Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

Отсутствие единства в мыслях и действиях читалось практически на всех уровнях принятия решений в русской армии. Ее пехота и артиллерия ничем не уступали германским, но качество управления оставляло желать много лучшего. «Наша «неповоротливость, – вспоминал А. А. Незнамов, – губила нас при маневрировании, главным образом на поле сражения и прежде всего при развертывании»91. Теперь штаб фронта был готов увести 1-ю армию как можно глубже в тыл. В это время на левом фланге П. К. Ренненкампфа его слабый кордон отходил, ведя тяжелые бои с наступающими немцами92. Известия о том, что реально происходит на этом участке фронта, также пришли с опозданием.

Уже 28 августа (10 сентября) разъезды гвардейской кавалерии вскрыли обходное движение германских колонн на Гольдап, в котором приняли участие все три рода оружия. Выдвинувшиеся вперед отряды русской конницы оказались под угрозой окружения и стали откатываться назад93. 30 августа (12 сентября) генерал-лейтенант В. И. Гурко, начальник 1-й кавалерийской дивизии, находившейся на левом фланге 22-го корпуса, выслал вперед два офицерских разъезда по 12 всадников от каждого полка. Углубившись вперед широким веером, они внезапно обнаружили прорыв – немцы силами до корпуса уже глубоко обходили левый фланг 1-й армии94. В этот день П. фон Гинденбург приказал войскам продолжить преследование, используя все свои силы. Главной задачей было перехватить пути в тылу отступавших, ведущие к Неману, Вильне и Ковно. Недостаток кавалерии существенно осложнял выполнение этой задачи95, а между тем фактор времени приобретал все большее значение. «Ренненкампф накануне полной гибели, – записал в дневнике вечером 30 августа (12 сентября) офицер штаба фронта. – Немцы заходят ему во фланг, и колонны их показались уже в Роминтенской пуще немного южнее Гумбинена»96. В тот же день штаб 8-й армии переехал из Норденбурга, где еще недавно находился штаб П. К. Ренненкампфа97.

В то же время точной информации о состоянии 1-й армии в штабе фронта не было, что только усиливало опасения Я. Г. Жилинского, который уже начал взваливать ответственность за случившееся на подчиненных98. Одновременно он торопил отступление. «Как подчиненный военнослужащий, – ответил ему командующий 1-й армией 30 августа (12 сентября), – конечно, выполняю… Правда, выйдут из трудного положения, но, скажу откровенно, попадут в другое, может, более трудное положение, будут настолько утомлены, что к бою малоспособны, противнику уже серьезного отпора не дадут. Самое трудное и тяжелое – это даже говорить об отходе за Неман; после этого отхода и думать нельзя будет о каком-нибудь успешном наступлении. Войска потеряют веру в себя и в своих начальников, а такие войска, Вы сами знаете, к наступательным действиям мало способны. Хотя мы понесли тяжелые потери, но большинство частей к бою способны. Сегодня ходили в штыки и завтра пойдут, если нужно. Отойдя же за Неман, они на это уже не будут способны»99.

Что касается 22-го корпуса, то 31 августа (13 сентября) с его штабом была установлена связь, и командиру было приказано отвести войска на 45 верст назад, чтобы выйти из изолированного положения100. Главной задачей, сформулированной штабом фронта, теперь стало прикрытие железнодорожных путей и избежание серьезного столкновения с противником до завершения сосредоточения армии и прикрытия101. Таким образом, всего за несколько дней солдатам 22-го корпуса пришлось пройти свыше 200 км – до германской границы, потом назад, опять к границе и снова обратно102. Также за Бобр был отведен и удачно начавший бои под Лыком 3-й Сибирский корпус103. Отход проходил в тяжелых условиях. По ходу непрерывного отступления войска постоянно находились под обстрелом с воздуха. Кроме того, используя грузовики, немцы подвозили пехоту и орудия, стараясь обстрелять или задержать отступавших. Они оказывали сопротивление, но постепенно становились все более податливы к слухам, к страху попасть в окружение104. Нервозность приводила к тому, что русские части обстреливали друг друга, иногда принимая собственные обозы за бронеавтомобили (!) противника105.

