Василий Тёркин - Петр Боборыкин

- Так точно, - ответил в тон Теркин.

- Значит, выплыл!.. А я слыхал как-то... давно еще... будто ты туда попал... в места не столь отдаленные.

- Нет, милый друг, не хочу отнимать ваканций у вашего брата.

- Это как?

Зверев весь выпрямился, и щеки его густо покраснели.

- Да так!.. У вас-то в губернии, - небось знаешь всю историю, - проворовались господа сословные директоры.

- Проворовались! Проворовались!.. Как ты выржаешься!

- Так и выражаюсь. Им прямая дорога по казанскому тракту или на пароходе-барже, под конвоем.

- Не знаю, брат, не знаю!.. Это все газетчики, мерзавцы! Везде они развелись, как клопы.

- Да тебе что же обижаться... Ты ведь к банку не причастен?

- Еще бы!

Лицо Зверева начало подергивать. Теркин поглядел на него пристально и подумал: "наверняка и у тебя рыльце в пуху!"

- Скажи-ка ты мне лучше, любезный друг, есть ли у вас в уезде хоть один крупный землевладелец из живущих по усадьбам, который не зарился бы на жалованье по новой должности, для кого окладишко в две тысячи рублей не был бы привлекателен?.. Небось все пойдут...

- Я не собираюсь.

- А другие?

- Понятное дело, пойдут.

- Даже все мировые судьи, хотя их званию и нанесен, некоторым образом, афронт...

- К чему ты это говоришь?

- А к тому, что вы, господа, все о подъеме своего духа толкуете... Какой же тут подъем, скажи на милость, ежели ни у кого верного дохода в ри тысячи рублей нет?.. И велика приманка - жалованье, какое у меня лоцман получает или мелкий нарядчик!..

- Вон ты как! Очень уж, кажется, зарылся ты в капиталах... Это даже удивительно! - Зверев начал брызгать слюной. - Просто непонятно, как ты - Теркин - да в таких делах? Знаешь, брат, пословицу: от службы праведной...

- Не наживешь палаты каменной? Праведником и не выдаю себя; но между нашим братом, разночинцем, и вами, господами, та разница...

- Слыхали! Слыхали!.. - закричал Зверев и замахал руками. - Уволь от этих рацей!.. Ну, ты в миллионщики лезешь, с чем и поздравляю тебя; нечего, брат, важничать... Нигилизм-то нынче не в моде... Пора и честь знать...

Теркин чуть было не крикнул ему, как бывало в гимназии: "молчи, Петька!.."

- Ладно, - выговорил он с усмешкой, - ваше высокородие волновать не буду... Ведь ты как-никак первая особа в уезде; а я - представитель общества, приобретающего здесь большие лесные угодья. Может, и сам сделаюсь собственником...

- Покупаешь имение? Ты?

- Погляжу!.. А пока Низовьев продает нам всю свою дачу под Заводным.

- Знаю! А Черносошный продает?

- Прямых предложений еще не делал.

- Все ваша компания съест...

- За этим и покупаем, чтобы не давать вашему брату расхитить.

- Тоже нашлись благодетели!

Зверев недосказал, спустил обе ноги с кушетки, поморщился, должно быть от боли, потер себе лысеющий лоб, взглянул боком на Теркина и протянул ему руку.

- Вася!.. Что ж это мы... Больше десяти лет не видались и сейчас перекоряться... Это, брат, не ладно. - Он поглядел на полуотворенную дверь в следующую комнату. - Пожалуйста... притвори-ка.

Теркин притворил дверь и, когда сел на свое кресло, подумал:

"Сейчас будет просить взаймы".

XII

- Вася!.. Тебя сам Бог посылает! Спаси!

Зверев взял его руку, и Теркину показалось, что он как будто уж хотел приложиться к ней своими слюнявыми губами.

- Что такое?.. Не пугай!..

Лицо Зверева передернула слезливая гримаса. Глаза покраснели. Он, казалось, готов был расплакаться.

- Скажи толком!

Прежний гимназист "Петька" был перед ним, - все тот же, блудливый и трусливый, точно кот, - испугавшийся вынутого им жребия - насолить учителю Перновскому. Жалости Теркин к нему не почувствовал, хотя дело шло, вероятно, о чем-нибудь поважнее перехвата тысячи рублей.

- Ведь мы товарищи! - Зверев взглядывал на него красными глазами, уже полными слез. - Вместе из гимназии выгнаны...

- Ну, об этом тебе бы можно и не упоминать.

- Я тебя не выдавал!.. Ты хочешь сказать, что за меня сцепился с Трошкой... На это твоя добрая воля была!.. Вася! Так не хорошо!.. Не по-товарищески!.. Что тебе стоит? Ты теперь в миллионных делах...

- Чужих, не собственных.

- Спаси!.. - воскликнул Зверев и опустился на кушетку.

- Хапнул нЕшто? - почти шепотом спросил Теркин. - Сядь... Расскажи, говорят тебе, толком. Дура голова!

Это товарищеское ругательство: "дура голова" - вылетело у Теркина тем же звуком его превосходства над "Петькой", как бывало в гимназии.

