Маскарад - Бренда Джойс

Хэррингтон ощутил странный укол вины. Мисс Фицджеральд так сильно любила. Она была действительно благородной женщиной и пожертвовала своими интересами и даже убедила возлюбленного начать новую жизнь с Бланш. Но он не мог себе позволить сострадать ей.

Хэррингтон жалел о том, что должен сделать. Держа письмо и конверт в руке, он пересек комнату. В камине горел небольшой огонь. Он бросил письмо и конверт в огонь и смотрел, как пламя пожирает их, молча надеясь, что мисс Фицджеральд однажды простит его.

Тайрел подошел к дому, его сердце билось в предвкушении. Ему сказали, что Хэррингтон поехал навестить соседа, но, даже если он остался в доме, Тайрелу было все равно. Весь день его беспокоило поведение Лизи утром; оно наполняло его горьким привкусом ужаса.

Поднимаясь на третий этаж, он пытался успокоить себя тем, что его тягостное предчувствие вызвано предстоящей свадьбой. У него было ужасное ощущение, что он загнан в ловушку, и он больше не мог отрицать, что не уверен в своей преданности Бланш. Но, господи, желание уклониться от своих обязанностей, разумеется, пройдет. Разумеется, скоро он вновь станет прежним человеком. Но все же он не мог отрицать, что последние два месяца были самыми счастливыми в его жизни.

Остальные чувства тоже нельзя было отрицать. Он очень любил Элизабет Фицджеральд.

Его сердце бешено забилось, когда он распахнул дверь детской. Он ненавидел смотреть, как страдает Элизабет, а она страдала со дня приезда Хэррингтона. Теперь ему нужно каким-то образом облегчить ее страдания. Этим утром он пытался убедить ее не волноваться, но знал, что ему это не удалось.

Няня, Рози, шила, а его сын играл с солдатиками на полу. Элизабет не было видно. Он посмотрел на Нэда с отцовской гордостью, улыбнувшись. Маленький мальчик застрелил солдата и повернулся и ослепительно ему улыбнулся.

— Нэд! Нэд победил! — похвастался он.

Тайрел рассмеялся и взял его на руки.

— Кто-то должен научить тебя скромности, мой мальчик, — сказал он. — Боюсь, твое высокомерие всех затерроризирует.

Нэд снисходительно посмотрел на него.

— Нэд победил, — настойчиво повторил он.

Тайрел снова рассмеялся, взъерошив его густые темные волосы.

— Папа! Отпусти! — скомандовал Нэд. — Папа!

Тайрел застыл, не дыша.

— Папа!

Нэд толкнул его в грудь. Тайрел опустил его на пол.

— Рози, — выдохнул он, даже не понимая, что обращается к няне так фамильярно. — Он назвал меня папой!

Но Рози не улыбалась. Ее лицо было бледное, а нос красный, словно она плакала.

— Да, милорд, — хрипло сказала она.

Он застыл. Радость от чуда исчезла. В чем дело?

Но он знал.

— Где мисс Фицджеральд? — спросил он.

Она облизнула губы.

— Не знаю, сэр.

Тайрел минуту смотрел на нее, затем прошел через зал, распахнув ее дверь. Постель была заправлена, шкаф стоял открытым. Он был пуст.

Он не верил.

— Сэр, — прошептала Рози, подойдя к нему сзади и держа Нэда на руках.

Тайрел почти не слышал ее. Он подошел к комоду и открыл его — тоже пусто. И он начал понимать.

Элизабет оставила его.

Он обернулся. Его сердце забилось с такой скоростью, что было больно.

— Когда она уехала?

— Сегодня утром, милорд.

Он смотрел на нее, но не видел. Вместо этого он видел Лизи, такой, как она была этим утром, со страданием в глазах. Элизабет оставила его.

Животное подняло голову и неистово завыло, от горя и боли. Звук был оглушающим, подумал он, оглушающим и трагическим в его огромном горе. Он слышал, как ломается дерево, разбиваясь вдребезги, за ним разбивается стекло, вой животного заполняет комнату, холл, весь особняк. Ему было интересно, что это за животное.

Оно ревело, пока у него не сел голос.

А затем наступила тишина.

Тайрел стоял в центре ее комнаты, один и неподвижен. Он смотрел на сломанный шкаф, теперь перекосившийся, его дверь оторвана и разломана на куски. Он посмотрел на покрывающие пол большие и маленькие осколки разбитых оконных стекол и зеркала. Он стоял там, с его рук текла кровь, он смотрел на остатки своего мира.

Часть третья

Декабрь 1814 — январь 1815

Глава 20

Маловероятное влечение

Джорджи весело напевала себе под нос, заканчивая украшать комнату к Рождеству. Лизи стояла чуть поодаль, наблюдая за своей улыбающейся сестрой, суетившейся у каминной полки, покрытой золотой и серебряной тканью и еловыми ветками. Это красиво, отрешенно подумала Лизи, но она не могла проникнуться духом праздника. Это было просто невозможно.

Они переехали в Вест-Энд, в Лондон, осенью. Джорджина почти не бывала в городском доме Элеонор на Белгрейв-сквер. Она проводила все дни в книжных магазинах, музеях, картинных галереях и на многих публичных дебатах, о которых писали в «Лондон таймс». Лизи была рада, что ее сестра так хорошо приспособилась. Джорджи попала в настоящий водоворот социального действия, и ей нравилось жить в городе.

Лизи не могла так легко приспособиться.

Она и Джорджина, покинув Уиклоу тем ужасным летом, поехали прямо в Глен-Берри. К счастью, Элеонор лишь посмотрела на сестер и приняла их с распростертыми объятиями; Лизи кое-как объяснила Элеонор свое затруднительное положение, в то же время моля ее о прощении.

— Ты мне очень нравишься, Элизабет, — мягко сказала Элеонор. — И сейчас я думаю, было ли мое решение, которое я тогда приняла, правильным.

Они переехали в Лондон незадолго до того, как Тайрел вернулся в Уиклоу со своей невестой. Зная заранее, что он вернется в октябре, Элеонор решила перебраться с семьей в лондонский дом. Она думала, что для Лизи нахождение в такой близости к нему будет невыносимо, поскольку Глен-Берри располагалось всего лишь в двух часах от Уиклоу. Лизи не возражала. Жизнь рядом с Нэдом и Тайрелом только продлит ее горе.

Они узнали о том, что свадьба Тайрела откладывается, только когда провели несколько недель в городе. Лизи удивилась, услышав, что он не женился на Бланш. Очевидно, невеста заболела; брачная церемония планировалась в мае.

Лизи не хотела слишком много об этом думать, поскольку иначе начала бы глупо надеяться на то, что эта отсрочка как-то связана с ней. Более четырех месяцев прошло с тех пор, как она покинула его и их сына, и, если бы у него было к ней хоть какое-то чувство привязанности, разумеется, она услышала бы о нем. Но она не слышала. Письмо, которое она ему послала, говорило о многом; ему было все равно.

Несмотря на все старания Лизи, ее горе было подобно огромной и тяжелой ноше, которую она не могла скинуть. И время не залечило рану, нанесенную разлукой с Нэдом. Иногда она скучала по своему маленькому мальчику больше, чем по Тайрелу. Оставить Тайрела и Нэда было самым нелегким поступком в ее жизни, но Нэд принадлежал Тайрелу, а Тайрел — женщине, которая скоро станет его женой.