Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

Но Том отнюдь не был склонен рассчитывать на кого бы то ни было, кроме себя самого, хотя, весьма чувствительный от природы к любой похвале, в чем бы она ни выражалась, радовался, когда дядюшка Глегг дружески посматривал на него, заходя в контору по делу, и приглашал его к себе обедать; правда, он обычно отказывался под тем предлогом, что может не поспеть вовремя. Но за год до описываемых событий Том имел случай подвергать испытанию дружеские чувства дядюшки Глегга.

Однажды вечером по пути домой из Сент-Огга Том встретил на мосту Боба Джейкина — тот всегда заходил навестить их с Мэгги, когда бывал в городе, а теперь поджидал его, чтобы побеседовать с глазу на глаз. Боб взял на себя смелость поинтересоваться — не подумывает ли мастер Том, что недурно бы заработать немножко деньжат, торгуя на свой страх и риск. Торгуя? А как? — желал бы знать Том. Как? Да вот послать несколько штук товара в заграничные порты. У Боба есть один близкий друг, который предлагает ему провернуть дельце с лейсхэмскими товарами и будет рад услужить мастеру Тому на тех же основаниях. Том сразу же заинтересовался и попросил объяснить все подробнее, удивляясь, как ему самому не пришла в голову такая мысль. Он так обрадовался возможности путем этой комбинации превратить медленпый процесс сложения в умножение, что тут же решил поговорить с отцом и взять с его согласия часть денег на приобретение небольшой партии товара. Он бы предпочел не посвящать в это отца, но он как раз положил коробку свое жалованье за последние полгода, и у него не было другого выхода. Все сбережения лежали в жестяной коробке, ибо мистер Талливер не соглашался отдать деньги под проценты, боясь их потерять. После того как он пытался заработать на зерне и продал себе в убыток, у него душа была бы не на месте, если бы он выпустил деньги из-под присмотра.

В тот вечер, сидя вместе с отцом перед камином, Том осторожно заговорил о своем плане. Мистер Талливер слушал, наклонившись вперед в кресле и подозрительно посматривая на сына. Первым его побуждением было отказать наотрез, но он стал теперь прислушиваться к желаниям Тома, и поскольку им владело чувство, что он неудачливый отец, он куда менее безапелляционно выражал свое мнение и не стремился непременно поставить на своем. Он вынул из кармана ключи от бюро, достал оттуда ключ от большого сундука и медленно, словно желая оттянуть тягостный миг прощания, вынул жестяную коробку. Затем сел за стол и открыл коробку ключиком, который лежал у него в кармане жилета, — он всегда машинально принимался нащупывать его, стоило ему только задуматься. Вот они — засаленные банкноты и блестящие соверены; выкладывая на стол, он пересчитал их: всего сто шестнадцать фунтов за два года, и это при том, что они во всем урезывают себя.

— Сколько же тебе нужно? — спросил мистер Талливер так, будто слова жгли ему губы.

— Ты не будешь против, если я начну с тридцати шести фунтов, отец? — сказал Том.

Мистер Талливер отделил требуемую сумму и, положив на нее руку, вздохнул.

— Это все, что я могу скопить при своем жалованье за целый год.

— Да, отец, из тех жалких грошей, что мы получаем, не скоро накопишь, сколько нам нужно. А теперь мы сможем удвоить наши сбережения.

— Оно верно, сынок, — сказал отец, все еще держа руку на деньгах, — но ты можешь и потерять их — потерять год моей жизни… а у меня этих лет осталось не так уж много.

Том ничего не ответил.

— Ты ведь знаешь, что я не стал выплачивать долга из первой сотни, потому как я хочу видеть все деньги вместе —> только тогда я спокоен, что они у меня есть. Коли понадеешься на удачу, она наверняка повернется спиной. Удача-то в лапах у нечистого: а коли я потеряю хоть один год, мне уж никогда его не найти — смерть меня перегонит.

У мистера Талливера задрожал голос. Помолчав немного, Том сказал:

— Я откажусь от этого дела, отец, раз это тебе так не по душе.

Но, не желая совсем расставаться со своим планом, он решил попросить дядюшку Глегга рискнуть двадцатью фунтами — одолжить их ему из пяти процентов. Не такая уж это большая просьба. Вот почему, когда на следующий день Боб заглянул на пристань, чтобы узнать, каково его решение, Том предложил вместе пойти к дядюшке Глеггу для переговоров; гордость и застенчивость связывали ему язык, и он чувствовал, что Боб поможет ему справиться с замешательством.