- Что ж ты... пытать меня хочешь? - хныкающим фальцетом отозвался Зверев, присаживаясь на край кушетки. - Удовольствие тебе разве доставит - знать всю подноготную? Ты протяни руку, не дай товарищу дойти до... понимаешь, до чего?

- Это все, брат, разводы. Одно дело - беда, другое - залезание в сундук. Я ведь про тебя ничего не знаю... какие у тебя средства были, как ты с ними обошелся, на что проживал и сколько... У родителей-то, кажется, хорошее состояние было?

- Мало ли что было!.. И теперь у меня и усадьба, и запашка есть, и луга, и завод.

- Какой?

- Винокуренный.

- Лесная дача есть?

- Есть... Только это все...

- Разумеется, в залоге?

- У кого же не в залоге?

- Пытать я тебя не желаю, любезный друг. Но и в прятышки тебе, Петр Аполлосович, не полагается играть со мною. Должно быть, по твоей должности...

- А просто разве нельзя зарваться? - крикнул Зверев и вскинул руками. - Ну, да! жил широко.

- В этой дыре?

- И в этой дыре... у себя в деревне... в губернии, за границей...

- Ты женат?

- Еще бы!

Тут он рассказал Теркину про свою женитьбу на "разводке", и сколько ему это стоило, и сколько они вдвоем прожили в каких-нибудь три-четыре года, особенно с тех пор, как он попал в предводители. Жена его в ту минуту была в имении... Но до полного признания он все еще не доходил. Он как будто забыл уже, с чего начал.

- Как же тебя спасать? - спросил Теркин, прохаживаясь по кабинету. - Проценты в банк внести?.. Или по векселям?.. И сколько?..

Зверев одним духом крикнул:

- Что тебе стоит сорок тысяч каких-нибудь?

- Сорок тысяч! - подхватил Теркин. - Так, здорово живешь... Во-первых, милый друг, если бы у меня в настоящий момент были собственные сорок тысяч свободных, я бы им нашел употребление... Я кредитом держусь, а не капиталом.

- Ты имение сам хочешь купить, сейчас говорил...

- Наличных у меня нет... На компанейские деньги, быть может, приобрету кое-что... Так за них придется платить каждый год...

- В твоих руках не десятки, а сотни тысяч! Для себя можно перехватить, а товарища спасти - нельзя. Эх, брат Теркин! Понимаю я тебя, вижу насквозь. Хочешь придавить нашего брата: пусть, мол, допрежь передо мной попрыгает, а мы поломаемся! У разночинца поваляйся в ногах! Понимаю!..

Он - весь красный - брыкал слюнявыми губами, хотел встать и заходить по комнате, но боль в щиколке заставила опять прилечь на кушетку.

- Вздор все это! - строго остановил его Теркин.

Но когда Зверев начал горячиться, его товарищ также припомнил себе свое недавнее прошлое... Ведь и он пошел на сделку, и его целый год она тяготила, и только особенной удаче обязан теперь, что мог очистить себя вовремя как бы от участия в незаконном присвоении наследства.

Давно не всплывал перед ним образ Калерии... Тут и вся сцена в лесу, около дачи, промелькнула в голове... как он упал на колени, каялся... Разве он по-своему не хапнул, как вот этот Зверев?

- Не брыкайся! - сказал он мягче, борясь с чувством гадливости, почти злорадства, к этому проворовавшемуся предводителю; что тут была растрата - он не сомневался. - Позволь, брат, и мне заметить, продолжал он в том же смягченном тоне. - Коли ты меня, как товарища, просишь о спасении, то твои фанаберии-то надо припрятать... Отчего же не сказать: "так, мол, Вася, и так - зарвался..." Нынче ведь для этого особые деликатные выражения выдуманы. Переизрасходовал-де! Так веду? И чьи же это деньги были?

- Разные, - тихо выговорил Зверев. - Всего больше опекунских...

- Сиротских? - переспросил Теркин, и это слово опять вызвало в нем мысль о деньгах Калерии.

- Разные... Больше двадцати тысяч земских... Тоже тысяч около шести школьных...

- И школ не пощадил?

- Так ведь я не без отдачи... Ну, передержал. Каюсь!.. Но взыскания на меня все-таки не было бы... Мне следовало дополучить за перевод заклада в дворянский банк.

- Что ж ты не покрыл этими деньгами растраты?

- Другие долги были. Но все это обошлось бы... да и было покрыто.

- Как покрыто? Из-за чего же ты бьешься-то в настоящую минуту? Что это, брат? - резко воскликнул Теркин. - Ничего не поймешь у тебя!

- Ты слышал что-нибудь про наш банк?

- Слышал.

- Ну...

Зверев опустил голову и стал говорить медленно, глухо, качаясь всем туловищем.

- В прошлом году до губернского предводителя дошло... Меня вызвали... Директор/а - свои люди... Тогда банк шел в гору... вклады так и ползли... Шесть процентов платили... Выручить меня хотели... До разбирательства не дошло, до экстренного собрания там, что ли... По-товарищески поступили.