«Чем дольше длилось это преследование, – вспоминал ротный командир 106-го Уфимского полка, – чем ближе настигал нас враг, тем сильнее проявлялся этот страх: старые, дисциплинированные части не шли, а почти бежали, не только по шоссе и дорогам, но часто и прямо без дорог!.. Это был необыкновенный по быстроте и непрерывности (день и ночь) марш»106. Еще сильнее этот страх сказывался на второочередных частях, только что мобилизованных, не обстрелянных, не слаженных, в которых командиры и подчиненные еще не привыкли друг к другу107. Основная часть 1-й армии отступила по шоссе Инстербург – Гумбинен – Сталупинен – Вирбален (Вержболово) – Вылковишки, и это отступление, начавшись весьма успешно, в ряде случаев закончилось в полном беспорядке. 12 и 13 сентября штаб армии потерял управление 2-м и 22-м корпусами108. Командующий армией отдавал приказы и отменял их, покидал штаб, чтобы отправиться к войскам, и возвращался, а затем отстранил Г Г Милеанта от должности, после чего вместе со штабом отправился поездом в тыл. В течение двух дней после этого армией практически никто не руководил109.

Корпуса шли по указанным направлениям, но организация движения тылов, очередность прохождения и порядок следования – все это практически отсутствовало. Это привело к неоправданным потерям, избежать которых при подобном руководстве было невозможно. Вновь, как и под Мукденом, несколько дивизий вливались в горловину одного шоссе, где уже возникла гигантская пробка из обозов, препятствовавшая движению частей110. Собственно, части в этой суматохе прекращали свое существование, превращаясь в толпы людей, в которых отдельные группы, возглавляемые офицерами, пытались восстановить порядок и дисциплину – из 26-й дивизии удалось собрать только пять с половиной рот для прикрытия движения111.

«Картина была не из веселых, – вспоминал князь Гавриил Константинович. – Вдали пылали деревни и зарево освещало всю местность. Слышны были разрывы снарядов и крики погонщиков обозных лошадей, выбивавшихся из сил. Все дороги были сплошь запружены обозами. Хаос стоял невероятный. При этом моросил мелкий дождь. Наша дивизия медленно двигалась на измученных лошадях, неоднократно останавливалась, так как ей приходилось проскакивать через пересекавшие ее путь обозы»112. В 5 часов 45 минут 31 августа (13 сентября) командующий армией разрешил в случае необходимости для ускорения отступления бросить обозы113. Результат был неизбежен. Вид брошенных обозов, подожженного транспорта и пылающих по сторонам шоссе деревень лишь усилил дезорганизацию и привнес в отход 1-й армии элемент паники.

В какой-то степени она стала уже неизбежной, во всяком случае, далеко не редким явлением в августе – сентябре 1914 г. «Паника среди русских войск была в первые месяцы войны весьма частою, – вспоминал П. Н. Симанский. – Необстрелянные войска, попадавшие, однако, под современный обстрел, устрашенные гулом тяжелой артиллерии противника, небрежность и неумение в ведении разведки, в организации охранения, отсюда ряд поражающих впечатление бойца неожиданностей, ослабление кадрового состава войсковых частей, массою влитых сюда запасных, постоянная суетливая гоньба войск вперед и в стороны, из-за чего тыловые учреждения не могли поспевать, а если где-либо и поспевали, не могли быть правильно установлены неопытными руководителями, отсюда, с одной стороны, физическое переутомление войск, а с другой – их голодовки, вот те условия, в которых находились русские войска в первые 2–3 месяца войны и которые создавали готовое поля для какой угодно паники»114.

31 августа (13 сентября) штаб Верховного главнокомандующего осторожно известил страну о новой неудаче в Восточной Пруссии: «Необходимость уделить главное внимание Галицийскому театру военных действий, где развитие наших успехов энергично продолжается, временно помешала нам иметь достаточные силы в Восточной Пруссии для продолжения успешно начатого вторжения в нее. Вследствие этого в двадцатых числах августа наша армия генерал-адъютанта Ренненкампфа остановилась на линии Гердауен – Лабиау (Либава). 25 августа началось повсеместное движение германцев как на восток, против генерала Ренненкампфа, так и на юг, к нашей границе. Пересеченная местность Мазурских озер затрудняла точное определение сил, собравшихся в них. Только 28 августа ясно обнаружился глубокий обход левого фланга армии генерала Ренненкампфа. Обход этот вынудил нашу армию начать отступление. 29 августа с целью остановить наступление неприятеля на некоторых участках мы перешли к активным действиям, выяснившим, однако, что численность наступавших германцев была значительной. Бои на этом фронте продолжаются»115.