Тень Гегемона. Театр теней (сборник) - Орсон Скотт Кард

В конце концов Боба заставил принять решение разговор, когда Петра вспомнила Эндера Виггина.

– Зачем он спас человечество? – сказала она со злобой изнеможения в аэропорту Дарвина.

– Чтобы прекратилась та дурацкая игра.

– Но ведь не для того, чтобы миром правил Ахилл.

– Когда-нибудь Ахилл помрет. Калигула же помер.

– Ему друзья помогли, – напомнила Петра.

– А когда он умрет, после него будет кто-нибудь получше. После Сталина был Хрущев. А после Калигулы – Марк Аврелий.

– Не сразу после. Сначала тридцать миллионов погибли в правление Сталина.

– Что ж, эти тридцать миллионов избавились от его власти раньше.

Иногда Боб говорил совершенно ужасные вещи, но Петра хорошо его знала и понимала, что так бездушно он мог говорить только в очень подавленном состоянии. В такие минуты он погружался в мысли о том, что он не человек и что эта разница его убивает.

– Ты совсем не такой равнодушный, – сказала она.

Обычно он спорил, когда она пыталась убедить его в том, что он человек. Сейчас он не стал, и Петре хотелось думать, что она добилась какого-то успеха, но могло быть и другое: ему стало безразлично, что она думает, и только поэтому он перестал отвечать.

– Если я где-то осяду, – сказал он, – мои шансы выжить станут нулевыми.

Ее кольнуло, что он сказал «мои шансы», а не «наши».

– Ты ненавидишь Ахилла и не хочешь, чтобы он правил миром, и если тебе нужен шанс ему воспрепятствовать, то надо осесть на месте и начать работать.

– Ладно, если ты такая умная, скажи мне, где такое место, где мне не грозила бы смерть.

– В Ватикане, – сказала Петра.

– И сколько акров в этом царстве? И насколько будут склонны кардиналы слушать мальчишку, которому только при алтаре прислуживать?

– Ладно, тогда где-то в границах Мусульманской Лиги.

– Мы неверные, – напомнил ей Боб.

– А они – люди, которые твердо решили не допустить над собой господства китайцев, или Гегемона, или вообще кого бы то ни было.

– Я говорю, что они не захотят нас принимать.

– А я говорю, что захотят или не захотят, но мы – враги их врага.

– Мы двое детей, у нас нет армии, нет ценной информации, нет влияния.

Это было настолько смешно, что Петра даже отвечать не стала. К тому же она наконец победила – он заговорил о том, где стоит осесть и работать, а не где делать это вообще.

Они оказались в Польше и, доехав на поезде от Катовице до Варшавы, прошли пешком через Лазенки, один из самых больших парков Европы, с вековыми тропами, петляющими среди огромных деревьев и саженцев, которые через много лет их заменят.

– Ты бывал здесь с сестрой Карлоттой? – спросила Петра.

– Однажды. У Эндера есть польские корни, ты это знаешь?

– Со стороны матери, наверное. Виггин – не польская фамилия.

– Ее девичья фамилия Вечорек, – пояснил Боб. – Тебе не показалось, что мистер Виггин похож на поляка? Он бы здесь отлично смотрелся. Хотя в наше время нация мало что значит.

– Нация? – удивилась Петра. – То, за что люди веками сражались и погибали?

– Я имею в виду происхождение. Многие сегодня несут кровь частично одного народа, частично другого… Я считаюсь греком, но мать моей матери была дипломатом из племени ибо, так что… в Африке я выгляжу полным греком, а в Греции – очень похож на африканца. А лично мне на это в высшей степени наплевать.

– Ты – особый случай, Боб. У тебя никогда не было родины.

– И детства тоже.

– Нам, воспитанникам Боевой школы, мало досталось и того и другого.

– И вот почему, наверное, столько ребят из Боевой школы так отчаянно доказывают свою преданность стране своего рождения.

Это было похоже на правду.

– Раз у нас так мало корней, мы держимся за те, что есть.

Она вспомнила Влада, до фанатизма русского, и Хана-Цыпа – Хань-Цзы, фанатичного китайца, и оба они добровольно помогли Ахиллу, когда он делал вид, что работает для их страны.

– И никто нам до конца не доверяет, – добавил Боб, – потому что все знают: наша истинная родина – космос. Наша верность принадлежит нашим товарищам по оружию.

– Или нам самим, – отозвалась Петра, думая об Ахилле.

– Я никогда и не делал вид, что у меня не так.

Очевидно, он решил, что она говорит о нем.

– Ты так гордишься своим эгоцентризмом, – поддела его Петра. – А на самом деле его-то у тебя и нет.

