Вычислитель (тетралогия) - Александр Николаевич Громов

как можно дальше на мелкое место. Развернуться. Та-ак, получилось… Теперь найти опору, захватить ее щупальцем и подтягивать себя. Вон хороший валун тонн на двести… а за ним толстое дерево, должно выдержать. Ну…

Щупальце дотянулось до валуна.

«Готова? Держись!»

Сразу стало тяжелее – он тянул из болота двоих, напрягая все силы, пресекая все попытки язычника расслабиться и умереть на мелководье, а не на берегу. В какой-то момент стало легче, и он понял, что избавился от беременности. Но тотчас стало еще труднее, тело сделалось ватным, и Эрвин усомнился, сможет ли довести начатое до конца.

Надо… Любое живое существо тянется к приятному, но лишь человек способен заставить себя делать то, чего ему не хочется. И себя, и других, более низких разумом существ.

Даже (или тем более?) своих симбионтов.

Тяни… Тяни… Перехватись – вон дерево. Тяни…

Потемнело в глазах – во всех глазах, что имел язычник. Уже вытянув на берег два громоздких слизистых тела, Эрвин, ничего не видя и не понимая, что совершил невозможное, продолжал исступленно тянуть, выгадывая лишние и уже бессмысленные сантиметры. Так и нужно, упрямо бормотал он про себя. Разве это не единственное достойное человека занятие – тянуть из болота себя и других?

А там разберемся… Твердь? Пусть будет Твердь. Нормальная планета, не лучше и не хуже других. Будем жить там как нормальные люди, Эрвин Канн научится там простым человеческим радостям, и никто никогда не спросит его, сколько будет девятьсот тридцать семь умножить на триста семьдесят девять…

«Триста пятьдесят пять тысяч сто двадцать три», – прозвучал в голове ответ, и Эрвин, теряя сознание, понял, что не так уж проста и безыскусна его перспектива, как ему виделось. Все сложно, очень сложно…

Ну и пусть.

2013 г.

ОРБИТА ДЛЯ ОДНОГО

Часть первая

Глава 1

Тряпка

Шли вчетвером.

Впереди, спотыкаясь о камни, брела Кристи, следом кое-как тащился Эрвин. А позади них, то отпуская плоские шуточки по адресу задержанных, то понукая их резкими окриками, шагали два здоровенных – хоть на племя их пускай – патрульных. Тот, что был чуть пониже и пошире, носил капральские нашивки, второй прозябал в рядовом чине. Оба уже поняли, что задержанные дойдут куда надо на своих двоих, хоть их и шатает из стороны в сторону, как пьяных. Это хорошо, что могут идти. Для них хорошо. Тащить задержанных на себе служивые, конечно, не стали бы. Пристрелить их и спихнуть трупы в болото – вот и вся недолга.

Но нет, ты глянь – идут! Сами идут. Ну вот и ладно, лейтенанту будет о чем доложить наверх. Авось и патрульным перепадет какое-никакое поощрение. Кто сказал, что они не нужны и умеют только обирать местное население? Сам иди послужи на кордоне, умник! С местных и взять-то нечего, разве что девку какую затащить в лес. Так ведь тоже удовольствие на любителя: они ведь моются раз в год, и все, от малолеток до старух, в болячках от болотных миазмов! Их мужики смахивают на грязных дикарей и скорее стрельнут в спину, чем поделятся чем-нибудь. У половины все ценное давно отобрано бандитами, а вторая половина сама в сговоре с теми бандитами. Ну как, веселое место?

Плюс ко всему еще осужденные из числа особо везучих. Редко-редко, но случается так, что кому-нибудь из них удается пробраться по болоту за пределы кордонного невода, и на этот случай приказ начальства велит изловить и доставить. При сопротивлении – шлепнуть, но лучше доставить. Забавно было бы поглядеть, как их сунут в очередную группу приговоренных к «вышке» и выпихнут на болото по второму разу…

Так думали патрульные или не так, Эрвин не знал. Сам он думал главным образом о том, чтобы не упасть. Знал: упадет – не встанет. Даже не попытается. Пусть стреляют в затылок. Не было ни сил, ни желания жить. Сколько можно цепляться за жизнь ногтями и зубами, вычислять оптимальную линию поведения, ловить мизерные шансы, проскальзывать в крошечные прорехи, раз за разом оставляя с носом людей и болото? Кто угодно устанет от такой жизни и однажды скажет: не могу больше, хватит. Кто-то раньше, кто-то позже – и только в этом главная разница между людьми.

Но он еще мог идти. И шел.

Зачем – не знал. Из-за Кристи? Из-за того что одно из определений понятия «жизнь» начинается словами «высокоустойчивое состояние вещества» и надо соответствовать прилагательному «высокоустойчивое»? Он не думал об этом. Сейчас он вообще ни о чем не думал. Ну разве что о холоде.

Он отдал Кристи штаны и куртку, сам оставшись в исподнем. Хорошее верхнее и хорошее исподнее не успело сгнить за недели симбиоза с язычником. Но то недели… Кристи досталось куда сильнее. Обрывки ее тюремной робы и штанов вообще расползлись в гнилую труху. Сколько времени она провела в мертвой болотной жиже, дыша и питаясь через своего симбионта? Эрвин никак не мог сообразить, сколько времени прошло с того дня, как над подругой сомкнулась болотная топь. Полтора года или уже два? Подумалось, что это мелочи. Важны последствия. Ведь она нашла его, а он пересилил себя, последовав за ней, и в конце концов совершил невозможное, заставив своего издыхающего язычника вытянуть из болота и себя, и ее… В одиночку Кристи не справилась бы. Он опять спас обоих.

Она заново училась ходить. Он требовал, чтобы она опиралась на него, а она кричала, чтобы он не смотрел в ее сторону. Ее лицо сделалось одутловатым и белым, как мучной червь. Таким же было и тело. Он помог Кристи одеться, подвернул штанины и рукава. Отдал ботинки – пусть велики, но сойдут. Полцарства за маникюрные ножницы! Невероятно отросшие ногти пришлось грубо обломать. Оторванной от рукава полоской Эрвин перевязал ей в хвост отросшие волосы. Кристи понемногу успокоилась и даже сумела выговорить, не с первой, правда, попытки и очень невнятно: «Я порядочное чучело, да?»

– Ты жива, – ответил он. – Мы оба живы. – И почувствовал, что она вот-вот улыбнется.

Издыхающие язычники еще шевелились. В сером небе кружились падальщики. Язычник-самец отчаянно пытался уползти назад в болото, искал щупальцем опору, пытался схватить Эрвина, а потом сдался, приплюснутый к берегу силой тяжести. Эрвин помог Кристи отойти шагов на сто.

Слабы? Да. Голодны? Да. Два чучела? Тоже да. Зато