Сокровища кряжа Подлунного - И Сибирцев

Глава двадцать четвертая

БЕЗВОЗДУШНОЕ ПРОСТРАНСТВО

На редкость непогожим выдалось в Крутогорске утро последнего дня июня. Яркое солнце, еще вчера безраздельно царившее на небе, скрылось за плотной пеленой низких тяжелых туч. Порывистый холодный ветер клонил к земле мохнатые ветви деревьев, взвихривая жидкие смерчики нудного, зарядившего с ночи дождя. Для Алексея Петровича Лобова это восьмое после пожара на Нагорной улице утро, началось, как обычно, с посещения начальника Управления. Ларин встретил Алексея со своей всегдашней приветливостью, но сегодня Лобов сразу же почувствовал необычную приподнятость его настроения. И хотя за окнами комнаты висела плотная серая завеса дождя, и ветер, врываясь в форточки, парусом надувал опущенные шторы, в кабинете царила атмосфера непривычной праздности. - Рад поздравить вас, Алексей Петрович, - начал Ларин, едва Лобов опустился в стоявшее у стола кресло, - с успешным окончанием второго этапа нашей операции. - Что? - встрепенулся Алексей. - Неужели уже известно точное местоположение убежища, в котором они держат своих пленников, и где скрывается этот пресловутый Янус? Ларин лукаво усмехнулся, выдержал небольшую паузу и ответил: - Совершенно верно, есть точные координаты убежища Януса. И вы знаете, - Андрей Савельевич вновь лукаво усмехнулся, - эти координаты полностью соответствуют вашим прогнозам. Помните, Алексей Петрович, вы однажды высказали предположение, что логово Януса нужно искать за городской чертой, где-нибудь в одиноком домике лесника или на метеопункте. Это действительно оказался метеопункт. И положение удобное, как раз на полпути между Крутогор ском и Обручевском. Теперь будем стараться выкурить Януса из норы, и в этом мне нужна ваша помощь. - Слушаю вас, - сразу подтянулся Лобов. - Как ваши подшефные? - поинтересовался Ларин. - Здравствуют, - вздохнул Лобов. - На мое невнимание к их особам пожаловаться не смогут. - Понятно, - усмехнулся Ларин, - думаю, приспело время устранить ваших подопечных из игры. - Всех? - быстро спросил Лобов. - Всех. Сейчас наша задача одним ударом обрубить щупальцы Януса в городе, это вынудит его открыть нам свои кадры на стройке qr`mvhh. И если верно наше предположение, что враг не имеет своих людей среди строителей, Янус непременно должен броситься в объятия вашего протеже. Тогда мы нанесем заключительный удар. А сейчас жду ваши предложения по предстоящей в городе операции. Предупреждаю, вы обязаны доставить их только живыми... Часовых дел мастер Павел Сергеевич Прохоров уже совсем было собрался закрывать свою мастерскую, намереваясь, как это всегда делал, отобедать в ближайшей закусочной. Он нетерпеливо поглядывал на часы и, подгоняемый этими красноречивыми взглядами, последний посетитель торопливо закрыл за собой дверь, оставляя часовщика в одиночестве. Но нетерпение часовщика объяснялось не только его многолетней привычкой обедать в строго определенное время. В последние дни Прохоров пережил немало горьких минут. ...Даже самые близкие друзья, знавшие его лет тридцать пять назад, не признали бы в шестидесятилетнем крутогорском часовщике пышущего здоровьем молодого майора инженерной службы германского вермахта Отто фон Ранке. Много воды утекло с той поры. Ранке дослужился до полковничьего чина, принимал участие в конструировании "летающих снарядов" и в работе по созданию германской атомной бомбы. Потом пришли дни разгрома и капитуляции некогда грозных гитлеровских полчищ, поспешное бегство за океан. И вот на его плечах мундир чужой, вчера еще вражеской армии. И вновь работа над средствами адского разрушения. И новый удар. Настало время, когда правительство страны, давшей приют фон Ранке, отказалось от его услуг. Средства разрушения там, как и во всем мире, больше не производились. Тогда он - офицер высокого ранга, инженер с именем стал просто агентом частной разведки миллиардера Гюпона. Вся жизнь его была посвящена разрушению. И только здесь, в частной разведке, нуждались теперь в людях его профессии. И вот счастье, наконец, как будто улыбнулось ему. В Крутогорске русские начинали небывалый