Он засмеялся и пошел дальше.

В этот необычно солнечный осенний день в парке было полно народу: семьи и бизнесмены, пожилые люди и молодые влюбленные – все прогуливались по зеленым аллеям, а на эстраде пианист исполнял какую-то пьесу Шопена, как происходило уже сотни лет каждый день. Петра осмелела и взяла Боба за руку, будто они тоже влюбленные или хотя бы друзья, которым хорошо друг с другом. К ее удивлению, он не отнял руки. Нет, он даже сжал ее ладонь в ответ, но если у нее и возникла мысль, что Боб способен на романтические чувства, он эту мысль тут же развеял.

– Давай вокруг пруда наперегонки!

И они побежали.

Только что же это за перегонки, когда бегуны не расцепляют рук, а победитель перетаскивает хохочущую побежденную через финишную черту?

Нет, Боб вел себя как мальчишка, поскольку понятия не имел, как вести себя по-мужски, значит Петре придется помочь ему. Она поймала его за другую руку, обвила себя его руками, потом встала на цыпочки и поцеловала Боба. Поцелуй пришелся в подбородок, потому что Боб чуть отпрянул, но все же это был поцелуй, и после минутного колебания Боб притянул ее ближе к себе и кое-как нашел ее губы своими, почти не сталкиваясь носами.

Ни у кого из них не было в этом особого опыта, и Петра не могла бы сказать, что они целуются как надо. Единственный поцелуй, полученный до сих пор, был от Ахилла – вместо пули в живот в упор. И уж точно любой поцелуй Боба был лучше любого поцелуя Ахилла.

– Значит, ты меня любишь, – сказала Петра, когда поцелуй закончился.

– Я – масса бушующих гормонов и слишком молод, чтобы их укротить. Ты – самка близкородственного вида. Согласно приматологии, у меня просто нет выбора.

– И это хорошо, – ответила она, обнимая его за шею.

– Совсем не хорошо, – возразил он. – Не мое это дело – целоваться.

– Это я попросила.

– Я не стану рожать детей.

– Разумное решение, – согласилась она. – Я их рожу за тебя.

– Ты меня поняла, – сказал Боб.

– От поцелуев это не случается, так что тебе пока ничего не грозит.

Боб раздраженно застонал и отодвинулся от Петры, стал ходить кругами, потом подошел прямо к ней и снова поцеловал.

– Мне хотелось это сделать почти все время, что мы с тобой ездим.

– Я знаю. Судя по тому, как ты упорно делал вид, что меня не замечаешь.

– Я всегда был излишне экспрессивен в эмоциях.

Он снова обнял ее. Мимо прошла пожилая пара. Мужчина посмотрел неодобрительно, будто хотел сказать, что эти молодые глупцы могли бы найти место поукромнее, чтобы обниматься и целоваться. Но старушка с седыми волосами, повязанными шарфом, подмигнула им, будто говоря: молодец парень, девчонок надо целовать усердно и часто.

Боб будто четко услышал эти слова и повторил их Петре.

– Так что ты выполняешь общественно полезную работу, – заключила Петра.

– К удовольствию почтеннейшей публики, – согласился Боб.

– Могу вас уверить, что публика довольна, – произнес голос сзади.

Петра и Боб повернулись мгновенно.

Молодой человек, но определенно не поляк. Судя по внешности, бирманец или таец, наверняка с берегов Южно-Китайского моря. Моложе Петры, даже если учесть, что уроженцы Юго-Восточной Азии всегда кажутся моложе своих лет. А одет в старомодный костюм и галстук, как бизнесмен средней руки.

Но что-то в нем было – в уверенной осанке, в том, что он воспринимал как нечто само собой разумеющееся право находиться в их обществе и поддразнивать их на такие личные темы, – и Петра поняла, что он из Боевой школы.

Но Боб знал о нем больше.

– Привет, Амбул!

Амбул отдал честь одновременно небрежным и преувеличенным жестом мальчишки из Боевой школы:

– Здравия желаю, сэр!

– Помню, я давал тебе задание, – сказал Боб. – Взять одного новичка и помочь ему разобраться, как пользоваться костюмом.

– И я его выполнил на отлично. Такой он смешной был, когда я его в первый раз заморозил в Боевом зале – обхохочешься.

– Не могу поверить, что он тебя до сих пор не убил.

– Меня спасла моя ненужность для тайского правительства.

– Боюсь, это моя вина.

– Зато она спасла мне жизнь.

– Привет, меня зовут Петра! – Спутница Боба намеренно взяла оскорбленный тон.