Ди-Джей - Александр Берник

Глава 17. Локация 3. Если долго мучиться — ничего не получится, только приобретёшь сутулость первой степени.

Сидя в шатре на деревянном троне, Дима уже, кажется, больше часа маялся сомнениями по поводу следующей претендентки на своё внимание. Маму трогать не хотелось. Именно в прямом смысле слова «трогать». Поэтому студент изначально не рассматривал доведения представительницы этого архетипа до секса.

Он почему-то изначально был уверен, что при подборе ключиков к этой рано обабившейся молодой женщине, секс априори не предполагался. Вот только всё в этом отношении было уж как-то слишком просто.

Для неё муж — опора семьи и хозяин в доме. Так он таковым и являлся по вводным условиям задачи. Какие тут нужны ключики, когда она его по любому примет, как должное. Просто по тому, что он законный муж по умолчанию и не только главный в её доме, но и Глава целого Рода.

И вот здесь-то и всплывала логическая нестыковка. Суккуба однозначно дала понять, что лёгких и простых среди представительниц гарема нет. Со всеми придётся попотеть и поломать голову над сценическим образом. Главное в задании — их нельзя ни в коем случае обидеть.

Дима: — Стоп! А на что может обидеться девушка-мама? Только на одно. Если я не буду соответствовать её представлениям о муже. А какой идеал мужчины может быть в голове у домохозяйки?

И тут в памяти замелькали образы из старых фильмов, и все почему-то про деревню, постепенно складываясь в сложный, непонятный для него образ эдакого крепкого хозяйственного кулака, по каким-то причинам вовремя не раскулаченного при советской власти.

Степенного. Вечно хмурого и несловоохотливого. С мастеровитыми руками, что и топором мастак, и с литовкой, как с ней родился. Да и по дому, где починить да поправить за сторонними умельцами не побежит. Сам всё сделает.

Образ-то сложился. Вот только ему разгильдяю и неумёхе, в этих делах сыграть подобного столпа крепкого домовладения вряд ли получится. По сути дела, молодому человеку требовалось изобразить свою полную противоположность.

Но при этом он чётко осознал, что стоит только вывалиться из образа или, боже упаси, намекнуть на сексуальную заинтересованность к ней, девушка сначала перепугается, а потом обидится, на то что муж попался непутёвый и не такой, как должно быть, а там уже последует неминуемое наказание.

Как Суккуба будет убивать, Дима не знал, и фантазировать на эту тему желания не было. Может, опять метеорит башку размозжит, хотя вряд ли эта всемогущая сущность будет повторяться. Может земля разверзнется, и он улетит в тартарары. Может, сожжёт к чертям собачьим в адском пламени в его же шатре, не дав выбраться. Какая разница. Проверять не хотелось от слова «совсем».

Он неохотно поднялся со своего царского седалища с тяжёлым вздохом, как бы говоря самому себе «никуда не денешься, не слюбится, а женишься» и принялся важно разгуливать, стараясь войти в образ степенного, правильного со всех сторон альфа-самца по устоям Домостроя.

Дима, конечно, не знал, что собой обязан представлять подобный типаж, но чисто визуально ему казалось, что это должно было выглядеть именно так. Спина прямая, будто кол проглотил или снизу вставили. Походка важная и неспешная. Да и всё, наверное, подобный человек должен делать не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой.

Подбородок задрал, грудь выпятил так, что глаза перестали землю видеть. Втянул живот, но, посчитав это моветоном для добропорядочного хозяина скотского двора, наоборот, выпятил, добавив туда же и нижнюю губу, посчитав, что обязан выглядеть не лихим орлом, а обожравшимся коршуном, небрежно приоткрывшим тяжёлые, сытые от жизни веки.

А обожравшимся он должен выглядеть оттого, что кормят хорошо да сытно. Такой добротный вид избыточного достатка в виде жировых отложений любая домохозяйка почтёт за комплимент. Знать, кормит справно. Знать, её стряпня впрок мужу идёт. Замер. Постоял, прислушиваясь к организму.

Дима: — Да. Это та ещё гимнастика. Йога отдыхает. Я так долго не продержусь.

И сдулся до естественного состояния, поняв, что визуально, при его сегодняшней комплекции, в придуманный идеал себя никак не запихать. Да и стоит ли прямо сейчас. В конце концов, будет к чему стремиться по жизни. Она ведь тоже ещё молодка, и не во всех достоинствах заплывшая достатком. Главное — внутренний стержень: сдерживать и корчить из себя порядочного, по её мнению, мужчину. На этом и порешил.

Тем не менее, в шатёр домохозяйки-мамочки он вошёл с туго натянутым позвоночником в струнку. Степенно снял тагельмуст, взяв его на предплечье левой руки как армейскую фуражку по уставу. Отвесил поклон на не гнувшейся спине и помпезно поздоровался:

— Здрава будь, жена моя, — и хозяйским взором, чинно осмотрел убранство шатра, останавливая взгляд на каждой безделушке, словно тут же навешивая ценник и пребывая в процессе инвентаризации, как бы между делом представился, чуть-чуть приврав в имени, данном ему жрецом, — я Тот-Кто-Зовётся-Великим-Ди, но тебе дозволяю звать меня просто: «муж мой».

И был день. Самый напряжённый и тяжёлый в его жизни. Никогда ещё в Диминой практике не было экзамена такой тягостной протяжённости без перерывов на «расслабиться» и перекуров на «отдышаться». Даже с мочевым пузырём Суккуба точно что-то сделала, дрянь, потому что за всё время, молодой человек ни одного позыва не испытал, а искусственно использовать этот предлог, не позволял образ.

Вначале скованность и непонимание того, как правильно себя вести, отчасти даже помогали с ролью. Но чем дольше это продолжалось, тем больше хотелось всё бросить к чёртовой матери и сдаться, в одно мгновение превратившись в разгильдяя по жизни, каким он, оказывается и был на фоне играемого им домовитого хозяйственника.

Послать эту добродушную застенчивость и навязчивую обходительность в виде размякшей не только снаружи, но и изнутри девицы с вполне симпатичным личиком, но с откровенно серым и убогим интеллектом куда подальше. Получить своё заслуженное наказание, да пропади оно всё пропадом, и начать локацию заново, но уже сознательно, никуда не спеша, растянув всю эту хрень с архетипами на год — другой.

Спина уже болела от постоянного напряжения. Дима отчётливо понимал, что если его сегодня Джей не убьёт, то он завтра и так не встанет, превратившись в безнадёжного инвалида I группы, притом по каменно-вековой социальной несправедливости, даже без признаков на заслуженную пенсию.

С шеей вообще творилось нечто странное. Она уже через час гордого пребывания не поворачивалась и не гнулась ни в одном из направлений степеней свободы. Притом, при попытке расслабить, эта часть туловища устроила откровенную забастовку, напрочь отказываясь отпустить зажатые позвонки и мышцы. Дима даже испытал