Сладкий роман - Людмила Бояджиева

Боясь напомнить о неудавшемся свидании в отеле и нанесенных мне увечьями, Алан старался быть галантным. Пожалуй, излишне. А я, в свою очередь, не желая спровоцировать дикие страсти, вела себя как недавно покинувшая институт благородных девиц невеста. Не хватало только поминутно повторяющихся: «будьте добры», «извольте», «а не тревожит ли вас моя нога?», «ну, что вы, я её даже не заметила, как, впрочем, и все остальное».

Отработав «две смены», Алан получил право немного вздремнуть. Но звонивший был не в курсе наших проблем. Схватив телефон, я пошлепала босиком в гостиную.

— Дикси, извини. Мне не следовало обижать тебя. Я все хорошенько продумал. Если они вздумают напирать, мы вместе с тобой дадим им гремучий отпор!

— Не беспокойся, Чак, даю слово, что буду отстаивать твои интересы не хуже Малышки. Спасибо, ты славный малый. Я благодарна тебе за все…

Отлично. Тяжесть свалилась с моих плеч. Прямо подарок к свадьбе. Еще уладить кое-что с «фирмой» и можно начинать новую жизнь. Не успела я прильнуть к теплому боку сопящего Ала, как снова была вызвана настойчивой трелью.

— Это Сол, детка. Я беседовал с шефом. Он дал мне слово, что больше работать с тобой не будет. У него другой объект. Во всяком случае, я прикован к постели жесточайшим радикулитом и целый месяц, как говорят врачи, проваляюсь дома. Звони, проверяй, если сомневаешься. А в сентябре соберется комиссия, ты явишься в Рим, мы рассмотрим твои претензии и, надеюсь, придем к общем соглашению, тем более, что на носу октябрь заключительный срок твоего контракта. Гуд бай, крошка. Лечи нервы и подумай о хорошем муже… Звони, если померещатся за спиной страшные тени. Или узнаешь о хорошем лекарстве для моей спины.

— Спасибо, Сол. Ты объявился очень кстати. Я как раз начала курс успокоительных процедур. Твоя программа придает мне уверенности. Не грусти — я буду часто звонить… Да, попробуй пчел. Лучше живых — сажаешь на больное мест и — бац!

На кухне за чашкой ночного кофе я пролистала сценарий Ала, жадно выискивая куски своей роли. Это была история женщины, попавшей из низов общества в заоблачные выси калифорнийских хищников. Став женой расчетливого и бессердечного дельца и осознав трагизм своей ошибки, Кристин уплывала в океанскую даль на своей яхте, хитроумно обрубив все пути к отступлению. Бедняжка погибала, отвергнув подаренную ей роскошь и любовь мужа, замешанную на стяжательских инстинктах… Да, придется основательно проработать характер, чтобы проникнуться духом ненависти к образу жизни сильных мира сего. Я с удовольствием вспомнила изящную «Лолу» и связанные с ней ощущения привилегированности, а также собственное австрийское имение. Но это же шикарная роль! Дождалась, Дикси!

С бокалом шампанского я села на кровать, рассматривая спящего Алана. Край шелкового одеяла едва прикрывал его бедра, оставляя для обозрения скульптурно вылепленный торс. Кто бы мог подумать, что парень с рекламы сигарет увлечется «большим кино»?! Но ведь занялся же Рейган большой политикой, а Дикси Девизо собирается сделать шаг из «порно» на экран каннского фестиваля… Крепкое тело, спокойное, мужественное лицо человека на взлете жизни, — у него ещё масса времени в запасе. Что ж, и мне ещё не поздно начать все заново.

Атласный пеньюар послушно соскользнул на ковер от одного движения плечей и в зеркале предстала та, что так и не сумела распорядиться «личным капиталом». Пленки Сола не лгали и не слишком приукрашивали — дурманящий аромат соблазна окутывал золотистое, любовно вылепленного неведомым скульптором тело. Лет пять-семь у меня в запасе есть — достаточно, чтобы успеть завоевать Олимп…

Боже, кому это пришло в голову звонить в такую пору?

Я бесшумно выскользнула на кухню, боясь услышать что-то страшное. Так поздно и настойчиво звонят либо по ошибке, либо в экстренных случаях, когда ждать уже нельзя.

— Дикси! Какое счастье — ты дома! — голос Майкла звучал бодро и совсем близко.

— Ты понимаешь, что сейчас ночь? Что случилось? Не молчи!

— Ночь?.. Ох, я полный кретин! Прости мы здесь немного отметили концерт и я рванул к телефону. Мы гастролируем в Нью-Йорке.

В его интонациях было что-то незнакомое.

— Господин Артемьев, это вы? — удивилась я. — Это американский акцент или некая развязность?

— И то, и другое! Я жутко разбогател — получил гонорар и все необходимые документы для оформления наследства.

— А я уже вступила во владение Вальдбрунном и даже провела встречу с прислугой.

— Поздравляю! Теперь придется как-то представить хозяина, уж извини.

— И ещё одну хозяйку. Ты приедешь с Наташей?

— Для начала явлюсь один. Совсем скоро — уже заказан билет на поезд. Буду в Вене четвертого сентября. Ты случайно не собираешься в это время посетить имение?

— Ах, жаль… Боюсь, у меня как раз начнутся съемки в Америке. То есть, мы с тобой поменяемся местами в пространстве.

— Поменяемся местами… — Голос Майкла поблек и отодвинулся, будто расстояние, которое только что было курьезной условностью, стало физической величиной.

— Мне, видимо, не придется часто навещать поместье. Собираюсь целиком врубиться в работу. И вообще… чувствуй себя там хозяином.

— Но нам же надо увидеться! Мы же ничего не решили! Нам необходимо поговорить… — Кричал он из дальнего далека. Напрасно: истончившись, связь окончательно прервалась. В трубке зачастили короткие гудки. А я сидела, вопросительно глядя на аппарат и понимая, что снова должна вцепиться в спасательный круг определенности. Едва спущенное на воду крепенькое судно моего нового будущего дало течь. В груди заныло, а роль Кристи показалась глупой. Господи, почему я никогда не знаю, чего хочу? Прав Чак — так далеко не уедешь. Прав Майкл — детство затянулось, Дикси. Непосредственно переходя в старческий маразм. Чего же я все-таки в этой жизни не ухватила, отчего жадничаю, стараясь заполучить все разом?

— Ал, милый, — позвала я в отчаянии, торопясь заглушить ещё звенящий в ушах голос Майкла. Он сразу открыл глаза.

Мгновение растерянности и теплая радость. Ал сгребает меня в охапку и прижимает к груди.

— Ты почему бродишь голая ночью, а? Совершенно обнаженная и одинокая это никак нельзя допустить!

— Постой, Алан. Скажи честно… Фу, глупость какая… Скажи… — я высвободилась из объятий и убрала с его лба жесткие вихры, — ты любишь меня?

Он фыркнул и постучал по моему лбу указательным пальцем:

— Подумай хорошенько, детка, ты можешь назвать хоть одного большого художника, который в моем возрасте и столь блистательном финансовом положении стал бы жениться без любви?