Брэдбери - Геннадий Прашкевич

С 1976 года он — консультант ЕРСОТ-центра, несомненный лидер команды дизайнеров и разработчиков компании «Disney Imagineering».

Благодаря работам и фантазии писателя были созданы чрезвычайно оригинальные проекты — «Главная улица США» («Main Street, USA») и «Страна Завтра» («Tomorrowland»).

Он создал оригинальную концепцию некоей символической сферы, получившей название «Космический корабль Земля» («Spaceship Earth»).

Внутри восемнадцатиэтажной сферы специальная «машина времени» (многочисленные экраны) позволяла увидеть любому посетителю все самые великие достижения человечества — от первых наскальных рисунков до современных компьютеров, от древних пирамид до самых высоких небоскребов, от росписей Микеланджело до красок ракетной эры…

«Как-то мне дали книгу о кино, написанную замечательным итальянским режиссером Федерико Феллини, — рассказал Брэдбери в ноябре 1977 года на одной из встреч со своими поклонниками. — В книге было много фотографий. Я люблю фильмы Феллини давно, многие годы. Я видел все, что он снял. И даже если некоторые его фильмы казались мне неудачными, я все равно их любил. Так вот, проанализировав фотографии, помещенные в книге, я заметил несомненное сходство между картинами Федерико Феллини и фильмами с участием Лона Чейни, моего любимого актера. В свою очередь, Федерико Феллини нравились комиксы, ведь когда-то он был карикатуристом и много рисовал до того, как стал режиссером.

Я написал Феллини обо всем этом, и вот недели через две от него пришло письмо.

“Мистер Брэдбери, — писал Феллини, — я только что прочел Ваш анализ и убежден, что он — лучшее из всего, написанного о моих фильмах. Если будете в Италии, давайте увидимся”.

Я ответил мастеру: “Как раз в августе собираюсь быть в Риме с женой и дочерью”».

Вечный Рим был подарком Мэгги и Рея — на двадцатилетие их самой юной дочери Сане. Чудесным приложением к этому подарку стали встречи с великим итальянцем.

Позже Александра с восхищением вспоминала:

«Феллини оказался итальянской версией моего отца…»

Теперь много книг Рея Брэдбери переводилось на иностранные языки.

Их издавали и переиздавали в самых разных странах.

Они теперь стояли на полках рядом с книгами Шервуда Андерсона и Томаса Вулфа, Джона Стейнбека и Германа Мелвилла, Эрнеста Хемингуэя и Олдоса Хаксли. Сам Брэдбери без всякого смущения и с огромным удовольствием добавлял к этому: «И рядом с книгами Эдгара По… и Берроуза… и Роберта Хайнлайна».

Он чувствовал себя настолько уверенно, что в 1976 году не побоялся издать сборник «Далеко за полночь» («Long after Midnight»), почти целиком составленный из своих очень давних рассказов, появлявшихся в печати еще в 1940-1950-е годы в различных pulp-изданиях.

«В ту неделю, много лет назад, мне казалось, будто отец и мать все время хотят меня отравить. Даже теперь, через двадцать лет, я не уверен, что мне тогда не давали какую-нибудь отраву.

То время вдруг всплыло из старого чемодана на чердаке.

Я оттянул латунные застежки, поднял крышку, и из совсем незапамятных времен пахнуло на меня запахом нафталина; он окутывал, как саван, ракетки без сеток, поношенные теннисные туфли, сломанные игрушки, поржавевшие ролики. Твои глаза стали старше, сказал я себе, но и теперь, увидев все эти древние орудия игры, тебе кажется, будто ты только час назад вбежал, весь потный, с тенистых улиц и считалка “Олли, Олли, три быка” все еще трепещет у тебя на устах.

Я был тогда странным и смешным мальчиком, и в голове у меня шевелились необычные мысли; рождал их не только страх быть отравленным… Мне исполнилось всего лишь двенадцать лет, и я начал делать записи для себя в блокноте в линейку, с никелевой блестящей обложкой. Даже сейчас чувствую в пальцах огрызок карандаша, которым я писал по утрам в те дни вечной весны…»147

Ракетки без сеток…

Поношенные теннисные туфли…

Сломанные игрушки… Проржавевшие ролики…

Впрочем, собрал рассказы для сборника «Далеко за полночь» не сам Рей, а его друг и почитатель — Уильям Френсис Нолан, сам писатель, впоследствии выпустивший очень интересную книгу о Брэдбери.

Разные рассказы.

Странные рассказы.

«Меньше чем через час позвонил прозаик и бейсболист — в свое время он был закадычным другом Папы (Хемингуэя. — Г. П.), а теперь жил половину года в Мадриде, половину в Найроби. Он плакал или, во всяком случае, так мне показалось. Расскажи мне, плача, попросил он с другой стороны земли, что на самом деле произошло?

А факты были таковы: в Гаване, километрах в четырнадцати от “Финки Вихии”, усадьбы Папы, есть бар, который он посещал. Тот, где хозяин в честь Папы назвал специальный коктейль, а вовсе не тот — шикарный, в котором он встречался с литературными светилами вроде К-к-кеннета Тайнена и… э-э… Т-теннесси У-уильямса (как выговорил бы мистер Тайнен). И не “Флоридита”, куда приходят без пиджаков, и столы там из необструганных досок, пол посыпан опилками, а большое зеркало по ту сторону стойки — словно грязное облако. Сюда Папа приходил только в те дни, когда во “Флоридите” собиралось слишком много туристов, желавших познакомиться с мистером Хемингуэем. И то, что в баре произошло, не могло, конечно, не стать большой, очень большой новостью. Даже большей, наверное, чем та, когда Папа высказал Скотту Фицджеральду свое мнение о богачах, и даже большей, чем та, когда Папа набросился в кабинете у Чарли Скрибнера на беднягу Макса Истмена…» («Попугай, который знал Папу», «The Parrot Who Met Papa»).

«Старый трясущийся “фордик” ехал по дороге, зарываясь носом в желтые хлопья пыли, которые еще с час будут кружить, прежде чем осядут среди той особенной дремоты, которая окутывает все вокруг в самый разгар июля. Где-то далеко впереди их ожидало озеро — прохладно-голубой бриллиант, купающийся в сочно-зеленой траве, но до него действительно было еще далеко, и Нева с Дугом тряслись в своей консервной банке, каждый винтик которой раскалился докрасна. На заднем сиденье в термосе бултыхался горячий лимонад, а на коленях Дуга медленно закисали сэндвичи с круто поперченной ветчиной. И мальчик, и его тетя жадно вдыхали горячий воздух, который еще более раскалялся от их разговоров.

— Я пожиратель огня… — сказал вслух Дуглас. — Я словно огонь глотаю…» («Пылающий человек», «The Burning Man»).

«Уиллис подошел и заглянул в тесную складскую каморку.

Там в вечной полутьме сидел старик.

— Сэр… — произнес Уиллис.

— Шоу… Мистер Джордж Бернард Шоу…

Глаза старика широко распахнулись, словно его только что осенила какая-то важная мысль. Обхватив свои костлявые коленки, он издал резкий хохочущий вскрик: