Так велика моя любовь - Кэтлин Вудивисс

Максим посмотрел на Илис в ожидании ее ответа, тем самым показывая, кому принадлежит власть над фрау Ганс. Девушка кивнула, взглядом поблагодарив его за поддержку.

Фрау Ганс вернулась к своим обязанностям, и не прошло и минуты, как она набросилась на герра Дитриха, дав выход своему негодованию. Но тот не был склонен к тому, чтобы безропотно выслушивать критические замечания человека, ничего не смыслившего в его искусстве, и начался шумный и жаркий спор. Громкие возгласы на германском перемежались звоном кастрюль и сковородок. В конечном итоге герр Дитрих пришел в такую ярость, что, приблизившись вплотную к экономке, принялся теснить ее из кухни, с угрожающим видом размахивая у нее перед носом пальцем.

— Что я наделала! — забеспокоилась Илис.

Максим рассмеялся.

— Вам нечего бояться, мадам. Герр Дитрих вполне способен защитить себя.

— Надеюсь. — Она удрученно вздохнула. — Кажется, мне будет лучше уйти. Я могу не преодолеть искушения завтра же утром отослать фрау Ганс в Гамбург.

— Забудьте о ней, — посоветовал Максим. — В наше отсутствие у нее будет время подумать. Если она не изменится, мы ее уволим.

— Тогда желаю вам спокойной ночи, милорд, — улыбнулась Илис. — До встречи завтра утром.

— Да снизойдет на вас ночной покой, прекрасная дама, — поклонился Максим.

Спустя несколько минут Илис уже была в кровати. Ее лицо светилось улыбкой. Прижав к себе подушку, она погрузилась в воспоминания, вновь оживившие томивший ее огонь. Она все еще чувствовала нежное прикосновение его губ к своей груди. Когда она бывала рядом с ним, а еще сильнее, когда они находились в обществе Николаса, память о его поцелуях будоражила ее сознание и гнала прочь все посторонние мысли. Илис не могла с полной уверенностью утверждать, что Максим понимал, почему она так часто краснеет, но иногда, когда он устремлял на нее пламенеющий взгляд, у нее почти не вызывало сомнений, что в это самое мгновение он вспоминает о той ночи. Ее сон был преисполнен самых разнообразных фантазий. Она обнаружила, что ее обнимают сильные руки. Ее сознание заволокла дымка смешавшихся образов, и она почувствовала, что нужно как можно скорее избавиться от них. Она билась в железных объятиях, а холодный взгляд бледно-голубых глаз, выделявшихся на румяном лице, давил ей на мозг. Но внезапно, словно по волшебству, лицо приобрело бронзовый оттенок, а глаза потемнели, став изумрудно-зелеными. Ее сердце бешено забилось в предвкушении поцелуя, который наполнит ее душу восторгом. Приоткрытые губы коснулись ее губ, как бы ожидая ответа. И ответ был дан. Несмотря на то что ее сознание блуждало в таинственных лабиринтах сна, Илис поняла, что именно с ней произошло. В ее сердце незаметно пробралась любовь, и отныне она никогда не будет прежней.

Глава 16

Пушистые снежные хлопья опускались на землю, уютно устраиваясь на широких лапах сосен и елей и мягким белым покрывалом ложась на холмы и равнины. Олениха, стоявшая возле журчавшего, сжатого льдом ручья, подняла мокрую морду и принюхалась. Ее уши дернулись, когда тишину раннего утра нарушил отдаленный звон. Чистый серебристый звон колокольчиков разносился по лесу, предупреждая о стремительном вторжении чужих в царство дикой природы. Возгласы и глухой стук мощных копыт несли с собой беспокойство, и встревоженная олениха бросилась в чащу.

Вскоре на просеке появилась упряжка из четырех огромных жеребцов, тянувших за собой нечто похожее на длинный деревянный короб. За ним следовали еще три лошади. Шествие замыкал Эдди, которого можно было узнать по легкому шагу. Синие с красной подкладкой и капюшонами плащи всадников выглядели ярким мазком краски на фоне белого снега. Их костюмы как нельзя лучше отвечали склонности капитана фон Райана к пышным одеяниям.

Николас восхищался своей изобретательностью в стремлении поразить воображение девушки. Для достижения этой цели он уделил особое внимание мельчайшим деталям туалета. А чтобы обеспечить путешественникам полный комфорт, построил эти сани, взяв за основу экипаж, который несколько лет назад вошел в моду в Англии с легкой руки графа Арундела. Летом это сооружение устанавливалось на огромные колеса, а зимой, как сейчас, — на полозья, подбитые для лучшего скольжения металлическими полосами.

Внутреннее убранство саней просто ошеломляло своим великолепием. Искусно вырезанные ставни зимой служили прекрасной защитой от резких порывов морозного ветра, а летом их можно было открыть, чтобы впустить легкий теплый ветерок. Дабы обеспечить еще больший уют и тепло, деревянные стенки обили бархатными панелями, которые крепились на стержнях. На мягких диванах, покрытых меховыми полстями, россыпью лежали маленькие подушечки. На полу между диванами располагались жаровни для обогрева.

Николас даже предусмотрел возможность обедать в пути, для чего в экипаже имелся складной стол, который устанавливался между диванами. К удовольствию всех путешественников, он захватил с собой огромное количество самых разнообразных вин, а герр Дитрих собрал несколько объемистых корзин со сладостями и прочими деликатесами.

Никому никогда не удавалось превзойти Николаса в его пристрастии к тонкой кухне, комфорту и пышности в одежде, даже Илис, которая, заметив небольшой сундучок Максима, посчитала, что позволила себе излишнюю роскошь, набрав целых два сундука туалетов. Однако четыре огромных сундучища капитана, обитых кожей, на которой выделялась искусная тисненая монограмма, вернули ей уверенность в правильности своего поступка.

С первой минуты путешествия Николас принял на себя роль хозяина и расположил гостей так, как ему было выгодно: Илис он посадил рядом с собой, а Максима — напротив. Наслаждаясь сознанием, что имеет права на девушку — что, однако, не соответствовало действительности и проистекало из самонадеянности капитана, — он принялся рассказывать ей об истории Ганзейского союза, начав с того момента, когда группа германских купцов объединилась против отвергавших законы пиратов и разбойников. Его повествование охватывало более трех веков существования и развития союза. Он не забыл упомянуть о могущественных торговых королях, правивших в иностранных портах и в открытом море. Словно размышляя вслух, он сокрушался о том, что Ганзейский союз сдает завоеванные позиции, полностью утрачивая свое влияние на берегах Темзы, в Новгороде, в Дании. Когда же он коснулся будущего союза, его охватила печаль.

— Фременами, фрейлейн, я спрашиваю себя, не слишком ли мы фозгордились, не ф этом ли причина того, что мы не берем на себя труд принюхаться и уловить зловоние нашей приближающейся гибели.