Крестоносцы. Полная история - Дэн Джонс

в VI веке, когда город выбрался за пределы лагуны, расположенной в самой северной точке Адриатики. В эпоху Дандоло это была гордая, богобоязненная и богатая аристократическая республика, управляемая выборными дожами и Большим советом, к которой прочие крупные игроки региона — Рим, Византия и Священная Римская империя — почитали за лучшее прислушиваться. Город давал приют шестидесяти тысячам душ, обитавших на островах, рассыпанных вокруг Риальто, пересеченного Гранд-каналом. Его можно было узнать издалека по прекрасной, возведенной в конце XI века базилике Святого Марка, построенной по образцу константинопольской церкви Святых Апостолов. Величайшим сокровищем Венеции считалось тело апостола Марка, выкраденное из Александрии Египетской в 828 году предприимчивыми купцами, которые пронесли его на свой корабль под носом мусульманских таможенников, спрятав в бочке со свиными тушами.

В те ранние годы благополучие Венеции зиждилось на производстве соли, сельском хозяйстве и рыболовстве, но впечатляющим расцветом XI и XII веков город был обязан мореходству. Венецианские корабли — быстрые, обтекаемые боевые галеры, оснащенные разномастными таранами и укомплектованные командами мускулистых гребцов, а также пузатые парусники с высокими мачтами, перевозившие товары и деньги из порта в порт, — сновали по всему Средиземному морю. Как и Пиза и Генуя, другие морские державы севера Италии, Венеция продавала свой военный потенциал на свободном рынке, обменивая морской террор на торговые привилегии. В 1080-х годах Алексей I Комнин заключил c республикой сделку: венецианские галеры должны были всячески препятствовать нормандскому морскому судоходству, а в обмен венецианские купцы получали право беспошлинной торговли в византийских портах и на рынках[601]. В XII веке венецианские галеры патрулировали побережье Леванта по поручению иерусалимских королей. В 1124 году венецианские крестоносцы помогли захватить Тир и получили право основать независимые торговые фактории во всех городах франкского Востока[602]. Завоеванные таким образом богатство и престиж вознесли Венецию к вершинам европейской политики, и слава ее лишь утвердилась в июле 1177 года, когда в городе состоялось торжественное примирение Фридриха Барбароссы с папой Александром III. В базилике Святого Марка рыжеволосый император Священной Римской империи прилюдно склонился перед понтификом и поцеловал его туфлю. Барбаросса сам предложил Венецию в качестве подходящего места для этого театрализованного представления на том основании, что город «подчиняется одному лишь Господу Богу»[603].

Клан Дандоло усиливался вместе с республикой: о его успехах зримо свидетельствовали обширные владения семьи в центре Риальто, прямо на берегу Гранд-канала. Ко временам Энрико семья трудилась во славу Венеции на протяжении почти двух столетий. Основал фамилию Доменико Дандоло, в начале XI века совершивший ряд торговых экспедиций в Византию, включая ту, в которой ему удалось раздобыть для Венеции мощи святого Тарасия. Отец Энрико, Витале Дандоло, служил советником и судьей при дожах Витале II Микьеле (занимавшем пост с 1155 по 1172 год) и Себастиано Дзиани (1172–1178). Его дядя, еще один Энрико, патриарх Градо, занимал высший духовный пост в Венецианской церкви и активно ее реформировал. И Витале, и старший Энрико ходили в Крестовые походы и в 1124 году принимали участие в осаде Тира.

Младший Энрико сделал себе имя на дипломатическом поприще. В 1171 году он отправился в Византию в составе вооруженной экспедиции, явившейся требовать компенсации от Мануила Комнина, который лишил венецианцев их торговых прав и побросал в тюрьмы около десяти тысяч купцов. Это была крайне неудачная миссия, закончившаяся полным провалом, когда венецианские моряки заразились чумой. Они потащились домой в Венецию и принесли заразу с собой. Горожане так обозлились на неудачи тогдашнего дожа, что кто-то из толпы вонзил в него кинжал прямо на улице. Дандоло, однако, вышел сухим из воды. В 1174–1175 годах он ездил в Египет: во-первых, чтобы встретиться с королем Сицилии Вильгельмом II, а во-вторых, с целью прощупать почву на предмет заключения торгового соглашения с Саладином. В 1180-х годах Энрико снова побывал в Константинополе — на этот раз чтобы разобраться с политическими последствиями «резни латинян»: кровавого бунта против богатых переселенцев с Запада, в котором тысячи были убиты, а папскому легату отрезали голову и привязали ее к собачьему хвосту. Может, Энрико был стар и слеп, когда его избрали дожем, но опыта ему было не занимать, и его расчетливая, прагматичная манера ведения дел отлично отвечала потребностям республики. Принося клятву при вступлении в должность, новый дож пообещал «блюсти и учитывать интересы венецианцев и трудиться ради их чести и выгоды добросовестно и без обмана»[604].

Первые девять лет правления Дондоло оказались хлопотными, дел у него было невпроворот: дожам вменялось в обязанность рассматривать судебные дела, определять экономическую политику, курировать политику внешнюю и отношения с церковью, и это еще далеко не все. Но, даже перевалив за девяносто, Дандоло трудился с энергией и воодушевлением. Он принял строгие законы, ограничивающие иммиграцию в республику новых купцов. Он привел в порядок запутанный свод законов Венеции. Он реформировал денежную систему республики и ввел в обращение новую монету, названную гроссо, которую чеканили почти из чистого серебра — его содержание составляло девяносто восемь процентов{132}. Он наладил постоянный обмен дипломатической корреспонденцией с византийскими императорами в попытке восстановить деловые отношения, расстроившиеся несколькими десятилетиями раньше. К концу XII века Дандоло с полным правом мог гордиться своими свершениями на службе Венеции. Торговля бурно развивалась, а республика процветала. А потом, в начале 1201 года, шесть послов из Франции совершили переход через Альпы, явились ко двору дожа и предложили Дандоло сделку века. И вот тут-то мир перевернулся.

Послы, прибывшие на встречу с Дандоло в феврале 1201 года, представляли трех самых влиятельных баронов Франции: Тибо, графа Шампани, Людовика, графа Блуа, и Балдуина, графа Фландрии. Один из высоких гостей, Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, оставил красочный отчет о переговорах. Их господа, сообщили послы, вдохновились речами папских проповедников, призывающих организовать очередную экспедицию на Восток, дабы завершить труды Третьего крестового похода и вернуть Гроб Господень под власть христиан. Тибо в ту пору шел двадцать второй год, Людовику и Балдуину сравнялось по двадцать восемь, и, как большинству молодых людей их сословия, им кружили голову идеалы благородного рыцарства, превозносимые при дворах и в пиршественных залах Западной Европы и воспевавшиеся в популярных балладах о героях реальных и воображаемых, начиная с короля Артура и заканчивая первыми крестоносцами[605]. Все они происходили из семей легендарных искателей приключений на Востоке, а их владения издавна служили благодатным местом для вербовки новых воинов Христа. В число близких родственников