Фиора и Папа Римский - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оставьте мне эту грязную собаку, мессир! — крикнул он и приготовился к бою. — Кровь, которую вы видите на моей шпаге, принадлежит Джулиано. Я только что обмакнул ее в его кровь и поклялся, что этот человек будет убит только мной.
Меня зовут Франческо Нори!
Чтобы не мешать ему, Рокко отошел в сторону и тут же оказался перед двумя новыми противниками.
— Давайте, молодой человек, но не упустите его и не поскользнитесь в крови! Ее здесь полно, и, черт побери… — добавил он, пронзая своего первого противника, — мы постараемся, чтобы ее стало еще больше!
Несмотря на подоспевшую помощь, бой был все же слишком неравен. Лоренцо Великолепный слабел, и его грудь поднималась с большим трудом, словно кузнечные мехи. Его вытеснили с хоров, и он мог остаться без прикрытия сзади.
— В ризницу, монсеньор! — закричал Деметриос, который оставил Фьору за колонной, а сам уже пустил в ход кинжал. — Закройтесь в ризнице и ждите помощи!
Лоренцо, окруженный тремя соратниками, стал потихоньку отступать, уложив по дороге еще двух противников.
— Браво! — оценил Рокко.
Он тоже только что положил на черные плиты пола еще одного. Среди нападавших произошло некоторое замешательство, и малочисленная группа, окружавшая Медичи, воспользовалась этим, чтобы добежать до ризницы, тяжелая бронзовая дверь которой тут же наглухо закрылась за ними. Преследователи только в отчаянии колотили по ней кулаками. , — Идем, — прошептал Деметриос. — Нам тоже надо подыскать убежище.
Больше ничего делать им и не оставалось. Рокко, увлеченный сражением, последовал за Лоренцо в ризницу, которую осаждали заговорщики. Добраться до выхода из собора было невозможно, потому что вдоль всего придела шло сражение. Следуя за Деметриосом, Фьора скрылась за алтарем, к которому привалился юный Риарио, полумертвый от страха, и с рыданиями сжимал в руках массивное серебряное распятие. Но на него никто не обращал внимания.
Из своего укрытия Фьора и Деметриос следили за происходящим. Центральная часть придела начала потихоньку освобождаться; некоторые бойцы предпочли вообще покинуть поле сражения. Везде валялись окровавленные тела и брошенное оружие, порванные женские накидки, раздавленные цветы, растоптанные драгоценности, которые нищие с жадностью собирали с пола. В открытую дверь был виден солнечный день и площадь, с которой доносился невообразимый шум — доказательство того, что битва переместилась туда. Можно было подумать, что на площади собралась вся Флоренция.
— Как получилось, что Медичи пришли без охраны? — шепотом спросила Фьора. — Где Савальо и его люди? Где главный прокурор?
Деметриос пожал плечами:
— Никто не думал, что они нападут во время мессы. Савальо должен быть во дворце. А что до прокурора, то он в сеньории, и двери туда закрыты… Иди за мной, я нашел новое укрытие, где мы спокойно подождем, чем все это закончится.
Держа за руку молодую женщину, грек, низко пригнувшись, побежал вдоль стены к маленькой темной лестнице, которая вела наверх, туда, где собирались вокруг органа певцы и музыканты.
Там было пусто, но вокруг царил страшный беспорядок.
— Здесь, наверное, сражались за то, кто первым доберется до лестницы. Давай сядем, если хочешь, — добавил он с неожиданной мягкостью в голосе. — Мне хотелось бы знать, какое чудо привело тебя во Флоренцию? Если, конечно, ты сама хочешь мне об этом рассказать…
Фьора достала платок, чтобы вытереть потное и грязное лицо.
Уже давно ее шляпа слетела с головы и тяжелые волосы выбились из-под сетки. Ее серые глаза с любопытством изучали грека.
За последние несколько месяцев тот сильно постарел, и в его темных глазах появилось выражение печали.
— Зачем ты так говоришь? — тихо спросила она и положила руку на плечо своего старого друга. — Разве кровь, которая течет по этим жилам, стала другой?
— Какое-то время я так действительно думал, но был за это наказан, — признался Деметриос.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Ты вспоминаешь ту ужасную сцену в Мора, где мы чуть не подрались в палатке Карла Смелого.
— Конечно.
— Тебе надо забыть об этом, как это уже сделала я, Деметриос! В реке моей жизни утекло с тех пор столько воды, а по моему небу пробежало так много туч! Но скажи, ты был рад, когда увидел меня?
— И ты еще спрашиваешь?
— Я тоже была просто счастлива! Это было похоже на лучик солнца после тех черных дней, которые я пережила. Поэтому ты должен понять: это, и только это важно для нас! Ты есть ты, а я есть я, и мы с тобой теперь рядом.
Деметриос ничего не ответил, но на глазах у него показались слезы, он обнял ее и крепко прижал к сердцу. Еще никогда Деметриос не вел себя так по отношению к Фьоре: как отец, который вновь обрел свое потерянное дитя. Им надо было пройти через тяжелые испытания для того, чтобы грек понял, какое огромное место в его сердце занимает эта молодая женщина.
— А Эстебан? — спросила Фьора, не отрываясь от черного одеяния доктора. — Ты знаешь, что с ним стало?
— Он здесь, со мной. Я подумал, что потерял и его тоже после той анафемы, которой меня предала госпожа Леонарда, и она была совершенно права… Я пошел вперед, сам не зная, куда иду.
— А почему ты не остался с герцогом Лотарингским? — спросила Фьора. — Или с королем Людовиком?
— Я не был нужен ни тому, ни другому, а навязывать свое присутствие я не люблю. Однако Эстебан догадался о том, что со мною происходит. Он догнал меня на дороге и сказал: «А если мы вместе поедем и посмотрим, что стало с нашим садом во Фьезоле и с тавернами на берегу Арно?» Так мы и вернулись сюда…
— И ты не побоялся, что здесь тебя может встретить та же опасность, из-за которой мы с тобой должны были покинуть Флоренцию?
— Я об этом даже не думал, потому что я знаю людей. Толпа обычно непостоянна, изменчива, ее легко поворачивать в нужную сторону, а во Флоренции, мне кажется, это еще сильнее очевидно. Прошло два года, и притом умирать здесь или в любом другом месте… Ведь мне больше нечего было терять.
— И что случилось после этого?
— Ничего. Сеньор Лоренцо встретил меня как старого друга, поселил сначала в Бадье, потом у тебя…
— У меня? — переспросила удивленная Фьора.
— У тебя осталась вилла во Фьезоле, которую сохранили для тебя Медичи. Мы часто говорили о тебе и, несмотря на то, что ты здесь пережила, всегда надеялись, что когда — нибудь ты сюда вернешься.
— Тамошние люди хорошо приняли тебя?
— Да. Тем более что недавно там была эпидемия холеры, И я многим помог. Но прошу тебя, расскажи о себе. Теперь я хочу услышать твою историю.
— Ay тебя не было никаких видений про меня? Ведь ты мог видеть сквозь время и пространство!