по размаху эксперимент, готовились зажечь Земное Солнце. И тогда ему было приказано ехать в этот неведомый Крутогорск, затаиться там и ждать часа для нанесения верного и беспощадного удара. Так он превратился в Павла Сергеевича Прохорова. Имя фон Ранке было навсегда забыто, в списках агентуры вместо него стояла безликая кличка "Ворон". Прохоров сделал все, как было ему приказано. Он добрался до Крутогорска, обжился в нем. Он нашел уединенный дом, примыкающий к обширной пещере. Он работал как зверь, как самая последняя лошадь, спал по три часа в ночь. Он по винтику собрал высокочастотный генератор, питавшийся от привезенных им с собой атомных аккумуляторов. Он прожег этим генератором подземный ход в пещеру, оборудовал обширный тоннель для хранения атомных и полу проводниковых батарей и для укрытия будущих сообщников. Он собрал электромоторы, двигавшие валун в конце тайного хода. Он превратил свой дом в неприступную крепость. О, как ждал он своего часа, как смаковал, наслаждался мыслью о будущей своей мести этим людям, дважды губившим его карьеру. Но в третий раз он не позволит им этого. Теперь он насладится их гибелью. Уже собран портативный излучатель высокозаряженных частиц. Все готово к последнему удару... У него не было сомнений. Он ненавидел в этой стране все. Но более всего он ненавидел Стогова. Этот человек для Прохорова олицетворял собою все, что было враждебно ему, Отто фон Ранке, bqe, с чем боролся он всю свою жизнь. Прохоров внимательно следил за каждым шагом Стогова, знал все его работы, все привычки и привязанности. Чутье разведчика и знающего инженера подсказывало: "Час удара близок". Действительно, четыре месяца назад прибыли помощники: Чиновник и Кондор. Прохоров ждал приказа. Но вместо приказа прибыл этот самоуверенный выскочка, и он, а не Прохоров, возглавил операцию. Прохорову не позволили даже насладиться видом закованного в цепи Стогова, от него скрывают убежище Шефа. Шеф приблизил к себе эту старую калошу Кондора, а на долю Прохорова досталась второстепенная роль: наушничать в городе, скрывать этого хлыща - Чиновника, да оберегать созданный годами труда арсенал для нанесения удара по станции. И новые планы мести, теперь уже Шефу, зрели в воспаленном мозгу Прохорова, но он понимал: опять надо набраться терпения и ждать, ждать. Оставшись один, Прохоров быстро собрал и спрятал в шкаф инструменты, убрал еще неотремонтированные часы и уже готов был выйти на улицу, но неожиданно вновь скрипнула входная дверь. На пороге мастерской стоял широколицый, светловолосый бригадир водопроводчиков, который разговаривал с Прохоровым перед воротами его дома во время ремонта колонки. Он вошел не один. Вместе с ним в узкую дверь втиснулись еще двое крупных плечистых парней, тоже одетых в комбинезоны. "Должно быть, работяги из его бригады", - с неприязнью подумал Прохоров: он не любил, когда в чем-либо нарушались его планы, а неожиданный визит водопроводчиков грозил лишить его обеденного перерыва. Однако широко открытые синие глаза вихрастого бригадира дружелюбно светились, он чуть виновато улыбался, и Прохорову волей неволей пришлось согнать с лица суровость и ответить на улыбку бригадира тоже подобием улыбки. - Виноват, виноват, товарищ Прохоров, - говорил жизнерадостный бригадир, - в тот день, на который мы с вами уславливались, никак не поспел. Только сейчас сумел выкроить минутку. И, черт его знает, отчего это в Крутогорске так часто портится водопровод, просто чинить не поспеваем. Как у вас, сейчас нет перебоев с водичкой? - Да после вашего визита вроде бы наладилось, - хмуро сообщил Прохоров, окончательно убедившийся в том, что словоохотливый бригадир оставит его без обеда, и так же хмуро поинтересовался: - Где же ваши часики? - Часики-то? - вновь улыбнулся бригадир. - Сейчас, сейчас будут и часики. Они у меня далеко запрятаны, - медленно говорил он, роясь во внутренних карманах комбинезона, - да и как не прятать? Вещь дорогая, заграничная. Со всякими фокусами часы, других таких не встречал, мне их братишка подарил, он за границей долго работал. Вот сейчас только разверну платочек, я их в платочек