Тайны моей супруги - Оксана Сергеевна Крыжановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николас ненавидел этот дом, в котором всё, начиная от низких ручек на дверях и заканчивая отсутствием порогов, напоминало ему о своей ущербности. С годами ненависть никуда не делась, смирение тоже не появилось. В более тёплые дни мужчина предпочитал находиться на улице в саду, который тоже обустроили для его комфорта. Но зимой ему приходилось постоянно находиться внутри, отчего он чувствовал себя загнанным в клетку зверем.
Тристан приехал к Николасу за час до назначенного времени. Брат встретил его в холле дома. Угрюмый и хмурый, он без приветствия грубо спросил:
— Тристан, что такого важного должно будет сегодня произойти, что ты заставил меня отправить всю прислугу в отгул, а Аврору с Марией по магазинам?
— В доме, кроме тебя, никого больше нет? — уточнил мужчина, попросив во вчерашнем письме именно об этом.
— Ты мне наконец расскажешь, что просходит, Тристан?! — сорвался на крик Николас. В это время года он был особенно напряжён и легко выходил из себя. Тому было виной несколько причин, но самая главная — воспоминание о том, что именно в середине зимы он разбился на машине и лишился обеих ног.
— Прости, Николас, сейчас я всё объясню, — Тристан чувствовал, что сам безумно напряжён. Вдруг Тремс не придёт сегодня? Нужно было вчера сразу направиться с ним к брату, потому что сейчас ожидание давалось невыносимо тяжело. — Прости, что вчера я так поздно прислал тебе письмо, да ещё с такой просьбой. Причину я не мог написать. Да и о таком лучше с глазу на глаз поговорить. В общем…
Объяснение у Тристана заняло минут десять. Мужчина решил сразу обухом по голове брата не бить, а начать рассказ со знакомства с Анигером Тремсом и медленно подвести к их вчерашней встрече. В конце лэрн всунул в руки брата «свадебный подарок» от Тремса и ещё минут двадцать ждал, пока брать с ним ознакомится.
— То есть… он утверждает, что сможет… сможет поставить меня на ноги?.. — Николас говорил словно не веря в то, что произносит.
То была ужасная авария. Водитель не справился с управлением, машина на полной скорости слетела с обрыва и влетела носом в скалу. Её сплющило почти до половины. Водитель умер мгновенно, за жизнь Николаса лучшие маги-врачи Торении бились двенадцать часов. Они вернули его с того света, но ноги спасти не удалось. Маги-врачи могли лишь срастить оторванные конечности, но не отрастить новые. Этим объяснялось, почему протезирование почти не развивалось в стране и функцию оно имело больше эстетическую, помогающую скрыть уродство от посторонних глаз, нежели практическую. Слишком маленький был процент тех, кому магическая медицина не сумела помочь. В остальных же королевствах дела обстояли не лучше и протезирование дальше вырубленной из дерева ноги не ушло. Николас с радостью и на деревянные протезы встал бы, но его случай был слишком трудным и серьезным: правую ногу отрубило выше колена, левую — почти до середины бедра. Ему оставалось только инвалидное кресло.
— Реабилитация займёт несколько лет, — Тристан проглотил ком в горле и почувствовал, как у него на глаза наворачиваются слёзы. — И тебе придётся терпеть боль, но да… ты сможешь ходить.
— Я вновь смогу ходить! — крупные слёзы потекли по лицу Николаса, и он, словно маленький мальчик, потёр глаза кулаками. Но несмотря на слёзы, его голос был полон радости и надежды: — Брат, я вновь смогу ходить! Я смогу ходить!
— Ты будешь ходить! — Тристан не сдержался и тоже расплакался.
Его брат снова сможет ходить!
То было очень тяжёлое время для всей семьи Дельт-гор. Николас был первым ребёнком и наследником дома Виниарск. Его ждало блестящее будущее, место в нижней палате парламента, а в будущем — должность главы дома и место в верхней палате. Но всего за один день его жизнь изменилась навсегда.
Тристан никогда не забудет, как их матушка кричала словно в бреду: «Мой мальчик! Пожалуйста, спасите моего мальчика!». И как отец, с непроницаемым лицом смотрел на неё и не в силах был вымолвить и слово. Казалось, он просто оцепенел от ужаса и шока.
— Разревелись мы с тобой, как бабы! — голос Николаса вырвал Тристана из неприятных воспоминаний.
— И не говори, — усмехнулся мужчина и поднялся на ноги. — Надо выпить.
— Ты знаешь, где бар.
— Разделишь мне компанию?
— После. Как поговорю с этим Анигером Тремсом.
Тристан вначале направился в уборную и ополоснул лицо, потом сходил к бару и вернулся с бокалом бренди. О том, что имя Анигер Тремс поддельное и обо всех своих подозрениях на его счёт мужчина решил брату не говорить. Тому скоро предстоит пройти серьёзное испытание, и волновать его лишний раз не хотелось. Нужно, чтобы Николас сосредоточился только на реабилитации и не забивал себе голову ненужными мыслями и сомнениями.
Когда стрелки на часах показали без пяти одиннадцать, по первому этажу прошёлся звон, оповестивший, что на территорию усадьбы вошли незнакомцы. Тристан тут же вскочил на ноги, бросился к двери. Николас поехал за ним следом, и братья вдвоём наблюдали за приближением троих гостей. Первым шёл Анигер Тремс, как всегда, во всём белом и с неизменными очками с красными стёклами. За ним следовала невысокая рыжеволосая женщина, которая несла громоздкий чемодан коричнево цвета и не выказывала при этом ни капли усталости или неудобства. Последним ступал долговязый седой мужчина с докторским чемоданчиком в руках.
Когда новоприбывшие гости зашли в дом, Николас поздоровался и представился, затем представил брата.
— Моё имя Анигер Тремс, — юноша поклонился хозяину дома и указал на двоих своих людей. — Мой старший помощник — Августина Мерц и доктор Олон Вейс, любезно согласившейся стать нашим консультантом.
Доктор стянул перчатки и Дельт-горы увидели, что его правая рука — это деревянный протез. Заметив интерес братьев, Олон Вейс демонстративно повертел рукой и коротко пояснил:
— Я участвовал в шертвурской компании и попал в плен.
Убивать магов-врачей во время военных действий в некоторых королевствах считалось дурной приметой, ведь многие из них лечили и своих, и военнопленных. Поэтому, если удавалось захватить врача в плен, то его в случае отказа сменить сторону выводили из строя другим способом, а руку потом некоторые забирали с собой, заспиртовывали и считали чуть ли не военным трофеем.
— Тогда понятно,
