Собрание сочинений. Том 1 - Константин Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хамид Гулям
ПОСЛЕДНИЙ МОСТ
Много мостов есть через Нил.Описывать все — не хватит чернил.
Но этому вот, на котором стою, Я посвящаю балладу свою.
Шофер Али согласен со мной,Что мост этот — лучший мост под луной;
Али этот мост хвалит до звезд, Каждую доску и каждый гвоздь!
Хотя скрипит от старости он,Хотя не сияет над ним неон,
Но для араба он неспроста Дороже любого другого моста!
— Этот мост мне дорог, — скажет араб, —Как память о том, что я больше не раб!
Этот мост красив потому, что он мой! По нему англичане ушли домой!
Ушли наконец-то, давно пора б! —И долго вслед им глядел араб,
Покуда последней колонны хвост Не прошел через этот, последний, мост,
Последний оставшийся не у делГенерал на «виллисе» прогудел,
И тени штыков прошли по волне В последний раз, потонув на дне,
Последняя пушка, последний танк…Отныне навеки да будет так!
Да будет так! И в память о том Назвали мост «Последним мостом»!
Но, стоя на гордом этом мосту,В балладе воспев его красоту,
Мы не забудем — ни я, ни ты, — Что в Африке есть другие мосты.
Другие мосты, плохие мосты:Иностранные ходят по ним посты.
Я проехал по Африке много верст, Я видал в ее реках отсветы звезд,
Но со звездами рядом, вниз головой,Под мостами ходит там часовой!
Нет, не только на Ниле — в других местах… Не пора ли напомнить о тех мостах,
По которым не сам — так ногами впередЗасидевшийся в Африке хищник уйдет?!
Не угроза, не с моста вниз головой! Если хочет добром, пусть уходит живой,
Пусть уходит! Нет просьб других! Уходи!Пусть уходит! Нет крика другого в груди.
Пусть уходит домой! Пусть уходит домой! Через мой мост. Да, через мой!
Хотя ты его жадно считал своим,Это я, африканец, зарыт под ним,
Это я тонул здесь. Я лес валил! Это я его кровью своей полил!
Я твой бич и дубину тебе не прощу,Но, не выстрелив в спину, через мост пропущу.
Пропущу тебя на условье одном — Что ты мост перейдешь и забудешь о нем
До тех пор, пока смогут земля и водаТвою тень со штыком забыть навсегда!
Нет в балладе конца. Мы под нею черту Подведем на последнем самом мосту…
ГВОЗДИКА
Гвоздику я бы не пустил в балладу,Да спутник так болтлив, что нету сладу!
В Александрию едем с ним на поезде.И нет конца его сладчайшей повести
Про Фергали, про Фергали великого,Про лацкан пиджака его с гвоздикою,
Известной каждому на побережии,Зимой и летом неизменно свежею,
Просунутою незаметно кончикомВ петличку с тонким водяным флакончиком.
Мой спутник хочет, чтоб на всю планетуЯ раструбил бы про гвоздику эту.
В нем нет еще и тени подозрения,Что не сойдутся наши точки зрения.
Уже мы слезли с поезда, в отеле мы,Свет погасили и легли в постели мы,
Но все струится с языка незримогоРассказ про Фергали неповторимого:
— Он хлопок здесь скупает в эти месяцы.Вам завтра утром предстоит с ним встретиться —
С его улыбкою, с его гвоздикою… —Всю ночь мой спутник маятником тикает,
Гудит не уставая, словно радио,А я его своим молчаньем радую,
Лежу, не сплю, ловлю сквозь гулы голоса,Как волны бьют в береговую полосу
И как, шурша песком, сама пустыняПеребегает улицы пустые.
Нет, не про Фергали с его гвоздикою —Я про пустыню думаю про дикую,
Безводную, бесснежную, безмерную,Не меренную рейкой землемерною,
С шатрами бедуинов гордо-рваными,С их нищетой, прикрытою Коранами,
С мечтой о Ниле под кошмою каждою,С неутоленным голодом и жаждою,
С песком, в зубах хрустящим как безумие,С верблюдами, иссохшими как мумии,
С детьми худыми, как само отчаянье,С глазами их, которых нет печальнее!