замотал, чтобы мягче было. Излияния бригадира о его необыкновенных часах прервал один из рабочих. - Какая у вас витрина любопытная, - кивнул он на стоявший за спиной Прохорова, застекленный шкаф, на полках которого лежали часы самых разнообразных форм. - Сколько на ней часов, да какие за нятные, разрешите взглянуть? - Глядите, - хмуро согласился Прохоров и добавил: - хотя, вообще-то, сюда, за прилавок, посторонние люди не ходят. Ну, да что с вами сделаешь... Рабочий, не ожидая повторного приглашения, шагнул за невысокий деревянный барьерчик и, рассматривая витрину, встал за спиной Прохорова, другой рабочий с безразличным видом подошел к окну мастерской. К этому времени бригадир извлек, наконец, из своих бездонных карманов драгоценные часы. - Вот они! - усмехнулся он, держа на ладони тускло поблескивавшие часики. - Вот они, держите, да не уроните. Двумя руками держите! - неожиданно властно скомандовал бригадир. Опешивший на мгновение Прохоров, повинуясь этой команде, машинально протянул вперед обе руки, и в ту же секунду их, точно стальными кольцами, стиснули цепкие пальцы бригадира. - Спокойно, - так же резко, как и в первый раз, приказал бригадир. Теперь от его недавней улыбчивости и добродушия не осталось и следа. На Прохорова в упор, как бы насквозь пронизывая его, глядели сразу потемневшие гневные глаза. Мгновенно оценивший обстановку Прохоров резко рванулся назад, намереваясь перебросить своего врага через барьер или хотя бы вырвать руки. Но он сумел только слабо откачнуться. Стоявший сзади Прохорова рабочий молниеносно обернулся и заключил часовщика в свои железные объятия. Третий рабочий провел руками по карманам Прохорова. - Это, очевидно, самый необходимый для часовщика инструмент, усмехнулся он, выкладывая на барьер извлеченный из внутреннего кармана Прохорова крупнокалиберный пистолет и две авторучки не совсем обычной формы. Убедившись в полной бесплодности всех своих попыток разжать стискивавшие его объятия, Прохоров решил воспользоваться последним шансом на спасение: - Это насилие! - визгливо завопил он. - Караул? Грабят! Грабят! - Нет, не грабят, - твердо возразил бригадиру опуская, наконец, руки Прохорова, - вот мое удостоверение, - он протянул часовщику красную ледериновую книжечку и приказал: - Товарищ Щеглов, начнем осмотр помещения, - и, обращаясь к третьему рабочему, который вновь возвратился на свой пост у окна, бригадир - это был Лобов - распорядился: - Товарищ Рычков, вызывайте машину. ...Часа через два после того, как от дверей мастерской, в которой работал Прохоров, отошла машина с наглухо задернутыми шторами, у этих же самых дверей остановилось такси. На тротуар вышел пожилой человек с темными кустистыми бровями. Он подошел к двери и, увидев на ней печать, не удержался от удивленного возгласа: - Что здесь случилось? - спросил приехавший у молоденькой продавщицы цветочного киоска, расположенного рядом с часовой мастерской. - Куда девался ваш сосед? - А я и не видела, - призналась девушка. - Я на обед уходила, он еще в мастерской оставался, а как с обеда вернулась - здесь уже никого не было. Так что я ничего не знаю. Может, ревизия какая, в контору вызвали или заболел. - Вот неудача, - посетовал приехавший, - а я ему позавчера часы в ремонт отдал. Теперь когда получишь, а без часов мне хоть пропадай. - Ничем помочь не могу, - улыбнулась девушка. - Купите для утешения цветочков. Вот есть свежие левкои. - Что ж, давайте букетик, - согласился собеседник. - Уж лучше unr| цветы, чем ни часов, ни цветов. Кстати, вы не обратили внимания, не входил к нему кто-нибудь из конторы перед обедом? - Я из их конторы никого не знаю. Но, по-моему, никого такого не было. Вошли какие-то трое в рабочих комбинезонах, а кто потом заходил, не знаю. Купив букетик влажных бледно-синих левкоев и поблагодарив словоохотливую продавщицу, человек с кустистыми бровями неторопливо отправился к стоянке такси. Захлопнув дверцу машины, удобно откинувшись на мягком сиденье, человек, наконец, дал волю долго сдерживаемому чувству. Он с отвращением зашвырнул букетик в самый дальний угол машины и, нервно выхватив из кармана