Во славу Отечества! - Евгений Белогорский

Все вечерние газеты напечатали пламенную речь нового премьера, обещавшего продолжить борьбу до победного конца, несмотря на все подлые ухищрения коварного врага. Помещённая на первую полосу, она наглядно демонстрировала несгибаемый британский дух  и уверенность нации в окончательной победе.

Упражняясь в ораторском искусстве, Черчилль прекрасно понимал, что эйфория от красивых слов скоро пройдет, и прагматичные англичане незамедлительно потребуют конкретных дел. Больше всего на свете премьер боялся скорого появление германского флота у берегов Темзы, благо все морские защитники столицы были уничтожены. Бомбардировка побережья с последующей высадкой десанта на британскую столицу,- всё это было вполне реальной угрозой, по крайней мере, сам бы Черчилль, именно так и поступил бы, окажись он сейчас на месте кайзера Вильгельма. Поэтому новоиспеченному премьеру была просто необходима помощь русского флота на Балтике. Его боевая активность против германских портов обязательно отвлекла бы немцев от Англии и дала бы столь важную для британцев передышку во времени. Черчилль буквально забросал телеграммами Ставку Корнилова, моля о помощи со стороны доблестных союзников.

В ответ шли рассуждения о слабости русского флота, и, одновременно, на встрече с Черчиллем русский посол поинтересовался, готова ли Британия закрепить на бумаге своё ранее высказанное согласие о переходе черноморских проливов в полное подчинение России. Конечно, британское правительство никогда и не собиралось признавать права русских на захваченные ими Босфор и Дарданеллы, однако, смертельная угроза высадки в Англии немецкого десанта, под прикрытием флота и дирижаблей, сделала премьера более сговорчивым.

Скрипя сердцем, Черчилль подписал предложенный русским послом документ, сварливо выговорив особый пункт договора, по которому подпись премьера имеет силу, если военная помощь будет оказана Англии в течение 24 часов с момента его подписания. Календарь на столе посла показывал 29 июня 1918 года.

Поздно вечером того же дня из Гельсингфорса вышла русская эскадра, возглавляемая капитаном первого ранга Михаилом Беренсом. Он держал свой флаг на линкоре «Петропавловск»,  вместе с которым в поход отправились линкоры «Гангут» и «Севастополь». Позднее к ним присоединились вышедшие из Ревеля крейсера «Адмирал Макаров», «Баян» и «Рюрик», вместе с минным отрядом во главе с эсминцем «Новик» и четырьмя тральщиками. Кроме этого, эскадру сопровождал авиатранспорт «Республика» с двумя гидропланами на борту.

Основной целью похода была атака на порт Либавы, где по данным разведки, находился отряд немецких тральщиков в составе шести кораблей. Они постоянно проводили траление акватории Данцигского залива и Куршской косы, сводя на нет результат деятельности русских миноносцев, регулярно выставлявших мины перед Пиллау и Данцигом. Ранее, обсуждая с Корниловым планы Балтфлота на этот год, контр-адмирал Щастный, в числе первых боевых задач флота, видел уничтожение этих кораблей противника.

Не желая повторять ошибки предшественников, Щастный хотел самым активным образом задействовать свои  корабли и, в первую очередь, линкоры и крейсера. Укомплектовав три линкора самыми лучшими кадрами с различных флотилий, адмирал вывел их на первое боевое крещение, назвав эту операцию «Походом Аргонавтов».   

Требование англичан о проведении срочной операции на Балтике пришлось, как нельзя, кстати, сам Щастный предлагал Корнилову провести набег на Либаву через неделю от названного Черчиллем срока, при подписании меморандума о черноморских проливах. 

Выход эскадры удалось сохранить в полной секретности и её утреннее появление у Либавы, стало полной неожиданностью для врага. Вначале вперед был выслан один из гидропланов с «Республики», который обнаружил отсутствие на рейде Либавы немецких тральщиков, ради которых вся операция, собственно говоря, и затевалась. 

Лётчик немедленно сообщил о своем открытии Беренсу вначале с помощью белой ракеты, а затем сбросив на флагман вымпел с запиской.

Отсутствие искомых тральщиков в Либаве несколько озадачило командира эскадры, но, имея приказ Щастного «пошуметь», Беренс решил не трогать Либаву и поискать боевую славу у берегов Данцига куда, скорее всего, ушли корабли врага.