Было четыре часа пополудни — самое приятное время жаркого августовского дня, и мистер Глегг, разумеется, пересчитывал плоды на деревьях, растущих у изгороди, желая удостовериться, что со вчерашнего дня общая сумма их не изменилась. Туда к нему и прошел Том в весьма сомнительной, как показалось мистеру Глеггу, компании: его сопровождал какой-то человек с тюком на спине — Боб снова приготовился в путь — и огромный пятнистый бультерьер, который бежал, помахивая хвостом и посматривая на всех прищуренным глазом с угрюмым безразличием, за коим могли скрываться весьма воинственные намерения. Благодаря очкам, в которых мистер Глегг считал фрукты, все эти подозрительные подробности предстали перед ним с пугающей ясностью.

— Эй, эй, придержите-ка собаку, — закричал он, схватив палку и выставляя ее перед собой, как щит, когда посетители подошли к нему ближе.

— А ну, убирайся, Мампс, — сказал Боб, пнув его ногой. — Он кроток, как овечка, сэр. — Слова эти Мампс подтвердил глухим рычанием, отступая за спину хозяина.

— Что это значит, Том? — сказал мистер Глегг. — Ты получил сведения о негодяях, которые срубили мои деревья? — Если Боб олицетворял собою эти «сведения», мистер Глегг мог допустить и некоторое нарушение порядка.

— Нет, сэр, — сказал Том, — я пришел поговорить с вами об одном деле, касающемся лично меня.

— А… хорошо, но при чем же тут этот пес? — спросил старый джентльмен, успокаиваясь.

— Это мой пес, сэр, — сказал Боб, который никогда не терялся. — Я-то и надоумил мастера Тома насчет этого дельца: ведь мастер Том был мне другом, еще когда я пешком под стол ходил; я тогда пугал птиц для старого хозяина — первая моя работа. И коли мне подворачивается выгодное дельце, я всегда думаю, как бы и мастеру Тому перепал кусочек. Стыд и срам не сколотить немного деньжат, послав за границу товары, — чистых десять — двенадцать процентов прибыли после того, как заплатишь за перевозку и отдашь за услугу, — а только он не может воспользоваться этим, потому как у него нет наличных. А товары-то какие — лейсхемские! Да ведь они будто нарочно сделаны для тех, кто хочет послать за границу небольшой груз, — лопни мои глаза, коли не так! Легкие и, почитай, никакого места не занимают; двадцать фунтов запакуешь — и не видно. А уж качество — любому дураку по вкусу: они долго не залежатся, можете мне поверить. Я как раз иду в Лейсхем покупать товар для себя и могу купить и для мастера Тома тоже. А на одной посудине есть у меня знакомый третий помощник — так он обещал вывезти их отсюда. Я его хорошо знаю, на него можно положиться, у него здесь в городе семья. Его зовут Сол — вот уж верно, соленый парень, — а коли вы мне не верите, я могу свести вас к нему.

Дядюшка Глегг даже рот разинул от изумления, слушая эту бойкую тираду, за которой он еле мог поспеть. Он поглядел на Боба сперва поверх очков, затем через очки, затем снова поверх; а Том, не зная, какое впечатление все это произвело на дядюшку Глегга, уже жалел, что взял с собой этого единственного в своем роде Аарона,[77] глашатая их общих интересов. Теперь, когда Боба слушал, кроме него, еще кто-то, его разглагольствования показались Тому куда менее уместными.

— А ты, видать, разбитной парень, — сказал наконец мистер Глегг.

— Да, сэр, истинная правда, — утвердительно кивнул Боб и склонил голову набок. — Мне чудится, что в котелке у меня прямо все кишмя кишит, как в старом сыре, потому как у меня столько всяких планов, один другой так и выпихивают. Ежели бы не Мампс, чтобы было с кем поболтать, я бы, верно, и на ногах не устоял, так голова перевешивает. Это, видать, потому, что я не ходил в шкоду. Я уж и то ругаю свою старуху. «Ты бы должна была чаще посылать меня в школу, — говорю я ей, — мог бы я читать всякие занятные книжки, так и было бы у меня в голове прохладно и пусто». Да, моя старуха живет теперь припеваючи, ест жареное мясо с картошкой сколько влезет. Деньги на меня так и сыплются — придется завести жену, чтобы она их изводила. А только хлопотное это дело — жена, да и Мампсу она может прийтись не по вкусу.

Дядюшку Глегга, который с тех пор, как удалился от дел, считал себя шутником, Боб определенно стал забавлять, но так как он имел в виду сделать ему неодобрительное замечание, он старался не улыбаться.

— Да, — сказал он, — можно поверить, что ты не знаешь, куда девать деньги, ежели держишь этого пса; он же ест за двоих. Просто позор, просто позор! — Но в голосе его звучала скорее печаль, чем гнев, и он быстро добавил: — Ну ладно, давай поговорим о делах, Том. Ты, верно, хочешь занять у меня небольшую сумму. Но где же твои деньги? Ты ведь не тратишь все до последнего пенни — а?