массивный портсигар, дробно застучал по нему мундштуком. Убрав, наконец, мундштук, он откинулся назад и задумался. Сегодня первый раз в жизни он изменил правилу, которому следовал всегда: все делать только чужими руками. Ворон много раз просил о встрече, он отказывал, даже приказал прекратить эти домогатель ства. Но сегодня все же вынужден был поехать к Ворону. Нужно было взять у него запасной излучатель высокозаряженных частиц. Один он привез с собой, но два будут вернее. Послать за прибором было некого: Кондор нужен на месте. Чиновник выходит только для встреч с Наводчиком... Но, если говорить честно, главное было даже не в оружии. Он не верил Прохорову. Слишком долго тот прожил здесь, слишком много сделал для подготовки операции, чтобы мог смириться с отведенной ему второй ролью Он знал своих сообщников, в таком положении они были готовы на все. Поэтому надо было проверить Ворона, выведать у него все начистоту... И вот эта неожиданная печать на дверях Что могла означать эта неизвестно кем навешенная печать? Хорошо, если только ревизия. Тогда Ворон даст где нужно необходимые объяснения и рано или поздно вернется. Ведь он не раз предупреждал своих людей, чтобы они образцово вели служебные дела. Так что с этой стороны опасаться было нечего. А вдруг - это не ревизия? Но об этом он даже думать не мог без ужаса. Ведь если это не ревизия, то... то, следовательно, все это время он был игрушкой в руках людей Ларина и все, что он со всем его опытом и про ницательностью принимал за необыкновенное везение, - все это не более, как хитро расставленные сети, в которые он прямехонько и угодил. Но с этим он никак не мог согласиться. Против такого вывода протестовало в нем все: и многолетний без крупных провалов путь, и профессиональная гордость разведчика, и шумная реклама, созданная газетами вокруг его имени. С привычным самолюбованием он начал выдвигать контраргументы. Разве не подтвердили русские официально, через газету, что Стогов сгорел в собственном доме? С учетом традиций коммунистической прес сы - это могло быть только правдой... Таких сообщений зря не делают. Разве не находятся в его руках два крупнейших русских физика? Разве не подтвердил Булавин, что он действительно протежировал Наводчику и по его протекции тот попал на стройку станции? Разве не встречался несколько раз Чиновник с Наводчиком, который дает ценную информацию о положении на стройке? Нет, все это так. И все это могло быть только достижением его таланта разведчика. Он не может дать Ларину переиграть себя в этой решающей игре. Но все же нужно проверить... Приняв решение, пассажир такси вновь энергично застучал по крышке портсигара. Машина стремительно летела по автостраде на Обручевск. Как это случилось и раньше, постукивание мундштучком по портсигару в руках хмурого человека с кустистыми бровями было услышано в тщательно оберегаемом от посторонних глаз тайнике в домике часовщика Прохорова на окраинной Таежной улице. Художник Владимир Георгиевич Дюков для доверчивого Ронского, агент по кличке "Чиновник" для грозного Шефа, покачиваясь в уютной плетеной качалке, читал лежавшую перед ним радиограмму, перемежая ее текст далеко не джентльменскими выражениями. Впрочем, ему было от чего прийти в дурное расположение духа. В очередном приказе Шефа говорилось: "Мастерская Ворона опечатана. Подозреваю изъятие. Немедленно свяжитесь с Наводчиком, добейтесь его участия в осуществлении главной акции. На случай провала Ворона приготовьте ликвидацию базы по схеме "А". Сами перебазируйтесь в главную резиденцию. Шеф." - Так, следовательно, докатились все-таки до схемы "А", процедил сквозь зубы Чиновник, - стало быть, драпаем. А все потому, что никак не можем понять: здесь не заводы мистера Герроу. Здесь исподволь акцию не подготовишь. Тут надо рвать, что можно, рвать сразу, а не разыгрывать из себя хозяев положения... Теперь он опять смоется, а мне лезть к черту в пекло. Злобное брюзжание, перемежаемое отборной бранью на разных языках, не мешало, однако, Чиновнику заниматься самым точным выполнением приказа Шефа. Он вошел в глубокую нишу, оборудованную в стене тайника, и