Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич - Андрей Гришин-Алмазов

На что гарнизон Чигирина ответил коротко:

«Когдай-то турки слово держали, мы того и не упомним, коли Бог даст взяти вам Чигирину, то на то его Господня воля, а дотоли поглядим».

Ибрагим-паша, разъярившись, всей силой атаковал земляные валы, и пришлось отступить за стены города, но без спешки, забрав всё до последней пушки. Девятого августа турки выдвинули мортиры и начали обстрел города, который продолжался два дня. Видя, что им отвечают лишь полевые и малые орудия, Ибрагим-паша велел придвинуть мортиры ближе к городу, и только те встали на новую позицию, как со стен ударили мортиры и крупные пушки русских. Турки понесли большие потери. С того дня по велению Ибрагим-паши начали рыть укрепления, провозились до конца месяца, так ничего и не добившись. За это время осаждённые предприняли три крупные вылазки, нанеся ощутимый урон врагу.

Двадцать третьего августа работы были закончены, и турки начали методичный обстрел города. К середине дня у защитников закончились ядра, и осаждённые начали отстреливаться камнями, что не давало дальней стрельбы и дало туркам возможность вновь придвинуть батареи к Чигирину. Город горел. Но крепость держалась. Лишь полная темнота прекратила обстрел, который возобновился утром. Четыре дня мортиры вели огонь от рассвета до заката, но двадцать седьмого числа канонада не началась, со стен города было видно, что часть турок куда-то спешно собирается, забирая с собой полевые пушки. Город замер в ожидании подмоги, порох кончался, вся надежда была на Ромодановского.

Боярин Григорий Григорьевич ещё двадцать пятого соединил свои войска с войсками Самойловича и Косагова и двадцать шестого подошёл к Днепру, но правый берег был уже занят янычарами, к которым вскорости подошли крымские татары. Укрепились турки и на острове, который прикрывал их береговые укрепления. Подтащив к берегу тяжёлые орудия, в течение дня пушечным огнём выгнали турок с острова. Ночью на остров, что было весьма рискованно, доставили двадцать пять самых дальнобойных пушек, которые скрытно расставили в окопах. Ромодановский сам руководил этой расстановкой. В эту же ночь выше места основной переправы переправились пять сотен донских казаков-добровольцев из пятнадцати тысяч при ведённых Григорием Косаговым. Этот отряд зашёл туркам в тыл и на следующий день под вечер неожиданно нанёс удар, заставив большую часть янычар оттянуться от стоящих на берегу батарей.

А главные русские силы тем временем готовились к переправе, которая началась в третьем часу ночи поутру на Двадцать седьмое августа и обошлась почти без потерь. Турки были застигнуты врасплох, а когда по лодкам попытались ударить из пушек, на турецкие окопы обрушился ураганный огонь русских дальнобойных пушек с острова. Турецкие канониры почти не видели плывущих в темноте лодок, а русские пушкари били точно: по приказу Ромодановского орудия навели на турецкие окопы ещё засветло.

Началось то, чего Ромодановский ждал четыре года и к чему готовил армию двадцать пять лет, обучая и выращивая русских полковников и генералов, создавая солдатские полки — основу армии. Впервые в сражении у Днепра солдатских полков было больше, чем стрелецких, а русских полковников в этих полках — больше, чем иноземцев. А также впервые внутри армии часть полков были объединены в дивизии.

Лишь только лодки ткнулись в берег, как солдаты, ведомые полковником войсковым, захватили батарею и развернули пушки против отступающих турок. В это время к Войкову прибыл «дикий» отряд, возглавляемый князем Федькой Тохтамышевым, пять сотен казанских и две сотни астраханских татар.

Видя, что русские ещё не закрепились, располагая двойным перевесом, крымский хан Селим-Гирей решил сбить переправившихся в реку и налетел на «дикий» отряд. В темноте татары перемешались, татарская речь, татарская одежда, где свои, где чужие — не разобрать. Это вызвало ещё большее замешательство. Войков, Версов и Левенец, дав залп из пушек, атаковали сразу тремя полками.

Воевода боярин Григорий Ромодановский, не отходивший от берега всю ночь и всё утро, теперь торопил строителей моста, и как только он был закончен, по нему сразу перешли пятнадцать тысяч генерал-поручика Григория Косагова, которые сразу отбросили турецкие силы и выдвинулись вперёд.

В турецкий лагерь под Чигирином поскакал гонец. Паша и крымский хан доносили верховному Ибрагим-паше, что больше «мочи нет» атаковать русскую армию, что убиты сын крымского хана, два сына турецкого паши, множество мурз.

Ибрагим-паша двинул к берегу Днепра свои главные силы — до сорока тысяч пехоты и конницы. Но было уже поздно.