Приняв столь смелое решение, Беренс поднял на мачте сигнал об изменении курса эскадры, и,  не прибегая к радио, разъяснил новую боевую задачу кораблям при помощи семафора. Возможность направления эскадры в сторону Данцига ранее рассматривалась Щастным и Беренсом, как запасной вариант этого похода, так как в нём была главная база подводных лодок, действующих на побережье Балтики.

Вновь развернув эскадру в походную колонну, Беренс приказал подняться в воздух второму самолету с «Республики», который представлял собой тяжелый бомбардировщик Сикорского типа «Илья Муромец», поставленный на поплавки.

Легко оторвавшись от воды самолет полетел впереди ордера эскадры, зорко  высматривая немецкие подводные лодки-главную угрозу для линкоров. Однако по иронии судьбы, подводная угроза в лице субмарины U-24, патрулирующей подходы к Данцигскому заливу, была ликвидирована не воздушным разведчиком, а непосредственно «Гангутом», идущим головным в кильватерном строе линкоров. «Гангут» буквально протаранил корпус подлодки своим мощным носом, когда та всплывала из морских глубин. 

Этот инцидент на некоторое время задержал русскую эскадру, потратившую время на осмотр носа и корпуса линкора после столь удивительного столкновения с врагом. Вскоре выяснилось, что линкор не пострадал, и Беренс отдал приказ о возобновлении похода.

К Данцигу русские корабли подошли после полудня, и первыми, кто нанес удар по врагу, были гидропланы. Медленно и неторопливо подлетели они к данцигскому порту со стороны моря, ввергнув немцев, совершенно не ожидавших появления в своем глубоком тылу русских самолетов, в состояние шока. Самолеты мирно прошлись над торговыми пароходами, заполнившими портовые причалы и уверенно вышли к военной гавани, где было пришвартовано одиннадцать подводных лодок. Первыми по врагу ударили пулеметы «Ильи Муромца», уверенно выкашивая причал от сновавших по нему матросов. Бомбардировщик по-хозяйски прошелся до самого конца бетонного причала и стал разворачиваться для повторного захода.

Следующий за ним гидроплан снизился до максимально безопасной высоты и перегнувшийся через борт второй летчик, стал метать гранаты по немецким подлодкам. Четыре из шести гранат удачно упали на вражеские субмарины, причинив их корпусам существенные повреждения. Конечно, русские гранаты не могли потопить «морских акул», как их прозвали моряки, но вывести из строя на  время-это им вполне удалось.

Налёт русских самолетов вызвал сильную панику среди немцев. Спасаясь от пулемётных очередей грозного аэроплана, они дружно бросились врассыпную кто куда, в поисках укрытия. Возвратившись на второй заход на пришвартованные к пирсу подлодки, «Илья Муромец» произвел прицельное бомбометание. Его боевой запас был куда весомей гидроплана-разведчика, и поэтому сброс его проводился с большей высоты. 

Восемь мощных взрывов потрясли акваторию причала, подняв высокие столбы огня, дыма и воды. У двух субмарин были основательно разворочены стальные корпуса, и вода мощными струями врывалась в их тёмные недра. Ещё одна подлодка лишилась своей боевой рубки, на её месте зияла огромная воронка, из которой вырывались яркие языки пламени. Прошло несколько минут, и корпус лодки стали сотрясать взрывы, это рвались снаряды трехдюймовой пушки, установленной на носу субмарины, и участь её была решена. 

Последней лодкой, стоящей у пирса, была красавица U-45, только что спущенная на воду и ещё не успевшая совершить ни одного похода. От сильного гидравлического удара вылетели заклёпки и разошлись швы и, брошенная на произвол судьбы экипажам, подлодка медленно тонула, погружаясь в воду у швартовочной стенки.

Третий заход на цель русского богатыря отправил на дно ещё одну подлодку кайзера. Кроме этого, были серьезно повреждены рули у соседней субмарины, сорвано с креплений орудие и сильно разбит от удара о пирс корпус третьей.

Закончив разгром и израсходовав все бомбы, русский бомбардировщик ещё раз прошелся пулемётами по затаившимся морякам и величаво удалился, обстреляв по дороге одну из немецких береговых батарей. 

Доблестные моряки рейха никак не могли перенести столь вопиющей наглости и, вскоре, из порта вышли четыре эсминца, вместе с лёгким крейсером «Дортмунд», получив приказ коменданта порта капитана цур зее Крафта: догнать и уничтожить русский авиатранспорт и все русские корабли сопровождения. Сразу после выхода в море перед их взором предстали три русских миноносца, поспешно уходящих от них в открытое море.