включил защищенный особым стеклом фонарик. Лучик света вырвал из темноты установленные в разных углах ниши приборы, напоминавшие формой и размерами обыкновенные огнетушители. Это и были сконструированные Вороном мощные полупроводниковые батареи - грозная электрическая броня шпионского тайника. Для возникновения в них электрического тока достаточно было повысить температуру в помещении на несколько десятых градуса. Особые трансформирующие и выпрямительные устройства придавали этому сравнительно слабому току высокое, исчисляемое в киловольтах, напряжение и не менее высокую, в тысячи ампер, силу. После того как батареи Ворона были включены, всякое появление в его доме было равносильно визиту в трансформаторную будку линии сверхдальней электропередачи. Соединив батареи воедино, Чиновник включил тысячеваттную лампу с рефлектором. Она должна была нагреть батареи и возбудить в них ток. Электрическая броня вокруг тайника была возведена. Но схема "А" не исчерпывалась этой операцией. Поспешно оставив нишу, Чиновник тщательно замаскировал вход в нее и занялся присоединением надежно скрытых в толщах стен и пола проводов к взрывателям, которые были установлены в нескольких тай никах, заполненных взрывчаткой огромной разрушительной силы. Одни из этих взрывателей должны были автоматически сработать через четыре, другие через пять часов после ухода Чиновника из домика Ворона. В результате этих взрывов не только домик мнимого часовщика, но и несколько прилегающих к нему кварталов были бы обращены в руины. Приготовив таким образом ликвидацию своего убежища по схеме "А", что означало "Аварийная", Чиновник, наконец, и сам собрался в дорогу. Окинув в последний раз взглядом ставшее ненужным об реченное жилище, он нажал на кнопку механизма, отодвигавшего потайную дверь. Проделав длинный путь через пещеру и примыкавший к ней подзем ный ход. Чиновник с помощью невидимых электромоторов отодвинул массивный валун, закрывавший вход и, щурясь от предзакатного света серого ненастного дня, показавшегося после темноты подземелья ярким, хотел распрямиться. Вдруг он почувствовал, как в грудь ему уперлись два холодных пистолетных ствола, и чей-то властный голос скомандовал: - Ни с места! Руки вверх! Вы арестованы! Повинуясь этой непререкаемой команде, Чиновник взметнул руки. Только сейчас разглядел он стоявшего напротив него коренастого человека с пистолетом в руке. Рядом с ним также с оружием стояли еще несколько человек в накинутых на плечи плащ-палатках. Такие же фигуры виднелись по всему пустырю и за спиной Чиновника, у входа в тайник. При виде всех этих людей, их хмурых, бесстрастных лиц, тускло поблескивавшей вороненой стали пистолетов и автоматов, Чиновника обуял такой животный ужас, он почувствовал вдруг такое отчаяние и безнадежность, что сразу забыл про все свои давно выношенные планы самообороны в подобном положении. Он не выхватил из карманов ни один из своих пистолетов, не раздавил зубами ампулу с ядом, он даже не попытался бежать. В первые секунды он настолько ослабел от ужаса, что непременно упал бы навзничь, если бы кто-то сзади не поддержал его. Несколько оправившись от первого потрясения, Чиновник с тупым равнодушием, точно со стороны, смотрел на то, как чужие властные руки извлекали на свет содержимое его карманов, вспарывали швы воротника, ощупывали подкладку пиджака... Из этого оцепенения его вывели только сказанные кем-то слова, обращенные к стоявшему в стороне человеку: - Товарищ Лобов, личный обыск окончен. Все в наличии - и пистолеты, и стреляющие авторучки, и ампулы с ядом. Словом, полный набор диверсионного снаряжения. - Хорошо, - отозвался Лобов. - Вы, товарищ Щеглов, отнесите это имущество в машину, а мы с арестованным еще задержимся на некоторое время. "Арестован". Только сейчас до сознания Чиновника дошел беспощадный, не оставлявший надежд на спасение смысл этого короткого слова. Он был арестован. Нет, он не строил никаких иллюзий уже в тот день, когда выполнил показавшееся таким простым первое поручение Шефа. Он отдавал себе отчет в своем будущем, знал, что этот путь всегда кончается либо смертью, либо решеткой. Но