Ельцин и его генералы - Виктор Баранец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одной из служебных характеристик на Виктора Петровича говорилось, что он относится к тому типу военачальников, которые сочетали в себе профессионализм и порядочность. Все это была сущая правда, окантованная сухим языком стандартных формулировок. А в жизни офицеры искренне уважали Дубынина просто за то, что он был Дубыниным. Он вступил в должность, борясь со страшным недугом, и мужественно встречал надвигавшуюся смерть в круговерти адской работы. После смерти Дубынина в конце 1992 года кресло начальника ГШ вновь опустело…
Грачев остановился на двух кандидатурах: первый зам НГШ генерал-полковник Михаил Колесников и замминистра обороны генерал-полковник Валерий Миронов. На генштабовских посиделках многие говорили тогда, что, в сущности, эти две кандидатуры почти равноценные. Хотя кому-то казалось, что определенное преимущество было у Миронова — за его спиной Афган, боевой опыт, должность командующего Группой войск. Кто-то считал, что все же небольшое преимущество было у Колесникова. Аргументы: он уже немало прослужил в аппарате ГШ и владел всеми тонкостями работы, связанной с оперативным управлением Вооруженными Силами. Он и выиграл негласный конкурс.
Мне казалось, что Грачев отдал ему предпочтение еще и потому, что не испытывал перед Колесниковым «афганского комплекса» — новый НГШ в Кабуле им не командовал. Ктому же Грачеву нужно было овладевать многими премудростями министерской работы. Колесников же был, пожалуй, единственным, у кого Павел Сергеевич учился без стеснения…
…Матерый штабист, не проскочивший ни одной из должностных ступенек по чьей-то протекции, Колесников знал себе цену. Знали ее и почти все в ГШ. Нельзя было не замечать, что по некоторым оперативным вопросам Колесников буквально «водит за руку» Грачева.
За глаза многие генштабисты звали Михаила Петровича «папой», и в этой кличке концентрировалось и профессиональное почтение, и уважение к возрасту.
Из досье:
Генерал-полковник КОЛЕСНИКОВ Михаил Петрович
Родился 30 июня 1939 года в городе Ейске Краснодарского края.
В 1959 году окончил Омское танко-техническое училище. Службу в войсках начал в должности командира взвода, затем командовал ротой, батальоном.
В 1975 году после окончания Военной академии бронетанковых войск назначен командиром полка.
С 1977 года — начальник штаба — заместитель командира дивизии.
В 1979 году назначен командиром танковой дивизии.
После окончания Военной академии Генерального штаба в 1983 году командовал корпусом, затем армией в Закавказском военном округе.
С 1987 года — начальник штаба — первый заместитель командующего войсками Сибирского военного округа, а с 1988 года — начальник штаба — первый заместитель Главнокомандующего войсками Южного направления.
В 1990 году был назначен на должность начальника Главного штаба — первого Заместителя Главно командующего Сухопутными войсками.
С 1991 года — начальник Главного организационно-мобилизационного управления — заместитель начальника Генерального штаба ВС СССР.
В июне 1992 года стал первым заместителем начальника Генерального штаба Вооруженных Сил РФ.
На должность начальника Генштаба — первого заместителя министра обороны был назначен указом президента РФ в декабре 1992 года.
Женат, имеет двоих детей.
НАЧАЛО…Он принял должность тихо, без тех громких заявлений и скороспелых нововведений, которые обычно свойственны многим генералам. Да, собственно, Колесникову и принимать-то нечего было: он уже немало времени работал здесь, исполнял обязанности начальника Генштаба. Ничего принципиально не менялось, разве только степень ответственности да количество сигарет, которые Михаил Петрович стал смолить еще безудержней (потом, правда, перешел на трубку).
Напрочь лишенный позерства, пустого словоблудия и должностной чванливости, он создавал впечатление очень прагматичного и в то же время не по чину простого человека. О таких обычно говорят «свой мужик». Эта пара слов в офицерской среде имеет высокую цену…
Вскоре настало время новому НГШ показаться на людях в новой роли. Было это как раз в тот период, когда РФ и США подписали очередной Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений. Рядовым россиянам эти сокращения были глубоко до фени, а президентские и мидовские клерки носились с договором, радостно кричали об очередном «историческом прорыве» и требовали «широко и глубоко» разъяснять непросвещенной толпе величие дел президента.
