Евреи, которых не было. Книга 2 - Андрей Буровский

В стране продолжался шабаш. Пионеров строем водили к Вечному огню и учили их «продолжать дело великого Ленина», пропагандистская литература издавалась миллионными тиражами, в помещениях болтались красные тряпки, отретушированные портреты-иконы Ленина и Брежнева и прочая пакость. Но все больше людей не хотело иметь со всем этим ничего общего.

И иметь красных предков все больше людей не хотели. Называться потомком красного командира, комиссара, бойца Красной армии, чекиста, энкавэдэшника… Даже если и был такой предок — уже в 1970-е годы скрывали его куда тщательнее, чем затесавшихся в родню вора или проститутку. Иметь прадедушку — красного? Нет, это позор семьи! Раз уж никак нельзя скрыть — пусть прадедушка будет насильно мобилизованным или наивным деревенским мужиком, по темноте своей сразу не убежавшим…

Только два деятеля культуры сознавались, что имеют красных предков. Один — это А. Невзоров, человек с явной психопатической клиникой. Второй — М. Веллер, которого уж никак не обвинишь в том, что он русский. В этом позорном факте внук «бойца 6-го эскадрона 72-го красного кавполка» не замечен [206, с. 6].

Мысль о том, что на самом деле выиграла Гражданскую войну вовсе не Красная, а Белая армия, приходила мне в голову уже давно. Победа красных — тупик, пиррова победа. А Белое движение подобно зерну из притчи Спасителя, — зерну, которое должно погибнуть, упав в землю. Которое, только погибнув, прорастет и даст плоды. Люди живут дольше, чем пшеница. Прошло три поколения — и жертва Белой армии дала плод.

Помнится, одна студенческая аудитория выразила мне сильное недоверие… И тогда я в первый раз предложил один эксперимент… Здесь собралось 30 человек, сказал я. По всему судя, здесь должно быть довольно много потомков солдат Красной армии, чекистов, энкавэдэшников, красных партизан и других категорий «победителей». Ну, так поднимите руки потомки тех, кто «выиграл» Гражданскую войну, покажитесь, покрасуйтесь. Поднялось три руки. Всего три. Три руки потомков солдат Красной армии.

— А теперь поднимите руки те, кто происходит от побежденных. Их среди нас должно быть очень мало — ведь все, не убитые сразу, пошли под нож в ходе «репрессий», и вместе с семьями. Ну, поднимайте руки! И подняло руки 11 человек. А я поднял двенадцатую руку.

— Ну, и кто выиграл Гражданскую войну?! Поздравляю, господа! Наши в городе! Белая армия в городе!

Студенты веселились:

— Убедил!

Но ведь и правда убедил, в том числе и самого себя. Очень наглядно получилось.

С тех пор я повторял эксперимент несколько раз, провел его в 15 аудиториях, где присутствовало до 400 человек. Соотношение потомков белых и красных было разным: когда белых было в пять раз больше, когда только в два раза. Общее число белых достигло 297 человек, а красных — 82. Правда, 52 человека оказались потомками и белых, и красных.

А ведь наверняка многие потомки красных не подняли рук. Это — позор семьи. Это скрывают. Не все потомки белых знают об этой странице семейной истории. Многие семьи так боялись огласки, что настал момент — и пришло поколение, уже не знавшее корней. Но с точки зрения истории и культуры — все верно. Зерно проросло, и белых в России больше, чем красных. И число растет неудержимо.

Разумеется, все они — в прошлом, в истории. И адмирал Колчак, и Фрунзе, и Каледин, и Духонин, и Ленин с Троцким. Нетленно, неприкосновенно. Ничего не переделать. Не вмешаться. И подвиг Ледяного похода тоже — в веках. Он совершается вечно. Там же и так же, как вечно поднимает над Киевом крест Святой Равноапостольный Владимир. Как вскидывается в стременах раненный ядром Багратион.

Но ведь история и продолжается. Совершенное и век, и два века назад имеет продолжения в «сегодня». Вопрос, что именно мы хотим и готовы взять в «сегодня» из «вчера» и «позавчера». И порой я просто зрительно вижу, как входит Белая армия в наши города. Беззвучно печатая шаг по брусчатке, белые проходят через современную Россию. Белые, а не красные. И так же незримо, беззвучно красные бегут из городов. Их порой даже жалко — убогих, не нужных никому, даже собственным потомкам.

А перелом произошел уже давно, к рубежу 1980-х. Не случайно именно в 1979 году первый секретарь Свердловского обкома Борис Ельцин получил приказ взорвать дом купца Ипатьева: место смерти царской семьи стало местом паломничества тысяч и тысяч людей.

