Весна безумия - Нелли Ускова

Я вернулась в класс, сердце билось взволнованно, по привычке глянула в сторону Тима. Он сидел один, уткнувшись в телефон, не обращал ни на кого никакого внимания. Тим был так нужен мне, сейчас я была готова на всё, лишь бы он оказался рядом. Он мой щит, моя броня от всего плохого. Только рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. В руке по-прежнему сжимала шар, и у меня родилась идея, как можно вернуть доверие Тима.

Пока не явился учитель и Марк куда-то отошёл со своего места, я осторожно присела к Тиму, приблизилась к нему:

— Тим, прости! Ты мне нужен! Давай хотя бы останемся друзьями.

Тим вздохнул, не посмотрел на меня, но телефон отложил.

— Ян, я никогда не смогу с тобой просто дружить, — холодно заявил он.

— А простить сможешь?

— Не знаю, пока не могу, — он посмотрел на меня и тут же отвёл взгляд.

Я придвинулась к нему ещё ближе и катнула к его руке шарик, Тим его остановил, чуть нахмурился и посмотрел на меня.

— Ты можешь влезть мне в голову, я разрешаю. Увидишь всё моими глазами, может, после этого простишь. Ты можешь даже заставить меня сделать что угодно. Я не хочу от тебя ничего скрывать.

Тим покатал в ладони шарик, рассматривал его, о чём-то думал, потом вложил его мне в руку и закрыл мои пальцы в кулак. Снова посмотрел на меня:

— Дело даже не в доверии. Может, и не было у вас ничего, и ты не врёшь. Но ты ведь снова пошла с Илюхой зачем-то в мужскую раздевалку. Он позвал, ты и пошла! Зачем? Почему? Ты прекрасно знаешь, как Ковалёв меня напрягает. Но каждый раз, когда меня нет рядом, оказываешься с ним, обнимаешься, целуешься, и тебе это будто в прикол. Только я не хочу больше таких приколов!

И сейчас Тим был прав. Я сама не понимала, почему каждый раз верила Илье, ведь видела от него только подлость. Наверное, в глубине души надеялась, что он может быть нормальным. Только делала этим Тиму больно.

— Я опять поверила, что Илья может быть нормальным человеком, а не кучкой говна, но снова ошиблась, вляпалась. Теперь уже точно никогда больше с ним не буду связываться.

— Только я тебе почему-то не верю, — вздохнул Тим.

Я так надеялась, что Тим простит меня, он разговаривал со мной нормально, не грубил, но был такой печальный. За эти дни я ни разу не видела улыбки на его лице, и от этого становилось ещё тоскливей.

А ещё ждала, что насмешки и прожигающие взгляды в спину прекратятся. Это угнетало. Каждый раз приходилось удерживать подступающие слёзы, когда слышала обидные фразы вслед. Но перед школой я вынимала шар, боялась натворить что-то, о чём пожалею потом.

Единственным человеком, за которого я держалась, была Инга. Она всячески поддерживала меня. Мама, видимо, чувствовала, как я расстроена в последние дни, но мне откровенничать с ней не хотелось, хоть она как-то догадалась, что одна из причин — это ссора с Тимом.

В четверг я, как обычно, зашла после школы за учебниками домой. Привычно открыла переписку с Тимом, он был онлайн. Я ему писала периодически, но отвечал он вяло, отношения выяснять по переписке отказывался. Каждый раз писал: «Если хочешь, обсудим это в школе». А в гимназии то не было возможности поговорить с глазу на глаз, то снова весь разговор упирался в Ковалёва, и Тим сразу закрывался и уходил в себя. Я уже не была уверена, что он сможет меня когда-нибудь простить.

— Я, конечно, дурак, что верю тебе. Но ваш поцелуй с Илюхой простить не могу, — это последнее, что удалось вытянуть из Тима.

Я листала наши селфи и совместные фотки. Скучала по нам. Скучать по человеку, которого видишь изо дня в день, оказалось хуже в сто раз, чем по бесконечно далёкому. Хотелось, чтобы всё было как раньше, но не получалось. Мы словно разбитая кружка, никак не могли склеиться.

И разглядывая фото с признаниями в любви на стене заброшенного дома, улыбнулась и в порыве разъедающей тоски отправила этот снимок Тиму:

«Моя надпись всё ещё в силе, а твоя?»

Тим прочитал, но ничего не ответил, и мне от его молчания стало так больно, как никогда до этого. На глаза навернулись слёзы. Подумала, что если Тим проигнорирует это сообщение, то больше к нему не подойду и ничего не напишу. Это будет действительно конец. Хоть я и знала, что ему нужно время, видимо, на меня это не распространялось.

Собрала вещи и учебники на завтра, заглянула на кухню попрощаться с мамой и Соней перед уходом к Инге. Мама сидела за столом и кормила сестру полдником. Я положила руку маме на плечо:

— Я побежала, останусь у Инги.

— Ян, поешь хотя бы! — обернулась на меня мама. А Соня тем временем уже доедала кашу с аппетитом голодного волка.

Интересно, а в возрасте Сони у меня был такой же аппетит? И мне вдруг захотелось увидеть себя маленькой, увидеть, как мама со мной возится, и я сосредоточилась на воспоминании, где мне два года, но почему-то ветка вынырнула из другого узла.

— Регин, девочку не взяли родственники. Теперь она точно отказник, и я не могу её бросить, — папа был такой молодой, но ужасно печальный.

Мама, совсем юная, худенькая, измученная, уставшая, с огромными кругами под глазами:

— Ты её вытащил, ты с ней и гребись! — сердито выдала мама. — Мама уже не приходит в себя, я вообще не сплю, а ты мне предлагаешь взять ребёнка?! Пусть её переведут в дом малютки, кто-нибудь обязательно заберёт.

— Регин, я чувствую свою ответственность перед ней. Я же всё-таки вытащил её. Не могу, понимаешь, бросить!

— Серёж, веришь — нет, у меня совсем нет сил. Плохо, конечно, так говорить, но иногда я думаю, что лучше бы ты её не спасал, — мама тяжело вздохнула. — Мне сейчас не до этого.

Я переместилась по ветке воспоминаний дальше, оказалась в больничной палате с детьми. Мама стояла и разговаривала с нянечкой, а папа сидел на корточках передо мной маленькой в углу комнаты и улыбался.

— Сергей — единственный человек, к которому Яна идёт на контакт, но папой не называет. Она вообще всё время будто ждёт чего-то, сидит и смотрит на дверь, и только к Сергею подходит, если он заглядывает её проведать, — рассказывала нянечка.

— А почему родственники-то её не забрали? — устало проговорила мама, она очень внимательно следила, как папа играл со мной.

—