Бабочки в жерновах - Людмила Астахова

— Может, и возвращалась, да ты не узнал. Сам знаешь, некоторые по несколько кругов подряд пропускают. А может, не суждено, — отрезала женщина, а потом вдруг призналась: — Я бы многое отдала за возможность никогда больше тебя не видеть, Берт, но только не память. Если уж ходить по кругу, то с открытыми глазами. Но ты… Ты ведь можешь уехать и не возвращаться! Это мы все, как сказочная нежить, прикованы к своим гробницам и не в силах их покинуть, а твоя могила — море. Везде, где оно шумит, ты сможешь оставаться живым. Зачем ты все время возвращаешься, Берт?

— Я боюсь, — он вздрогнул. — Веришь ли, я просто боюсь. Вдруг пропущу что-то… кого-то важного. Но ты права. Если не дано освободиться, то хотя бы узнать, за что. Вот почему морские и подземные должны получить мурранца. Это шанс…

— Не скули! — Лив оскалилась. — Не жалобь меня! Вот тебе выбор, прямо сейчас, Берт-Лазутчик: либо после Фестиваля ты уедешь и не вернешься, либо я пристрелю тебя, не сходя с места. И остаток дней проживу спокойно, не оглядываясь на каждый шорох. Оно того стоит, я считаю.

— Согласен, — кивнул Берт. — Оно того стоит. Я попытаюсь, Лив. Но взамен…

— Мурранец уже в лабиринте, — усмехнувшись, сообщила она. — Вошел туда по доброй воле и с открытыми глазами. Сам. И в трезвом уме, что важнее. Я открыла ему дверь и посветила на прощание. Ждите теперь, что он вам принесет.

— Ты ему рассказала. А он — поверил?

— Так или иначе, но там, в темноте, у него будет возможность проверить мои слова, — Стражница поднялась и отряхнула юбку. — Убирайся.

И без особенной опаски повернулась к нему спиной. Нож под лопатку — не самое худшее, что может случиться со Стражницей, видят морские и подземные! Гораздо хуже показать врагам… другим, всем прочим… лицо, такое, как было сейчас у Лив дамы Тенар.

Ланс. Эспит

Вот всегда бы так отправляться в неизвестность — с керосиновой лампой и запасом топлива, с веревками, водой и едой. Не исключено, что дама Тенар много лет ждала такого залетного молодца, вроде Ланса, заранее приготовив все, что может ему потребоваться в подземельях. Потому что снаряжение выдала, как хороший армейский интендант, не тратя лишней минуты на поиски.

Обошлись без сентиментальных прощаний и напутственных слов. Но сделав несколько десятков шагов по темной кишке коридора, Ланс обернулся. Нет, он знал, кого увидит, но хотелось еще раз убедиться. Вслед ему смотрела Другая.

«Странно, что понадобилась ведьминская отрава, чтобы я её узнал», — удовлетворенно подумал археолог.

Лэйгин примерно вычислил момент, когда его угостили вытяжкой из местных травок впервые. У лорда Эспита, конечно. Не в спиртном, а в воде, которой запивался виски. Постарался ли Варден Тай самолично или это дело рук его домоправительницы, уже не имеет значения. Все эспитцы поучаствовали в превращении чужака в марионетку. Как там объяснила Лив: «Настроить разум на нужную волну, раздвинуть границы»? Это так мило с их стороны, право же.

Теперь-то границы восприятия у Ланса Лэйгина так широко раздвинуты, что конца и края не найти. Полезут ли изо всех щелей чудовища, материализуются ли фантазии, или же он набредет на огромную кучу сокровищ с черепами вперемешку — ничему не придется удивляться. Возможно всё. Так дама Тенар и сказала.

Ланс не знал, чего ожидать, а посему его больше занимала мысль о возможной встрече с морскими и подземными. Боги, древние боги — это такая штука… Боязно как-то и непривычно для цивилизованного человека, привыкшего, что боги либо выдумка древних, либо идолы слаборазвитых народов.

Что ж, Эспит — остров, испытывающий на прочность не только разум, но и убеждения.

Боги… Боги, это даже очень любопытно, если вдуматься.

И по мере того, как Лэйгин шел по узкому темному проходу, пронизывающему скальную породу, у него не осталось ни сожалений, ни обид на коварных островитян, ни страха. Все эти чувства остались где-то на поверхности, там, где начинался новый день, второй день Летнего фестиваля.

«Жертва оказалась бойкая, опередила охотников на целые сутки», — ухмыльнулся Ланс.

Он ждал, что вот-вот выйдет из туннеля в пещеру, но этого не происходило. Только тьма сгущалась с каждым шагом все сильнее. И тут лампа внезапно погасла, и вечная ночь сомкнулась вокруг завозившегося в попытке снова зажечь свет археолога. Бесполезное занятие, сколько ни щелкай зажигалкой, сколько ни чиркай спичками.

— Нет, я так просто не сдамся! — строго сказал Ланс, запрещая себе бояться. — Я всегда могу повернуть обратно. Туннель-то прямой.

Он попытался опереться о стену, но рука не встретила препятствий, хотя еще минуту назад коридор был не шире шага взрослого мужчины.

— Шутки подземных, да? Эй! Я ведь все равно до вас доберусь, кто бы вы ни были!

Звук затух быстро, будто Лэйгин кричал в огромную пуховую перину.

Археолог для пробы сделал два шага вправо, затем четыре влево, подпрыгнул, пытаясь достать потолка, а потом присел и ощупал пол под ногами.

— Отлично! Просто отлично. Я стою на твердой поверхности, а вокруг пустота. Замечательное место. Можно уже начинать сходить с ума?

А чего убиваться-то? Жертва сама пришла, сама залезла на алтарь, осталось лишь прихлопнуть её какой-нибудь божественной мухобойкой.

Ответа не последовало. Здешние хозяева дали Лансу Лэйгину в полной мере насладиться всеми ужасами, которые совершенно бесплатно даровали ему сбитые с толку органы чувств. Чувствовать себя крошечной плодовой мухой на бесконечной сковородке — удовольствие маленькое.

А потом… Где-то недалеко пела женщина. На языке, казавшемся удивительно знакомым, только забытым. Смутное воспоминание из глубокого детства, из времени, которое люди обычно не помнят, из младенчества. Кто-то поет над твоей колыбелью, но ты еще не знаешь языка, только чувствуешь, как вместе с немудреной мелодией на мягких лапках подкрадывается сладкий-сладкий сон. А может быть, это вовсе не сон, а толстый серый кот, которого потом, спустя несколько лет пытался таскать за хвост. Так расплывчата, так неуловима эта далекая память, и хранится она на самом дне сундука вместе с полуистлевшей первой распашонкой…

Ланс, как завороженный, пошел на этот тихий голос, совершенно позабыв об осторожности.

Глава 15

Ланс. Калитар

Граница между сном и явью тоньше паутинки и крепче танковой брони. Все, кто хоть раз мучился от бессонницы, знают это. Сколько придумано мудреных способов засыпания — от стакана теплого молока до счета кошачьих хвостов, а пока разум сам не перешагнет невидимый порог, ничего не выйдет. Верно же и обратное: никакая сила не вырвет сновидца из когтей ночного кошмара. Не проломить невидимой стены, которая запросто исчезает от комариного укуса или природного зова мочевого пузыря.