Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге - Юрий Жук

Приехали из Петербурга посланные временным правительством Панкратов, Никольский, потом, недолго пробывший, какой-то матрос. С их приездом стали чувствовать себя более стеснёнными. Панкратов стал вести среди солдат охраны пропаганду крайних политических взглядов. С солдатами Государь и дети имели непосредственное общение, ходили в помещение охраны, играли с солдатами в лото. Теперь же солдаты с каждым днём становились грубее (кроме стрелков императорской фамилии, сохранивших, в общем, прежнее доброе отношение к Царской семье).

Каждое воскресенье и праздник Императорская семья ходила в церковь. Для этого надо было перейти через улицу и городской сад. Вблизи церкви стояли кучки простонародья, плакавшего и часто становившегося на колени при проходе Царской семьи. В самую церковь во время обедни, служившейся с 8 до 9 часов, никто посторонний не допускался. Однажды за молебном провозглашено было многолетие царскому дому. Поднялся шум. Священник и дьякон сваливали ответственность друг на друга. После этого нас перестали пускать в церковь, и службы совершались в переносной церкви в губернаторском доме. Духовенство, провозгласившее многолетие, было устранено. [491]

Однажды по возвращении из церкви Панкратов подошёл к Государю и сказал:

– Николай Александрович, есть учительница, желаете её взять?

– Вы знаете её? – спросил Государь.

– Кобылинский её знает лучше, чем я.

– Скажите об этом Государыне.

Панкратов, взяв папироску в рот (при разговоре с Государем он держал её в руке), подошёл к Императрице и, начав говорить, выронил папироску изо рта. Он казался смущённым, разговаривая с Государыней.

– Хорошо, хорошо, – послышался ответ Императрицы.

Новая учительница – Клавдия Михайловна Битнер – стала заниматься с детьми.

Вместе с вещами из Царского Села Макаров прислал вина, по преимуществу «Сен-Рафаэль», необходимого для детей. Об этой посылке узнал Никольский: он сперва привёз ящики с вином в дом, затем опять погрузил ящики на подводу, привёз вино к реке и там топором разбил бутылки.

Под большевиками

Большевистский переворот стал заметен в Тобольске и отразился на нашей жизни не сразу.

Весною 1918 года Императорскую семью и всех служащих перевели на солдатский паёк. Все мы оказались в непривычных условиях и были вынуждены покупать необходимое продовольствие на стороне. Полковник Кобылинский прибегал к частному кредиту ещё тогда, когда после падения Временного правительства была прекращена выдача авансов. С течением времени, к весне 1918 года, получать кредиты стало затруднительно.

Тогда князь Долгоруков, генерал Татищев, Жильяр и я устроили совещание, на котором обсуждали создавшееся положение. Решили сократить штат служащих. Отпустили нескольких служащих, уплатив им жалованье за два месяца вперёд и прогоны. Затем, собрав всех оставшихся, предложили делать отчисления из своего жалованья. Все без исключения согласились на это: кто в размере целого, кто половины жалованья. Уже на третий день после этого кое-кто из отпущенных служащих уехал. Другие некоторое время оставались в Тобольске.

22 апреля явился комиссар Яковлев. Он приехал со своей пехотной охраной, с 17 конными солдатами и со своим телеграфистом. По приезде Яковлев тотчас же отправился к солдатам, потом прошёлся по помещению, занимаемому Царской семьёй. Побывал у Государя и у Императрицы. Был очень учтив. После его ухода я пошёл к Императрице и спросил, кто это такой. Императрица назвала его. Я спросил, образован ли он. Государыня сказала, что он не столько образован, сколько начитан, но очень вежлив.

В порядок жизни, установившийся в семье Государя, Яковлев нисколько не вмешивался. Ходил он к солдатам, сообщил им о прибавке жалованья, выдал увеличенные суточные.

Из дому служащие получали в письмах известия о том, что у их семейств отбирают квартиры. Я пошёл к дежурному офицеру и просил устроить мне свидание с Яковлевым, так как мои сослуживцы просили меня переговорить с ним по этому вопросу. Дежурный офицер сперва не застал Яковлева дома, но через полчаса, увидев его идущим по улице, позвал в дежурную комнату, куда пригласил и меня. После приветствий я изложил просьбу служащих: оградить их семьи от выселения. Яковлев не хотел было поверить жалобам; обещал всё устроить, но не сейчас, а ответить через три дня. Расспрашивал меня о нашей жизни в Тобольске.

Через три дня Яковлев пришёл вместе с Кобылинским. Попросил доложить Государю о своём желании его увидеть, прибавив:

– Скажите, что хочу поговорить с глазу на глаз, в отдельной комнате.

Я доложил Государю, у которого в это время находилась Императрица. Государыня спросила меня, почему Яковлев хочет видеть Государя наедине. Я отвечал, что так он просил доложить. Государь велел пригласить Яковлева. Тот вошёл. Обратясь к нему, Императрица сказала:

– Почему вы хотите говорить с Государем наедине? Я Государя одного не оставлю.

Яковлев сначала не хотел говорить в её присутствии, но потом согласился, и Государыня присутствовала при разговоре.

Яковлев сообщил, что к 4 часам ночи необходимо приготовиться к отъезду. Государь спросил:

– Куда же вы меня везёте?

Яковлев отвечал, что это дело секретное.

– Тогда я не поеду, – сказал Государь.

– Если вы не поедете, – ответил Яковлев, – то я должен буду или принять меры принуждения, или сложить с себя обязанности. Прошу вас подумать об этом: ведь для вас же будет хуже и в том, и в другом случае.

Государь спросил:

– Что же, я один должен буду уехать?

– Да, вы один и никто больше.

Государь посовещался с Императрицей. Государыня сказала Яковлеву:

– Одного Государя, без себя, я ни за что не пущу.

Такое же желание не расставаться с отцом выразила и Великая княжна Мария Николаевна.

Яковлев согласился с желанием императрицы и Великой княжны уехать вместе с Государем. Согласился он также на то, чтобы отъезжающих сопровождали доктор Боткин, князь Долгоруков, камердинер Государя Чемодуров, комнатная девушка Демидова и лакей Седнев.

До разговора с Государем Яковлев дважды приходил к наследнику, который в это время был тяжело болен гемофилией. Вместе с доктором Деревенко он осматривал больного. После этих посещений Яковлев вёл телеграфные переговоры. Только после этого он пришёл к Государю объявить о необходимости отъезда.

После известия о предстоящем отъезде Государыня находилась в тяжёлом смутном душевном состоянии. Ведь она уезжала с мужем, оставляя опасно больного горячо любимого сына.