вам!

— И Беттередж сообщил мне об этом в письме, — продолжал я. — Вы хотели что-то сказать мне, как только я приеду в эти места. Ну, мистер Канди, вот я здесь!

— Вот вы и здесь! — повторил доктор. — И Беттередж был совершенно прав.

Я хотел что-то вам сказать. Я дал ему это поручение. Беттередж человек удивительный. Какая память! В его годы — какая память!