он отгонял эти мысли, вопреки всему хотел верить и верил, что с ним этого не случится. И вот сейчас, когда это произошло, Чиновник забился в истерике. Это не были мужские слезы, скупые и облегчающие душу. Это была именно истерика с громкими всхлипываниями и воплями, бессмысленным метанием из стороны в сторону, попытками разорвать на себе одежду, вырвать волосы, разодрать руками лицо. - Довольно, Чиновник. Ведь вы все-таки мужчина, - подавляя брезгливость, не выдержал, наконец, Лобов. Эти слова, против ожидания, подействовали на арестованного успокаивающе. Услышав свою кличку, он насторожился и все еще неверным голосом, но уже без рыданий, спросил: - Вы называете меня Чиновником? Кто вам назвал это имя? Откуда вы вообще обо мне знаете? - Ворон на хвосте принес, - усмехнулся Лобов. - Ворон вам кланяется. - Ворон? - фальшиво удивился арестованный. - Да, да. Ворон, - весело подтвердил Лобов. - Ворон кланяется и Янус тоже. - Кто?! - отпрянул назад Чиновник. Он с минуту молчал, совершенно потрясенный, и вдруг взорвался неистовым криком: - Ложь! Ложь!!! Вы можете одурачить, поймать Ворона! Можете задержать меня. Но еще никто не проводил Януса. Никто! Понимаете, никто! Янус недоступен вам, вы никогда не коснетесь его! - Постараюсь в самое ближайшее время доказать вам обратное, спокойно возразил Лобов и решительно добавил: - Если вас интересует эта тема, мы можем продолжить беседу в вашем тайнике. А сейчас поколдуйте над этим камнем, - он кивнул на валун, за крывавший вход в убежище, - отодвиньте его и следуйте вперед, поведете нашу группу. Но предупреждаю - без фокусов, я еще ни разу не промахнулся. Что? Отодвинуть? - переспросил Чиновник и, наконец, постигнув смысл приказа, в страхе отшатнулся назад. Встретив испытующий взгляд Лобова, он чуть слышно прошептал: - Туда?! Туда нельзя входить. Там смерть! - Значит, приготовили по схеме "А"? - Да, по схеме "А", - в тон ему быстро ответил Чиновник, но, поняв, что окончательно проговорился, с неожиданной ненавистью закричал: - Да, там все приготовлено по схеме "А",и вы скоро взлетите на воздух со всеми вашими потрохами! - Не извольте беспокоиться! - резко оборвал его Лобов. - Мы не взлетим на воздух. Перехватив отданный вам приказ Шефа, мы приняли необходимые меры. Как только вы отодвинули камень, мы отключили электроэнергию в этом районе. Батареи Ворона не сработают. Кроме того, пока мы здесь толковали, в доме часовщика трудилась саперная команда. Точно в подтверждение слов Алексея, валун, закрывавший вход, зашевелился, и в образовавшуюся узкую щель протиснулся человек в комбинезоне. Увидев Лобова, он доложил: - Товарищ Лобов, дом разминирован. - И не без гордости добавил: - Здорово попотеть пришлось. Они, чертяки, здесь целый склад взрывчатки и еще каких только штук не припасли. Но зато теперь там хоть танцуй. - Добро! - отозвался Лобов и, обернувшись к Чиновнику, спросил: - Ясно? Арестованный молчал. Не дождавшись его ответа, Алексей коротко скомандовал: - Вперед! - и первым двинулся вслед за покорно полезшим в щель Чиновником. ...Обыск продолжался в полном молчании. Перед Лобовым росла горка разнообразной диверсионной аппаратуры, сделанных Вороном полупроводниковых батарей, пакетов со взрывчаткой, электроприборов. Разглядывая все это предназначенное для истребления людей снаряжение, Алексей с нескрываемым сожалением проговорил, имея в виду Ворона: - Эх, способный человек! И куда, на что растратил свои силы... Помолчав, Лобов обернулся к арестованному и поинтересовался: - Он кто по национальности, этот ваш Ворон? - Не знаю, - хмуро отозвался Чиновник. - Для меня он Ворон и только. - Потом с бахвальством, которое не могло скрыть от слушателей горечи его признания, негромко добавил: - У нас нет национальности. У нас нет родины. ...