33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине - Евгений Анташкевич

У Сорокина от услышанного на душе стало серо, ему стало тяжело, так тяжело, что встреча показалась безнадёжно испорченной. Он напрягся – если так будет продолжаться дальше, надо вставать и уходить. И тут он вспомнил слова Штина о «зелёной тоске» и понял, что, если он встанет и уйдёт, тогда на его душе будет зелёная тоска, так как это уже было. Он посмотрел в глаза Давиду, тот ещё сыпал искрами, но Михаил Капитонович уже видел, что Давид тоже что-то понял, – он обмяк и опустил на стол руки.

– Извини, друг, – сказал Давид. – Давай действително говорить о чём-то другом.

Постепенно, хотя и с трудом, слово за слово они разговорились. Давид снова попросил письмо Вяземского и принялся читать его вслух: про Японию, про Серёжу Серебрянникова… Они смеялись тому, как живописал Гоша, какой Серёжа бабник; они заливались, читая про его похождения, и тогда Сорокин рассказал, как он встретился с Серебрянниковым в Фуцзядяне после опиекурильни, рассказал про медсестру Глафиру, про то, как стояли под дождём у витрины магазина, и даже в этом положении, через двойные окна, в тёмном торговом зале Серебрянников умудрился разглядеть какую-то красивую брюнетку.

– А я свэтленьких люблю! А Элеонора, извини за любопытство, она какая? – сквозь смех спросил Давид.

– Брюнетка, жгучая! – вытирая слёзы, ответил Сорокин. – А что?

– Ничего, это я – так!

Они уже съели горячее, и Михаил Капитонович стал замечать, что Давид поглядывает на часы.

– Ты торопишься?

– Да, уже! Ты посиди, выпей, завтра тебе всё равно ждать до вечера, выспишься, а меня Юля ждёт, идём в кинематограф! Давно обещал!

Давид ушёл. Было только половина девятого вечера, возвращаться домой не хотелось, это сулило одно – остаться одному. На душе ещё было легко от хохота, который их просто взорвал. Михаил Капитонович стал осматриваться и увидел, что на него, сидящего за столом уже в одиночестве, всё ещё косо поглядывают. Давид пошёл к Юле, а он про Лелю уже не вспоминает, однако сейчас он сидит за тем столом, где их познакомили и откуда она сбежала. Михаил Капитонович вспомнил, что Леля живёт около Пушкинской гимназии, той, что совсем недавно городское общественное управление передало для детей советских служащих КВЖД. Здание, в котором она находилась, покрасили в слабо-розовый цвет, и её стали называть розовая школа. Что-то в перерывах между взрывами смеха о ней, о розовой школе, говорил Давид. От нечего делать Михаил Капитонович стал вспоминать. Они говорили о разном, сначала о том, потом о чём-то другом, и ещё о чём-то другом, из любопытства он хотел вспомнить весь их разговор и с трудом шёл по его логической канве, получалось не всегда, однако делать было всё равно нечего, и вдруг он вспомнил, как Давид, смешно представляя Серебрянникова, сказал, что это странно, что такой мирный человек попал в семью к настоящим военным, которые только и умеют, что драться…

«Драться! – осенило Сорокина. – Завтра, на Сретенье, мушкетёры собрались драться с учениками этой самой розовой советской школы, вот что сказал Давид! Ну и что? – Сам того не замечая, он пожал плечами. – И чёрт с ними, и пусть дерутся. – И вдруг он понял. – Так это здорово, значит, завтра будет чем заняться! Пойду-ка я в управление, расскажу!» Он обрадовался, налил водки, выпил, закусил влажным пресным сыром, попросил официанта завернуть остатки и вдруг понял, что мысль, которая только что пришла ему в голову, какая-то нехорошая: «А вдруг Давид тоже будет там? Тогда наши могут его прихватить, арестовать, нашего барса! Барсика!» Сорокин улыбнулся и стал думать, пока официант заворачивал остатки закуски и переливал из кувшина в бутылку вино, а когда тот принёс завернутый пакет, решил: «В управлении ничего не скажу, а скажу только Миронычу, а дальше пусть выносит нелёгкая!»

Дома он всё допил и доел, порядочно опьянел и, пока укладывался спать, думал: «Всё, больше никаких Ремизовых с их Изабеллами и никаких Ли Чуньминей. Это их война! Мне-то что? Вот приедет Элеонора…!» Мысль про Элеонору вытянулась в длинную ноту и звучала, пока не затихла.

«Секретно

Начальнику Приамурского

отдела ГПУ

Бельскому Л.Н.

