Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - Коллектив авторов

Сюй Чжэнь-цин[1007]

Перевод В. Тихомирова

В скитаньях провел два года,третья осень грядет.От дома вдали по реке Цзишуйодинокая лодка плывет.Вдруг увидел желтые хризантемы —стало еще грустней.Завтра снова в родимый садпраздник Чунъян придет.

Ян Шэнь[1008]

Перевод Е. Витковского

Луна ясна,       безоблачен небосвод.Видно отчетливо, как по Янцзы       из края далекого лодка плывет.Словно вода, прозрачен       свет, струимый луной.Гладь Янцзы не тревожима       даже самой малой волной.С цветом неба сливается       цвет спокойной влаги речной.Плакучие ивы на берегах       легко различить вдалеке.Испуганы ярким светом луны,       птицы кричат на песке.Бросить бы весла и бечеву,       подняться бы налегке,С попутным ветром уйти в небеса,       плыть по Небесной Реке.

Ци Цзи-гуан[1009]

Перевод В. Тихомирова

Еду на север, скачу на юг —исполняю государев приказ.Северной степью, цветами югалюбовался уже не раз.Годы проходят — в каждомтри сотни и шесть десятков дней.Верхом на коне с копьем наготовекаждый день, каждый час.

Ван Чжи-дэн[1010]

Перевод В. Тихомирова

На мелях в устье реки Хуанпуволны о небо бьются.В лунной дымке город застыл,в тумане вершины ив.Луна под утро еще светла;рыбы в сетях бьются.Люди готовят к отплытью лодки;вот-вот начнется прилив.

Ли Сянь-фан[1011]

Перевод В. Тихомирова

В третьей луне ветер повеет —по пшенице бежит волна.На закатах с берега Хуанхэбезмятежная гладь видна.Везде — в селеньях, по краям полейплакучие ивы стоят.Дорога до самых ворот Юнчэнався зеленым-зелена.

Тан Сянь-цзу[1012]

Перевод Е. Витковского

Лежит тишина над осенней рекой,редки лодок огни.Ущербный месяц на небе слежу,стоя в лесной тени.Водяные птицы от света лунывстрепенутся, снова заснут.Светлякам на крылья пала роса:летать не могут они.

Чжан Ган-сунь[1013]

Перевод И. Смирнова

На рисовом поле иссохлась земля,—готова дорога коню.Стебли уже пожелтели совсем,—гибнет рис на корню.Пять месяцев — и ни капли дождя!Скоро шестой пройдет…Крестьяне горькие слезы льют,в пустой глядят небосвод.В прошлом году обильный снегзасыпал поля и сады.Старики говорили — в новом годубудет много воды.За месяцем месяц идет чередой,солнцем земля сожжена.Видать, голодное время пришло,на рис поднялась цена.По берегам Великой рекиветер клубит песок.В колодце нет ни капли воды,бездействует водосток.Птицы раскрыли клювы в лесах —зной палящ и зловещ.На дне иссякшей реки лежитвысохший мертвый лещ.На измученных лицах кожа черна,больные в каждом дому.Десятерых уложит жара,выжить — едва одному.Если бы жизнедатным дождемвнезапно сменилась жара —Вот бы радовались старики,веселилась бы детвора!В низинах влажных смогли б собрать —пусть небольшой — урожай.Но и в этот год в государев амбарзерновой налог подавай!Не уплатишь налога — чиновников жди,страшна их скорая месть:Сколько до смерти засекутдетей, стариков — не счесть!

Чэнь Цзы-лун[1014]

Перевод В. Тихомирова

Скрипят колеса в желтой пылина вечернем пути.Муж толкает, жена впрягласьв оглобли тележки.Бросили дом —куда же теперь идти?Вместо обеда жуют на привалеильмовые орешки.Мечтают: в мирном краюриса вдосталь — не то что в родном.Сухую полыньветер гонит по свету.Вдруг впередиограду увидели, дом.Встретят гостейи вволю накормят в нем.Стучат в ворота — ответа нет;давно покинут — пустого котла не сыскать.Куда же дальше? В пустынном проулкеслезы льются дождем.

