История оборотня - Кирилл Алейников

За окном вовсю властвовал вечер. Сумерки сгустились, холодная туманная дымка поглотила жилые кварталы.

– Как долго я был без сознания?

– Неделю. Я специально поддерживал тебя в бессознательном состоянии, а то ведь ты парень непоседливый. Зато теперь – как огурчик.

Пропустив мимо ушей несколько шуточек в свой адрес, я поставил вопрос ребром:

– Каков план действий. Что теперь, после утраты артефакта, ты собираешься делать?

– А что бы сделал ты? – вопросом на вопрос ответил Диерс.

– Я бы свалил подальше отсюда. В Нигерию, блин, на родину твою. Где нет Герадо, волков Ирикона, артефактов и прочих головоломных проблем.

– Ну, родина моя на самом деле Заир, если тебе интересно. А Герадо найдет тебя хоть в Антарктиде, дай только время. Но твои слова не лишены смысла, хочу прямо сказать. Без какой-то дополнительной информации любой наш шаг может привести к трагедии. Той или иной. Но ни та ни другая нам не нужны. Посему мы отныне должны действовать cum grano salis[55], ибо omnia Roma venalia sunt[56], условно говоря. Кто наш враг, а кто союзник, остается лишь догадываться.

– Ты все же намерен найти Коготь?

– Естественно. Это моя миссия, моё, если хочешь, предназначение. И отчего-то я подозреваю, что некто в Актарсисе имеет представление, где Коготь находится в данный момент. И завтра я потребую веских объяснений и полной информации по порученной мне операции. The show must go on, dude. We have to over this stinkin' job[57]. Хотим того или нет.

– Шоу маст го он, – задумчиво пожевал я губами, повторяя сказанные вампиром слова. – Для тебя, Джонатан, это шоу, игра. Для меня же – дорога в никуда, в пасть неизвестности и, вероятно, смерти.

– Не горюй, в случае чего я позабочусь о девочке.

Пошутил Диерс, или же сказал совершенно серьезно, я не смог понять.

– Страшно подумать, сколько всего я пережил после знакомства с тобой, охотник, – тихо проговорил я, наблюдая, как уличные фонари один за другим разгорались в морозном тумане ниспадающей ночи. И почему уличное освещение включается не до наступления темноты, а после? У всех маньяков, бандитов, грабителей и иже с ними есть более чем достаточно времени для свершения своих грязных деяний под покровом темноты, пока горбатые фонари не разбавят мглу жидким, но всё же таким желанным светом. – Не представляю, что за интриганы сидят в Актарсисе и плетут настолько грязные игры.

– Слышь, приятель, как правильно произносится: тубаретка или табуретка? – не впопад спросил Диерс.

Я несколько секунд моргал и смотрел на умопомрачительную рожу в золотым кольцом в широком носу, пытаясь вычленить в его очередной фразе издевку. В конце концов, нехотя ответил:

– Табуретка.

– Так вот, мэн, присядь-ка на табуретку, иначе упадешь после того, как я тебе скажу следующее.

Я проигнорировал предложение сесть, поэтому Диерс пожал плечами и медленно проговорил:

– Фемина твоя, Ксио, когда-то служила в Ордене Света.

– Что?

– Что слышал. Она четыре года отработала на Орден – сразу как стала оборотнем в пятнадцатилетнем возрасте. Её инициировал Ирикон, но старик, тем не менее, не противился выбору своей дочери. Ксио охотилась на его же волков, участвовала в операциях по предотвращению его же тёмных сделок, и, тем не менее, отец и дочь оставались друзьями и прекрасно уживались в одном доме. Парадокс, да?

На этот раз я всё ж сел на жесткий табурет, реально ошеломленный новостью.

– Бардак, – веско резюмировал вампир, так и не дождавшийся моей словесной реакции. – Другие охотники, конечно же, знали, что Николаева Катя живёт вместе с папашкой, но не имели никаких претензий. Nullum crime sine lege[58], никем не возбраняется сожительство с идеологическим врагом. Главное – чтобы в нужный момент субъект мог без раздумий замочить этого врага, замочить сразу, как получит соответствующий приказ. Ты уже, наверное, догадываешься: Ксио получила именно такой приказ. Волки Ирикона года три назад совсем обнаглели, устроили в городе полный беспредел, в буквальном смысле творили что хотели, и Орден поручил Ксио уничтожить главаря, то бишь собственного отца. Ксио дала своё согласие, встретилась с Ириконом и обнажила пушки, но выстрелила не в отца, а в напарника-светлого. После чего спокойно перешла на сторону тёмных. Сам понимаешь, пришить её мне было особенно приятно.

На столе рядом с Диерсом тихо насвистывал песенки приемник. Магнитола вряд ли принадлежала местной квартире, не являлась предметом меблировки. Должно быть, охотник прикупил её, когда "вселялся" вместе со мной и Настей. Чтобы скучно не было. И теперь бодренькая музыка отчетливо вторгалась в мои уши. Молодые парни из "Bloodhound Gang", известные в образе забавных обезьян-отморозков, вещали:

You and me, baby, weNothing but mammals, soLet's do it like they doOn the «Discovery» channel.[59]

Мне показалось, что смысл слов их песни не очень-то подходит данной ситуации. Впрочем, с другой стороны, он подходил самым что ни есть полным образом. Неясное ощущение какой-то неправильности, неуместности теперь сформировалось окончательно в противное чувство: мною пользуются как... как... в общем, пользуются не так, чтобы я получал от этого удовольствие. Притом – все, кому не лень. Диерс, видимо, испытывал особую слабость к "Банде Ищеек", посему со зверским лицом прибавил громкости:

You and me, baby, weNothing but mammals, soLet's do it like they doOn the «Discovery» channel.

Наверняка хитрая рожа охотника что-то говорила, но я не стал анализировать это. Поддельным было веселье Диерса, или неподдельным, мне плевать. Информация о Ксио как о перебежчице, никакой ясности в теперешнюю картину моего бедственного положения не внесла. Скорее, ещё больше запутала всё. Вопросы о добре и зле, о хорошем и плохом, начавшие меня терзать примерно в то же время, как жизнь моя перевернулась с ног на голову в связи с появлением в ней Джонатана Диерса и его ИГРЫ, по всей видимости, никогда не получат ответов. Где кончается одно, где начинается другое, какой ширины граница между двумя противоборствующими сторонами, есть ли она вообще – неведомо.

"Половострастная" песня к моему облегчению закончилась. Мелодичная вставка-реклама радиокомпании пропела что-то о том, как хороша жизнь и как хорошо жить, после чего более "родная" мне музыкальная композиция смыслом своих слов внесла ещё большую смуту в мечущуюся между небом и землёй душу бедного волка, угодившего в капкан жестоких обстоятельств. Смирившийся со всем на свете, но, тем не менее, не лишенный оттенка издевательства над всем же голос одного из братьев Самойловых вещал:

Сегодня хуже, чем вчера,Всё задом наперёд.Опять жара, жара, жараДостаёт.

И одинокая мигрень -Подруга дней моих,Меня любила целый деньЗа двоих...

Рожа Диерса приобрела вовсе дьявольское выражение. Кольцо в носу его поблескивало, толстые губы расплылись в насмешке, глаза сверкали звериным весельем. Причина его веселья осталась для меня тайной. Можно предположить, что песня "Агаты Кристи" показалась охотнику более чем подходящей к данной минуте, тем более он спокойно мог понимать русский язык, думать по-русски, и единственное его сомнение по поводу произношения в великом и могучем сводилось лишь к "табуретке".