Как сообщалось ранее, 15 февраля с.г. бандой белоэмигрантской молодежи, называющей себя мушкетерами, планируется провокация против детей совграждан, учащихся харбинской советской средней школы. О происходящем через наше генконсульство официально проинформированы: губернатор ОРВП Чжан Цзо-линь, начальник городской полиции Чэн Шу-лю, начальник управления железнодорожной полиции Вэнь Ин-син. Через агентурные источники сведения до ведены до японцев: объектов «Ходи», «Оми», «Самур» для оказания влияния на полицию гор. Харбин. По имеющимся сведениям, к мушкетерам, которыми, как сообщалось ранее, руководит Барышников, примыкает другая группа молодежи, под руководством Покровского, в основном это студенты Юридического факультета, которые называют себя фашистами (по аналогии с известным Муссолини).

Приняты меры по предотвращению провокации.

Составлено на основании данных от источника «Барс».

Резидент ИНО ГПУ

Харбин

Утром Михаил Капитонович проснулся тяжёлый и хмурый. Он сел на кровати и спустил ноги на пол. Мысли после сна медленно восстанавливались и с трудом протягивали мостики к прошедшему, но по большей части они растворялись в похмельной муторности. Одну мысль Михаил Капитонович, как сопротивляющуюся рыбу на тонкой леске, всё-таки удерживал: сегодня приезжает Элеонора. Однако эта мысль не радовала, потому что она была обидная. Михаил Капитонович сидел и смотрел на свои босые ноги и свисающие на пол завязки кальсон. Он считал обиды: во-первых, он не знает, когда приходит поезд; во-вторых, он не знает, откуда приходит поезд; в-третьих, он вообще ничего не знает; а в-четвертых, если сложить всё предыдущее, то получается, что он должен сидеть дома и поджидать, когда прибежит посыльный из гостиницы и сообщит, что Элеонора его ждёт. И что получается, думал Михаил Капитонович, а получается то, что он тоже, как посыльный на эстафете, только в обратную сторону: из гостиницы прибегают к нему, передают палочку, и он с этой палочкой бежит в гостиницу, туда, где его в качестве приза ждёт Элеонора. Элеонора в качестве приза ему, правда, понравилась. Он глядел на свои ноги, шевелил пальцами, потом с силой сжал их, потом со всей силы сжал все мышцы тела, сделал «Хр-р-р!», плюнул в угол и расслабился.

Он огляделся. То, что он видел перед собой, можно было назвать одним словом – убожество! Железная кровать, плоский вылежанный матрац со скомканной, уже желтоватой простынёю и расплющенная подушка. Хозяин квартиры оставил ему круглый обеденный стол, два стула, комод с выдвижными ящиками, а три гвоздя для одежды в дверь со стороны комнаты он вбил сам. С того дня, как он здесь живёт, он один раз прошёлся по полам веником, о существовании которого и не знал бы, если бы не фронт и денщики. А здесь он сам себе денщик.

Он встал и пошёл мыться в раковине на маленькой кухоньке, в которой вдвоём было не развернуться. Вернулся с мыслью, что надо как-то изменить жизнь, и тут же понял, что никогда бы об этом не подумал, если бы не Элеонора. Он остановился посередине. В углах и на плинтусах комками «перекати-поля» лежала пыль. Скорее всего, пыль лежала везде, но на тусклых поверхностях старой мебели её не было видно. Он подошёл к комоду и взял фотографическую карточку в бронзовой рамке под стеклом. На ней была изображена вся компания, которая сфотографировалась во время венчания Георгия Вяземского. Из-за толстого слоя пыли на стекле лица были мутные. Он протёр стекло рукавом и понял, что нижнюю рубаху уже надо стирать.

«Тьфу, чёрт! – выругался он. – Надо кого-нибудь позвать, чтобы убрались… и скорее отсюда на воздух!» В голову стали пробираться предательские воспоминания о родительском доме в Омске, о его уютной комнатке с младшим братом, но дверь перед этими воспоминаниями он захлопнул.

«Попрошу Мироныча, он здесь всех знает, пусть мне горничную найдёт!»

Когда Михаил Капитонович вышел на улицу и посмотрел на часы, то удивился – ещё было без четверти девять, и он подумал: «Это отлично, успею на «кукушку», а там Мироныч!» – и он свистнул извозчику.

Мироныч оказался в курсе всего, что сегодня должно было произойти.

– Ты, ваше благородие, туда не лезь. Драка будет большая, к ней все заранее готовились, на этот счёт у них договор имеется…

Сорокин удивлённо слушал.

– Они часто друг дружку задирают, это уж не первый раз! Одне однех подстерегают, и начинается молотиловка… А тут недели две назад мушкеты напали на малолеток, так старши́е им не простили, и сегодня будет… Ты понял?..