Министру обороны и недавно назначенному начальнику Генштаба было рекомендовано принять участие в кампании по пропаганде нового «исторического прорыва». Некоторые генералы тут же принялись расточать комплименты и громко хлопать в ладоши — так, чтобы услышали в Кремле…
Колесников решил выступить перед личным составом академии Генштаба. Мне было приказано сопровождать его вместе с помощником НГШ генералом Александром Скворцовым.
В зале академии сидело около 500 офицеров и генералов. Элита Вооруженных Сил. Когда Колесников вышел к трибуне, наступила такая тишина, что я, казалось, слышал, как посвистывает волосок в носу у соседа. Колесников обратился к залу как-то по-свойски, по-простецки:
— Мужики, не ждите от меня никаких прожектов военной реформы. Сейчас главное знаете что?
Зал затаил дыхание.
— Сейчас самое главное — выжить!
В зале дружно и громко забормотали. Колесников, как мне показалось, на минуту опешил. Он, видимо, не ждал такой реакции. Но потом твердо и громко повторил:
— Да! Выжить…
Высказав немало весьма прагматичных мыслей по поводу состояния армии, он искусно обошел места, где по логике его суждений надо было говорить о виновниках ее развала. Получалось, что развал этот охватил Вооруженные Силы как бы сам по себе, наподобие стихийного бедствия. В зале хорошо чувствовали недомолвки НГШ и потому то и дело раздавались негромкие реплики типа:
— А кто же виноват?
Это было что-то принципиально новое: раньше в такой аудитории никто не мог позволить себе комментировать выступление начальника Генштаба. Колесников наверняка почувствовал эту атмосферу неприятия его слов о состоянии армии и военной реформе и потому постарался быстро «свернуть» эту тему и перешел к основной. Он достал из папки три странички текста и, строго следуя каждой букве, стал зачитывать абзацы, иногда комментируя их.
Эту педантичность можно было легко объяснить: НГШ анализировал слишком серьезный военно-политический документ, насыщенный многими десятками цифр, формулировок и выводов, которые и на йоту не должны были расходиться с официальной позицией Кремля. Основной вывод: подход России к сокращению стратегических наступательных вооружений, зафиксированный в Договоре СНВ-2, верный. А ведь еще какой-то час назад я слышал от специалистов Минобороны и Генштаба, что в документе есть целый ряд положений, которые несправедливы по отношению к России… НГШ добросовестно отрабатывал указание «сверху».
Когда Колесников закончил выступление, один из слушателей задал вопрос:
— Почему мы делаем американцам столь явные уступки при сокращении ракет?
Колесников хмуро посмотрел на полковника, задавшего этот вопрос. Но тем не менее ответил без видимого недовольства:
— Мужики, только не втягивайте меня в политику, ради Бога! Давайте встретимся в другой раз, и я постараюсь подробно ответить на все ваши вопросы.
Я хорошо запомнил эти его слова и долго с интересом ждал — сдержит ли он свое обещание? Не сдержал. У меня тогда создалось впечатление, что НГШ страшно торопился покинуть стены академии… Безусловно, он мог бы подробно и квалифицированно ответить на вопросы слушателей. Но честность и критичность в оценках недавно подписанного договора были слишком опасными для генерала, занимающего столь высокий военный пост.
Уступки со стороны России были настолько очевидными, что НГШ не мог их не видеть. Но слишком рискованно для карьеры было прямо сказать об этом подчиненным. И потому он доказывал людям… обратное. Он доказывал, что «все по-честному, без обмана». Люди его не понимали.
Сидя рядом с ним на заднем сиденье «Волги», возвращавшейся на Арбат, я видел, что он сильно расстроен. Молчал и курил. И когда помощник пытался как-то отвлечь его, сказал:
— Саша, помолчи, пожалуйста…
Как странно, как несправедливо все получалось: генерал, несколько десятков лет честно пахавший во славу Отечества, был вынужден теперь говорить людям не то, что думал на самом деле.
Режим не только генерала Колесникова — всех нас приучал к политическому двуличию. Если бы генерал Колесников хоть что-нибудь «бухнул» против договора, он, очень возможно, быстро бы превратился в отставного НГШ… Надо было быть слишком большим врагом самому себе или очень рисковым человеком, чтобы посеять хоть каплю сомнения в правомерности действий Кремля и МИДа.
