Зеркало за стеклом - Юлия Кайто

— Ты убьёшь его? — задала я самый глупый вопрос, какой только можно было задать в таких обстоятельствах.

— Я? Нет. — Йен сложил скатерть последний раз и небрежно кинул себе под ноги. — Он сам прекрасно справится. Не веришь?

— Верю, не надо! — горячо откликнулась я, памятуя о ночной сцене с ножом.

— А мне всё-таки кажется, что ты не до конца понимаешь всю серьёзность моих намерений. Небольшой наглядный пример будет очень кстати. Раз уж с солнечными ожогами такая неувязочка вышла.

— Пожалуйста, нет!

Он устало вздохнул и возвёл очи горе.

— Давай без истерик.

— Давай без бессмысленных убийств!

— Тогда я весь внимание. — Легко согласился он, отвесив шутовской поклон, сел напротив, крикнул Саврия, и телега снова затряслась по ухабам.

Что он хотел услышать от меня? Наверняка не то, что я могла рассказать. Но я говорила правду, всю, без утайки. Потому что врать уже не было смысла. Мне очень хотелось, чтобы несчастный Саврий вернулся домой к своей горластой жене и выводку ребятишек.

Я рассказывала о том, как была маленькой, хотя очень плохо помнила большую часть своей жизни. Виной тому было то падение с лестницы, ведущей в подпол, три года назад. С тех пор память часто играла со мной злые шутки, превратив воспоминания в лоскутное одеяло. Бабка говорила, что со временем это, возможно, пройдёт. Но лучше так и не стало. А после невероятного прыжка с обрыва, когда у меня перед глазами пронеслось то немногое, что я могла назвать обрывками картины своей жизни, всё стало только хуже. Говорят, клин клином вышибает. В моём случае количество клиньев, напротив, увеличилось. То, что было забыто частично, и вовсе стало напоминать сон, в котором за пеленой тумана мелькали отдалённо знакомые образы. Теперь моя память была как решето, вдобавок ещё и чужое. Но я отчаянно цеплялась даже за это. Из страха или из чистого упрямства. Пожалуй, и того и другого поровну.

Я рассказала о том, как бабка спасла меня от жгучих прикосновений солнечного света. Как бранилась за то, что я вышла на улицу, не намазавшись специально приготовленной ею для этого мазью. Меня можно было простить — это случилось как раз на следующий день после короткого полёта в подвал — но старуха была неумолима. С тех пор каждое утро, видя, что на улице светит солнце, я совершала необходимое. Потом это вошло в привычку, и, не зависимо от погоды и времени года, я стала натираться прозрачной горькой мазью каждый день. Это превратилось в часть ежеутренний ритуал наряду с умыванием, одеванием и причёсыванием. Бабка раскрыла для меня рецепт приготовления, и раз в сезон я самостоятельно пополняла запасы спасительной мази.

Я рассказала о дурацкой шишке, которую носила из глупых предрассудков, и о том, как пыталась быть, но не была хорошей травницей для своих односельчан. Как впервые пришла в Бришен по настоятельной просьбе собравшейся замуж девицы, нуждающейся в исцелении. Да-да, я вылечила её аллергию, не надо так недоверчиво кривиться. Ведь у меня с собой была целая сумка трав. А ещё в городе я встретила Кина, мальчишку, обокравшего меня на площади, а потом вдруг узнавшего во мне никогда не виденную прежде родную сестру.

— Это было настолько дико, что я приняла всё за розыгрыш, — я сглотнула пересохшим горлом, и Йен молча указал подбородком на мешок. Внутри, помимо хлебных краюх и завёрнутого в тряпицу сыра, оказались четыре маленьких жёстких яблока. Я надкусила одно и сморщилась от брызнувшей кислятины. — Но он говорил с такой убеждённостью, что я поняла, ты и правда колдун. И, сам того не желая, оказал нам обоим добрую услугу, сделав совершенно чужих друг другу людей почти семьёй. Это трудно объяснить, но ему нужна была забота, а мне — почувствовать себя нужной. Быть сиротой плохо. Мать бросила меня сразу после рождения, я никогда её не видела, поэтому в какой-то момент даже подумала…

— Душещипательную историю мы пропустим, — без лишней тактичности объявил Йен, и я, отказавшись от желания запустить в него огрызком яблока, перешла к рассказу о свадьбе, где проклятущий художник вместо портрета намалевал жуткую рожу, на которую не взглянешь, не шарахнувшись. А потом на большое представление, за которым последовало обвинение в воровстве и бегство от стражи.

Я рассказывала, а он слушал очень внимательно, не прерывая, не задавая ни единого вопроса. Наверное, я снова могла бы начать изворачиваться, но так устала врать, прикусывать язык в неподходящий момент, обдумывать каждое слово, которое можно произнести в его присутствии, не выдав тайны. Потому что тайны уже не было. Вернее, её не было никогда. Он с самого начала знал, что его внушение на меня не подействовало. И с осознанием этой истины большинство его поступков теперь виделись мне вообще лишёнными всякого смысла.

— Вот и всё. — Я развела руками, не имея больше ровным счётом ничего, что можно было бы рассказать.

Солнце стояло высоко в небе, выливая на землю расплавленное марево. Какая-то заблудшая соломинка кололась сквозь штаны. Если закрыть глаза, можно представить, что я снова еду в телеге деда Шульмыша. Только на этот раз телега пустая, а в упряжи другая лошадь, которая не норовит остановиться через каждый шаг.

— Ты хотела предложить мне какую-то сделку. — Вторгся в мои незатейливые фантазии задумчивый голос Йена.

— Правда за правду, — быстро ответила я.

— То есть? — он вопросительно поднял брови.

— Я рассказала тебе свою историю, теперь расскажи мне свою.

— Гордана…

— Да, я Гордана! Гордана, а не Шантал, с которой ты всё это время пытался общаться. Ты хотел чего-то добиться от неё, угрожал, запугивал её. Её, а не меня. Потому что я ничего о тебе не знаю.

— Прошлой ночью я, как ты говоришь, запугивал именно тебя, — он улыбнулся плотно сжатыми губами. — Мне хотелось понять, как далеко ты зайдёшь в попытках казаться подвластной моей воле. Неужели ты правда намеревалась всадить себе нож в сердце?

— Нет, конечно, нет, — безнадёжно махнула рукой я, — если бы в тот момент не вошёл Моржова… Убить себя выше моих сил. Я стояла с ножом в руке и молилась о чуде. И впервые в жизни оно случилось.

— Чудеса нуждаются в тщательной подготовке. — Йен дёрнул уголком рта. — Он караулил нас у дома. Сидел за углом и думал, что хорошо спрятался. Два свежеоструганных колышка из-за пазухи, кстати, пришлось изъять. Для человека, идущего с двумя деревяшками на трёх ходячих мертвецов, он был недостаточно пьян. Пришлось настоятельно пригласить в дом, а пока ты возилась с нашим никчёмным пленником, угостить парой кружек из запасов Сусанны. И отправить долой.

— Тем не менее, он вернулся. Пьяный, ничего не соображающий, Моржова вернулся именно в тот момент!