В этот последний июньский вечер Шеф в своем убежище так и не дождался всегда безукоризненно исполнительного Чиновника. Тянулись невыносимо долгие часы. Уверенность сменялась надеждой, надежда уступала место тревоге. Наконец, Шеф отчетливо понял, что Чиновник не придет, что отсутствие Ворона и печать на дверях мастерской не были случайностью. И в первый раз за всю его долгую и богатую опасными приключениями жизнь ему стало по-настоящему страшно. Он, всегда такой уверенный в себе, вдруг с ужасом открыл, что все эти восемь дней, во время которых считал себя владыкой здешних мест, его неумолимо вели к гибели чужие, враждебные ему руки. Он был достаточно трезвым человеком, чтобы критически относиться к легендам, созданным вокруг его имени, но все же имел основания считать себя далеко не трусливым. Его не одолевала робость ни в джунглях африканских лесов, ни в песках азиатских пустынь, ни на шумных проспектах городов Запада. Его руку, его повадку помнили во многих местах. Он взрывал заводы, поджигал рудники, взламывал сейфы, крал и копировал чертежи и патенты, похищал и убивал людей. Сотой доли совершенного им было бы достаточно другому, менее удачливому, чтобы сто раз попасться, на всегда распрощаться с жизнью! Но он жил. И его рука ни разу не дрогнула. И никогда ему еще не было страшно. Ему не было страшно даже тогда, когда по пятам за ним шли лучшие полицейские детективы европейских столиц и отчаянные головорезы из личной охраны некоронованных промышленных королей мира. А теперь он испугался. Страх ледяным комочком зарождался где-то в груди, холодными иглами пронизывал сердце, разрастаясь, подобно снежному кому, заполнял все тело, вонзался в разгоряченный, оцепеневший мозг. И тогда Шеф огромным усилием воли удерживался, чтобы не вскочить с места, не заметаться по комнате, не закричать неистовым голосом. Но он все же продолжал сидеть у стола, надеясь на чудо, на то, что вопреки здравому смыслу Чиновник все же придет, и наваждение рассеется, и никто не узнает об этих позорных минутах панического ужаса. Из оцепенения его вывел, как всегда бесшумно появившийся Кондор. - Я получил радиограмму, Шеф, - произнес он обычным своим негромким голосом. В первый раз за всю свою жизнь Шеф вздрогнул от внезапного звука. В последней надежде схватил он протянутый Кондором листок. Прочел скупые строки: "Связи приказом Управления гидрометслужбы прервал отпуск. Утром второго буду семьей метеопункте. Василенко". Как ненавидел он сейчас этого неизвестного Василенко. Другого убежища нет. О ликвидации Василенко и его семейства в таких условиях не могло быть и речи. Чиновник и Ворон безвозвратно потеряны. Остались он и Кондор, который должен присматривать за двумя пленниками. Стогов опасен. Булавин надежнее, но и на него не стоит слишком полагаться. Выходит, остался он один. И послезавтра приезжает этот Василенко. Следовательно... следовательно, в его p`qonpfemhh остаются одни сутки. Громко выругавшись, он выскочил на крыльцо. Чувство личной безопасности еще не покинуло Шефа. Он был убежден, что его убежища люди Ларина не знают, а Ворон и Чиновник достаточно натренированы, чтобы выиграть нужное время. А что, если они все-таки откроют его? Новый приступ ужаса обуял Шефа. Не помня себя, он стремительно взбежал на холмик за домом. Отсюда хорошо была видна расположенная далеко внизу стройка термоядерной электростанции. Точно необычное по яркости северное сияние озарило над нею ночное небо. Вспыхивали праздничными фейер верками разноцветные огни. В их свете блекли звезды, проступавшие в разводьях между разбитыми ветром тучами. Сколько раз глядел он на эти огни с мыслью о том, что навсегда погасит их. А сейчас, стоя в одиночестве на каменистом холме, он вдруг ощутил их космическую недосягаемость. Огни стройки показались ему далекими звездными мирами, а сам он, затерянным в вечной мгле межпланетного безвоздушного пространства. Именно безвоздушного. Потому что ему нечем было дышать в эту влажную июньскую ночь. Шефу захотелось тотчас же бросить все: с таким трудом добытых пленников, Кондора, свою разрекламированную репутацию и бежать, куда угодно, только подальше от этого лишенного для него воздуха места. Но тут же встали в памяти холодные глаза Грэгса, и страх перед расплатой за побег пересилил все. В этот миг он, несколько овладев собой, вспомнил о страшном оружии, врученном ему Грэгсом, о неиспользованном еще Наводчике и хрипло закричал: - Я все-таки погашу вас, проклятые огни!..