Ибрагим-паша атаковал весь день, до вечера, убитые исчислялись тысячами. Бой не затихал и ночью. К утру двадцать восьмого августа вся русская армия переправилась на правый берег, силы сравнялись. До середины дня ещё турки безуспешно атаковали русские позиции, неся большие потери, а затем русская пехота и казачья конница, атаковав, пошла вперёд. Турецкая армия была разгромлена и побежала, оставляя всё.

Продвинувшись немного вперёд, армия остановилась на отдых. К Чигирину был послан драгунский полк подполковника Тумашева, а преследовать отступавших татар пять тысяч донских казаков во главе с Григорием Косаговым. Тридцатого августа казаки настигли турецкую армию и атаковали обоз. Бросив обоз, Ибрагим-паша отступил к Ингульцу. Казаки повернули к русской армии.

Вся военная кампания заняла четыре недели и стоила Турции четверти армии, не считая вспомогательных войск, татар, валахов и молдаван. Только под Чигирином пало до шести тысяч человек. Были подсчитаны и русские потери. Погибли две тысячи четыреста шестьдесят два русских ратника, около пяти тысяч получили ранения. Войско показало профессиональную выучку и готово было идти далее. Отдохнув, пятого сентября в строгом порядке войско подошло к Чигирину. Передовой отряд был направлен в Черкассы. Но прибыла грамота от думы, коя указывала, за болезнью государя, что «Русская держава не хочет дальнейшего обострения отношений с Турцией». Под Чигирином и на Днепре султану преподали жестокий урок. Теперь следовало проявить сдержанность и посмотреть, как султан себя поведёт.

Государь поправился, и дума в полном составе заседала в малой Золотой палате.

Сегодня государь жаловал молодого князя Ивана Вол конского стольником, Аверкия Кирилова в думные дьяки, князя Никиту Вяземского по просьбе Воротынского воеводой в Каширу и Ивана Ивановича Ржевского в окольничие.

Пожалования первых трёх прошли быстро, а вот с Иваном Ржевским государю пришлось задержаться, с ним разговор был долгим:

   — Я помню тебе, Иван Иванович, с отрочества, когда был ещё царевичем. Отец мой всегда был к тебе милостивым и всегда считал наиразумнейшим воеводою, за што, может и с опозданием, жалую тебе воеводою ближним и окольничим.

Царь промолчал, что Григорий Ромодановский, Михаил Голицын и Иван Воротынский просили у царя для Ржевского боярства, как заслуженной награды, но Милославский, Хитрово и Волынский выступили против. Стрешнев с Василием Голицыным промолчали. Дума так и не пришла к решению.

Царь продолжал говорить, вспоминая всё это:

   — Боярин князь Григорий Ромодановский-Стародубский и гетман Самойлович просят, штобы в Чигирине воеводствовал не иноземец, а свой, русский, желательно вельможного роду. Лучше тебе нам не найти. Роду ты столь древнего, што и говорить не приходитьси, роду Рюрика. А воинские твои доблести нам ведомы, с того отправляйси в Чигирин и принимай город, замок и гарнизон в своё воеводство.

Ржевский, в новой жалованной шубе, низко склонился:

   — Да, род мой испокон веку служил Руси и государям русским и любую службу во благо родине почитал за честь. Ия, што в моих силах будет, всё содею.

На самом краю тайги, почти там, где начинается тундра, лес окружал долину, в которой лежал городок Пустозерск. Вокруг теснились высокие сопки, дома карабкались вверх по склонам, сбивались в крутые извилистые переулки, разбегались по каменистым пустырям.

Улицы в городке рано пустели, тишина окутывала дворы, вязко-грязные улицы — стоило глянуть вокруг, и было понятно, как прочно городок отрезан от всего мира: за сопками угадывалось обширнейшее безлюдное пространство тайги.

Из-за обилия сосланных в городок староверов во главе с Аввакумом здесь самый последний отрок и тот знал грамоту, книги были в каждом доме.

Теперь сюда привезли боярина Артамона Сергеевича Матвеева с сыном Андреем и их вещи, что остались случайно после досмотра боярина князя Ивана Богдановича Милославского. Дом, в который их поселили, года три пустовал. Артамону Сергеевичу пришлось многое доделывать и переделывать, а то и делать заново. Главным делом стала заготовка дров, печь в доме была дрянная и много тепла теряла, и дров приходилось запасать вдвое. Приставленный к Матвееву стрелец от безделья и по сердечной доброте во всём помогал, научил вялить мясо и рыбу, замачивать клюкву на квас да и многому другому. Когда полетели первые белые «мухи», Матвеев был готов к зиме. Теперь, сидя возле печи, он писал письма государю одно за другим и похожие одно на другое: