Герман Геринг. Железный маршал - Борис Вадимович Соколов

Многоопытный Геринг только ядовито усмехнулся в ответ на реплику дилетанта:

— Откуда вы знаете, что мне тяжело доказывать, а что — легко? Я собственными глазами видел официальные отчеты о преступлениях русских!

— И где же они? — поинтересовался Фриче.

— В Женеве! — коротко и зло бросил Геринг. Он имел в виду материалы о катынском преступлении, а также о массовых захоронениях жертв НКВД вблизи Винницы, Харькова и в некоторых других местах на оккупированной территории, обнаруженных немцами, равно как и о преднамеренных убийствах немецких военнопленных, в том числе и раненых, в Феодосии и на ряде других участков фронта. Эти материалы действительно были направлены Германией Международному Красному Кресту в Женеву.

Рейхсмаршала поддержал Розенберг:

— Все, что они наговорили о зверствах нацистов, в равной мере относится и к коммунистам.

Геринг заключил дискуссию следующими словами:

— Земля круглая, и она вертится, как я уже не раз говорил. В один прекрасный день роли поменяются.

В своем предсказании Геринг оказался абсолютно прав. Мы до сих пор точно не знаем, сколько раз Советский Союз смог на Нюрнбергском процессе приписать собственные преступления нацистам. Чтобы это выяснить, необходимо скрупулезное сравнение материалов процесса с данными советских архивов, в значительной части еще не рассекреченных. Но один случай, когда советское обвинение пыталось, но так и не смогло свалить на немцев свои преступления, можно назвать совершенно точно. Это печально знаменитое Катынское дело — убийство НКВД по решению Политбюро польских офицеров в Катыни и в других местах весной 1940 года.

Захоронения убитых поляков в катынском лесу под Смоленском были обнаружены немцами весной 1943 года. Созданная ими международная комиссия пришла к однозначному выводу, что это дело рук Советов. СССР, естественно, свою вину отрицал. В обвинительном заключении Нюрнбергского процесса по настоянию СССР на Германию возлагалась ответственность за то, что «в сентябре 1941 года 11 000 польских офицеров-военнопленных были убиты в катынском лесу близ Смоленска». Но адвокату Геринга доктору Отто Штамеру, опиравшемуся на документы и показания свидетелей, удалось доказать, что немцы никак не могли сделать этого.

В результате трибунал вынужден был, за неимением доказательств, исключить катынский эпизод из приговора. При этом напрашивался очевидный вывод: если немцы не виноваты, значит, катынская трагедия — дело рук Советов. Но трибунал не стал расследовать катынское преступление, сославшись на то, что он расследует лишь преступления нацистов. Если бы трибунал в Нюрнберге признал Советский Союз виновным в таких же массовых убийствах, которые инкриминировались нацистам, ему пришлось бы отказаться и от обвинений и в отношении нюрнбергских подсудимых — по принципу «как и другой», поскольку подобные преступления совершала и одна из стран-союзниц. В противном случае обвинительный приговор Герингу, Риббентропу и прочим стал бы ярчайшим примером демонстрации двойных стандартов, относящихся к победителям и побежденным.

Советскую ответственность за Катынь президент СССР Михаил Горбачев признал лишь в апреле 1990 года.

Гильберт поспешил перевести разговор на другую тему, заявив, что нового подъема великой Германии пока быть не может, что сейчас надо думать о том, как поднять страну из руин и сохранить мир. Он посоветовал немцам перестать грезить о мировом господстве, поскольку «для Германии эра мировой державности и агрессивных войн миновала».

«Я надеюсь, что вы этого не дождетесь!» — процедил сквозь зубы Геринг, а перед тем, как возвратиться в зал заседаний, воскликнул: «А я все-таки верю, что немецкий народ снова поднимется!»

11 февраля, после выступления Паулюса, рассказавшего о плане «Барбаросса», Геринг возмутился:

«Спросите у этой грязной свиньи, понимает ли он, что является изменником? Спросите, предоставили ли ему русские свое гражданство? Мы обязаны разоблачить этого предателя!»

Под напором адвокатов подсудимых Паулюс вынужден был признать во время выступления, что и сам активно участвовал в разработке плана нападения на СССР. Тогда Йодль заявил, что, участвуя в разработке «Барбароссы», Паулюс не мог не знать о концентрации советских сил вблизи границы. Паулюсу пришлось ответить, что деталей он не помнит. По этому поводу над фельдмаршалом в перерыве вволю поиздевался Геринг:

«— Он не помнит! Гесс, вы в курсе, что у вас появился конкурент? — И тут же обратился к Йодлю: — Генерал-полковник, слышали? У Гесса теперь есть конкурент. Свидетель не помнит! Ха-ха-ха! Делает вид, что ни о чем не знал. Как он может так юлить? Он же был экспертом по численности русских войск!

— Это правда, — согласился Йодль. — Он был экспертом по разработке планов. Но сейчас в расставленные мной силки он не попался. Он не стал утверждать, что русские были слабы, потому что тогда бы я ткнул его носом в его собственный отчет (о мощи Красной армии. — Б. С.). Он не стал утверждать и того, что они были сильны, потому что тогда оказал бы русским медвежью услугу. Поэтому просто сказал, что не помнит. Зато я помню. Подождите, дойдет очередь и до меня! Я расскажу всю историю — от начала и до конца.

— Этот Паулюс — человек конченый, он сам себя унизил!

— Конечно, — охотно согласился Йодль, — с ним все кончено, но я не могу строго судить его. Пытаться спастись — законное право каждого».

Риббентроп тем вечером в камере признался Гильберту, что, возможно, в отношении России прав был Гитлер, а не он, поскольку фюрер считал, что рано или поздно на Россию придется напасть, а Риббентроп стоял за союз со Сталиным.

15 февраля, узнав о том, что через три дня советское обвинение будет демонстрировать фильм о совершенных немцами массовых убийствах, Геринг пробурчал:

«Все это киноужасы! Кто угодно может снять такой фильм — подумаешь, вытащить трупы из ямы, а потом свалить их обратно трактором!»

«Нет, на этот раз вам так просто не отвертеться! — возразил Гильберт. — Когда мы обнаружили ваши концлагеря, там было столько трупов, захороненных и незахороненных! Я видел это своими глазами в Дахау и в Хадамаре!»

«Но ведь не тысячами они лежали там, не штабелями же…» — пытался оправдаться Геринг.

«Я сам видел это! — продолжал горячиться Гильберт. — Я целые вагоны трупов видел! И в крематории они лежали именно штабелями! Видел и истощенных узников. Эти превратившиеся в скелеты люди рассказывали мне, что бойня продолжалась не один год. А Дахау — это еще не самое страшное место! Так что от шести миллионов убитых вам так просто не отмахнуться!»

«Сомневаюсь, что речь может идти о шести миллионах, — неуверенно возразил Геринг. — Но вполне хватит и пяти процентов от этого числа».

В этот день режим содержания заключенных был ужесточен. В частности, теперь они должны были сами убирать свои камеры,