Я вижу в кровь исхлестанную спинуБатрачки, убежавшей с поля к сыну,
Я вижу хлопок на краю пустыниИ кровь на нем! И сердце мое стынет
От бешенства холодного и страшного,От этого наследья дня вчерашнего.
Лежу. Молчу. А спутник все неистовейМне соловьем про Фергали насвистывает:
— Хотя и стар, но выглядит так молодо,Когда плывет по рынку с белым золотом,
Как весел он, как вежлив, вот увидите!Всегда с гвоздикой свежей, вот увидите!
И тут, себя сдержать уже не пробуя:— Давайте спать! — я говорю со злобою.
Но сам всю ночь египетскую, луннуюВсе не могу заснуть, с башкой чугунною.
Огни и звезды портового города…А сердце, как ножом, тоской распорото!
Глаз не сомкнув, с утра иду на вылазку:За домом дом, за вывескою вывеску —
Смотрю лавчонки, лавки, магазинищи…Голодных ребра и жратвы корзинищи —
Открытое без всякого смущенияБогатства с нищетой кровосмешение.
А вот и порт, толпой судов заставленный,И рынок здешний, до небес прославленный,
С его египетского хлопка кипами,Со звоном денег, с криками и всхлипами,
С его торговцев языками бешеными,Как колокол над городом подвешенными.
И среди этого столпотворения —Вдруг мне навстречу, как стихотворение,
Сам Фергали с гвоздикой неизбежною,Розовощекий, с сединою снежною.
Мы рынком сведены, людьми представлены,Друг перед другом он и я поставлены.
Да, это верно, выглядит он молодо,Нет на лице следов забот и голода.
Он горд, людей он криком не преследует,Как тот бедняк, что продает последнее.
Всего одно движенье пальцем подано —И горе тысяч куплено и продано…
Да, это верно, он нежнее нежногоМне хвалит море хлопка белоснежного,
Но не хотел и на день бы остаться яВ его руках на белых тех плантациях,
Где крик батрачки, в кровь бичом обласканной,Торчит гвоздикой красною из лацкана,
Где молоком грудным, как бык, он выпоен,Из тысячи голодных сытым выкроен,
С улыбкой розовой, с походкой важною,С гвоздикою, от слез ребенка влажною.
Наш разговор с ним тонкой ниткой тянется;Сейчас рвану — и два конца останется!
Обоих нас я этим лишь обрадую,Но как же быть тогда с моей балладою?
Чем гладкою концовкой быть испорченной,Пусть лучше остается незаконченной,
Поскольку на гвоздику эту краснуюИ есть, и будут точки зренья разные.
ДЫМ НАД ХИЖИНОЙ
Эту свою балладу начну я в глуши такой,Где не найти адвоката, лишь судьи есть под рукой.Безмолвны рощи какао, в хижинах нет огней;Как вымерла вся деревня, один лишь дымок над ней.В хижине у Воттуна все племя сошлось чуть свет.Уже очаг догорает, а Воттуна все нет.Воттун пошел к англичанину, три дня уже нет его.Пошел передать он мысли племени своего.Но английский начальник в железо его заковалИ только потом его мысли к себе на допрос позвал.Так легче выиграть диспут, когда, придя на допрос,Помнит, что он закован, тот, кто мысли принес.Ночное позднее время; полисмену не по душе,Что снова сошлось все племя в Воттуновом шалаше.Воттун говорил здесь речи, он не просто болтун,Говорят, что для всей империи стал опасен Воттун,Руки Воттуна закованы, но в одной из газет,Говорят, на первой странице, напечатан его портрет.Говорят, он сказал англичанам, что земля под ними горит,Говорят, это очень отчаянно — то, что он говорит,Будто бы масло пальмовое и каучуковый сок,Чем отдавать англичанину, лучше вылить в песок,Будто бы тот, кто спину гнет для чужих барышей, —Будто бы он унижен таким порядком вещей.Будто бы он поэтому голоден, болен, слаб,Будто бы здесь, в Нигерии, есть еще слово «раб»,Будто бы это слово надо выжечь дотла.Будто б тогда Нигерия счастливой страной была!О чем еще говорил он? О чем говорил? Ах да!