Корея

Вступительная статья М. Никитиной.

Составление, научная редакция переводов Л. Концевича.

Подстрочные переводы со старокорейского М. Никитиной, Л. Концевича; с ханмуна — Е. Синицына, Л. Ждановой.

Примечания: Л. Концевич, М. Никитина.

Поэтическое слово в корейской культуре

Историограф Ким Бусик, повествуя о создании ранних корейских государств, отнес появление первых поэтических произведений к 28 году н. э. Песни, которые сочинил правитель Силла Юри-ван, стали, как пишет Ким Бусик в «Исторических записях о Трех государствах» («Самчук саги», 1145), «началом песен и музыки на корейской земле». Юри-вану же приписывается и «Песня об иволгах». Внимание, которое уделил историограф этим событиям, говорит об осознании поэтического творчества как предельно значимого явления своей культуры, как свидетельства перехода от состояния «дикости» к государственности и цивилизации.

Такое отношение к поэтическому слову было унаследовано от тех далеких времен, когда на Корейском полуострове обитали отдельные племена, создавались племенные союзы. В их жизни большую роль играл ритуал, который в пережиточной форме сохранялся и позже. В первых веках нашей эры, когда возникают государства Силла, Пэкче, Когурё, складывается с помощью китайской своя письменная традиция, ритуальные поэтические тексты записываются. Они дошли до нас в исторических сочинениях, в обрамлении преданий и легенд, объясняющих древний поэтический текст, истинный смысл которого ко времени записи бывал уже забыт. Историки соотносили их с актами образования государств («Взываем к черепахе»), с критическими моментами в жизни первых правителей или важных в стране лиц («Песня об иволгах», «Море»).

Песня «Взываем к черепахе» входила в состав ритуала, призванного, по-видимому, поднять плодоносящую силу земли и подразумевающего активную роль в этом племенного вождя. «Взываем к черепахе», «Море», «Песня об иволгах» сохранились в переводах на китайский язык, который позже получил название ханмун (корейская разновидность древнего китайского литературного языка «вэньянь»). Произведения древней поэзии записывались и по-корейски, при помощи «хянчхаля» — одной из разновидностей «иду».[1015] Они назывались «хянга», или «санвэ норэ», — «песни родной стороны» (или «песни востока»), в противоположность «танси» — «танским стихам», то есть китайской поэзии.

Сохранилось двадцать пять хянга. Среди них — авторские произведения, сравнительно поздние. Встречаются и фольклорные, восходящие к древним обрядам (в том числе, возможно, свадебным, как «Песня о цветах»). Не исключено, что эти хянга, содержание которых со временем было переосмыслено, не менее древние, чем «Взываем к черепахе».

Судя по тому, что сообщается о хянга в сочинении буддиста Ирёна «События, оставшиеся от времен Трех государств» («Самгук юса», около 1285), где помещены четырнадцать текстов, к их созданию и исполнению прибегали в критических ситуациях в судьбе отдельного человека или целого государства. Астролог Юн творит хянга, чтобы сгинула комета — небесное знамение, грозящее вторжением с Японских островов; буддийский монах Вольмён слагает хянга — заупокойную молитву, дабы помочь духу усопшей сестры, и т. д.

Самые поздние хянга, — их одиннадцать, — принадлежат известному деятелю корейского буддизма и поэту Кюнё (917–973). По существу, это первый сохранившийся до нашего времени сборник поэзии на корейском языке. Хянга Кюнё исполнялись не только во время буддийских церемоний, где ими заменялись китайские тексты. По свидетельству современника, они были очень популярны в народе, их читали нараспев для исцеления от болезней, их тексты вешали на стены с целью отогнать духов. Хянга Кюнё — значительное явление как в истории корейского буддизма, так и в истории корейской поэзии на родном языке: их воздействие сказывалось столетия спустя.