Быть монархистом стало так же престижно, как иметь иконы в красном углу и происходить от нормальных людей, а не от «строителей светлого будущего».

Тогда началось духовное возвращение. Осознание себя если и советскими, то все же еще и русскими. Настала «перестройка» — и словно силы преисподней вдруг выплеснулись на поверхность земли! Но шизофренический визг про то, что «патриотизм — последнее прибежище подонка» и что Россия — страна дураков, вызывали в основном некое брезгливое недоумение.

Те, кого называли русскими, не тождественны тем, имперским русским старой России. Это, по сути, другой этнос. Тем не менее, этот русский народ все больше осознавал себя преемникком русского «дореволюционного» народа, наследником «дореволюционной» России.

В 1960–1980-е годы десятки миллионов парней и девушек «выплеснулись» из деревень и маленьких городков. Часть вернулась туда специалистами, часть осталась в быстро растущих областных и краевых центрах, а то и перебралась в столицы. Двигалась толща, люди, похожие друг на друга и друг друга духовно поддерживавшие.

Из этого слоя вышли писатели-деревенщики — Белов, Астафьев, Распутин, Абрамов. На этот слой во многом рассчитаны их книги — на людей, которые уже читают художественную литературу, но еще сохранили интерес к деревенской жизни.

Среди этих людей многие, весьма многие довольно быстро приобрели… скажем осторожно — несколько негативное отношение к евреям. Причин тут, на мой взгляд, несколько.

1. Во всех вузах, академиях наук, редакциях и учреждениях выходцы из деревень нашли… Я думаю, если читатель даже не убедился на собственном опыте, он легко догадался, кого это они там застали.

Любимая байка «наших плюралистов» — мол, деревенские мужики не любят их из некультурности и из-за того, что конкурировать с евреями не в силах. Реальность не так ласкает предрассудки этих людей, потому что была по крайней мере еще одна, не столь почетная причина…

Людей, зубами выгрызавших себе место под другим, более ласковым солнцем, можно обвинить во многих грехах. И малокультурные они, и злые, и жадные, и карьеристы, и какие угодно. Но вот что есть хорошего в людях из народа и в недавних выходцах из народа, так это отсутствие психологической зашоренности. Они что видели — то и видели.

Эти люди хорошо понимали, что эти… сидящие везде, где только возможно, вовсе не умнее и не лучше деревенского деда Егора и бабки Дарьи. Они даже ученостью не так уж сильно превосходят этих деда и бабку, потому что Абрам Самуилович из Управления культуры знает что-то лишь в самом узком диапазоне. Он примитивный зубрила, этот Абрам Самуилович, тип совершенно пошлый и неумный. Языков он не знает, культурные проблемы ему непонятны и неинтересны, талантливых людей он ненавидит и сидит в своем кресле ровно потому, что лет двадцать назад не нашлось никого более достойного.

Но вот Абраму Самуиловичу повезло в жизни; он так и будет жить в большом городе, ходить на работу в белой рубашке и галстуке, благодушно надираться коньяком на презентациях, водить студенток в мастерские зависящих от него художников и выйдет на персональную пенсию.

Деду Егору меньше повезло в жизни, чем Абраму Самуиловичу из Управления культуры. Будь у него другие возможности лет пятьдесят назад, он, при его остром уме, давно оттеснил бы Абрама Самуиловича от его занятий. От деда Егора было бы наверняка и для культуры лучше, и для деда Егора, и даже для Абрама Самуиловича — работа на ферме очень помогла бы ему похудеть, о чем он мечтает уже лет десять, и узнать, как реально живут миллионы человеческих существ, о чем он уже начал забывать.

Но деду Егору не повезло, и он так до глубокой старости и будет кидать вилами навоз на ферме, пока совсем не одряхлеет и не умрет. Справедливо ли это?

«Новая интеллигенция» обнаружила, что существующее положение вещей глубоко несправедливо. Что евреи имеют какое-то непонятное, но и несомненное отношение к этой несправедливости.

2. И вторая причина… Сегодня трудно даже представить себе, какой непроницаемый туман лежал при советской власти над многими периодами русской истории, как дико фальсифицировалось историческое знание.

Ну, например, как получилось, что евреев так много в науке? В том числе и в Сибири, и на севере России? Человек поднимает литературу по специальности, выходившую в 1920–1930-е годы (для чего, кстати, нужно официальное разрешение работать в спецхране, и получить его не так-то просто)… И убеждается: раньше евреев в его специальности было еще больше! Почему так? Почему было так много в первые десятилетия после революции, а потом стало все меньше и меньше?