Будто б врачей побольше надо послать сюда;Будто б надо лекарствами пичкать черных детей;Будто б они не выживут без этих его затей;Будто бы надо черным школы построить тут;Будто б они без грамоты ну прямо не проживут;Будто б все они люди, у всех своя голова, —И так говорил он, будто бы сам верил в свои слова!Полисмен идет по деревне. Все заперто на замок,Но над хижиною Воттуна вьется в небо дымок.Вьется тонкий, как волос, среди непроглядной мглыИ упрямый, как голос, закованный в кандалы.Полисмен идет по деревне. Полисмен до утра следит.Хозяина нет, но в хижине племя его сидит.— Воттун в кандалы закован, а что же сделаем мы?Неужели мы свои мысли не выручим из тюрьмы?Против нас англичане сети плетут свои.Судья — племянник начальника, начальник — дядя судьи.Начальник сказал: — Из Лондона пусть едет к вам адвокат.Но нанять адвоката может тот, кто богат.Тысяча фунтов стерлингов адвокату цена.У адвоката дети, у адвоката жена.Адвокату ехать и ехать — Нигерия далеко.Нет, нанять адвоката племени нелегко:Весь урожай какао за самый хороший годТысячу фунтов стерлингов племени не дает!И все-таки, все-таки, все-таки, пусть целый год голодать,Надо тысячу фунтов адвокату отдать.Пусть берет свою тысячу, пусть скорее едет сюда,Чтобы спасти Воттуна от неправедного суда!Уже решается племя на долгий голодный год.Но у порога хижины негр молодой встает:— А вдруг у начальника нашего и в Лондоне есть друзья?А вдруг адвокату окажется родственником судья?И они с судьей соберутся и все решат, как хотят.И наши голодные дети нам этого не простят!Нет, лучше напишем в Гану, там есть один адвокат.Он черный, он телеграмму нам дал, что приехать рад.С начальником незнаком он, судье не родственник он.Он денег у нас не просит за то, что знает закон.Ему нужна только виза, чтоб это дело начать.Начальник должен поставить на ней большую печать!— Пусть ставит! — сказало племя. — Пусть среди ночи встает.И то, что назвал ты визой, нам прямо в руки дает! —И, покинув шалаш Воттуна, все племя ночью пошлоК большому дому начальника, где бетон и стекло.Где в комнатах вентиляторы, лед и водопровод.Где день и ночь полисмены вдвоем стоят у ворот.Но их начальнику мало в такую бурную ночь.Он вызвал отряд полиции, он просит ее помочь!Полиция окружила племя со всех сторон.Теперь начальник спокойно вышел на свой балкон.— Зачем вы явились ночью? — Потому что не можем ждать!Ту вещь, что зовется визой, ты нам должен отдать.Ты должен на ней поставить свою большую печать.И пока не сделаешь это, мы не будем молчать!— Я не дам вам визы, я знаю, что едет к вам адвокат(Еще б не знать! У начальника на телеграфе брат.)Я не дам адвокату визы, даром проездит он.Воттун все равно виновен и будет мной осужден!..— Мы не уйдем без визы! — Уже взведены курки,Но, как черные статуи, стоят впереди старики.— Мы не уйдем без визы! — говорят старики,Людскими глазами глядя в автоматов зрачки.— Мы не уйдем без визы! — твердят их мертвые рты,Когда уже автоматы пролаяли из темноты.Не отступив от слова, сами они не ушли —Их сыновья и внуки на плечах унесли.Но и начальник слово выдержал до конца.Сослан Воттун в оковах на добычу свинца.Говорят, он пишет оттуда, что будто бы попран закон,Что будто бы он невинен, что будто б зря осужден!Но говорят, что будто бы начальник все письма рветИ будто бы так и будет, пока начальник живет…Не знаю, как это будет, кто из них победит.В хижине у Воттуна племя его сидит.И чтобы огонь был вечным, в него всю ночь без концаТо один, то другой бросает облитые гневом сердца!Пусть будет конец баллады занесен над врагом,Как палка упрямого дыма над вечным тем очагом!
Хамид Алимджан
